— Ну что ж! Именно так…
— Тогда я свою колымагу подгоню к тому кабаку возле завода и забегу проглотить бифштекс или сосиску. Там вы меня и найдете.
Прождав весь день, Рауль Дюшмэн вечером вернулся на улицу Дам; Овид так и не появился. Это было накануне того дня, когда Соливо попытался убить Жанну Фортье.
Пока разворачивались все эти события, каждый жил своей собственной жизнью.
Лже-Арман был полон веры в себя, что, впрочем, нисколько не мешало ему с нетерпением ждать известия о некоем «несчастном случае», которое окончательно бы развеяло все возможные опасения.
Срок, назначенный для подписания брачного контракта между госпожой Арман и Люсьеном Лабру, оставался без изменений. Сияющая Мэри намеревалась в день подписания контракта устроить грандиозный праздник; ей хотелось, чтобы свидетелей ее счастья было как можно больше.
Люсьен был очень занят на заводе, ему даже некогда было повидаться с Этьеном и Жоржем. Без всякого энтузиазма он, преодолевая себя, продолжал играть навязанную ему художником роль.
А Этьен хотел во что бы то ни стало напасть на след Рауля Дюшмэна и госпожи Аманды. Памятуя о том, что сказала ему служанка в гостинице «Привал охотников», он решил, что будет ездить теперь в Буа-ле-Руа каждое воскресенье.
Вечером того дня, когда Жанна едва не погибла, Поль Арман задержался на заводе дольше обычного. Дюшмэн с дьявольским терпением ежедневно дежурил на своем посту. Вдруг напротив заводских дверей остановилась карета. Из нее вышел какой-то человек, и Рауль шагнул вперед, чтобы разглядеть лицо позднего гостя. Увидев его, он чуть не вскричал от неожиданности. Это был Овид Соливо — «барон де Рэйсс».
Это и в самом деле был Овид Соливо, приехавший доложить Полю новость. Днем он послал ему телеграмму, извещая, что будет на заводе вечером, в половине восьмого. Слушая рассказ о том, как было совершено преступление, Поль содрогался от ужаса. Тот факт, что вместе с Жанной раздавило еще и какого-то паренька, показался ему особенно чудовищным, и он сказал об этом «братцу».
— Досадно, согласен, — ответил Соливо. — Но нужно же было довести дело до конца…
— А ты хотя бы уверен в том, что Жанна и в самом деле умерла?
— Как она может быть жива, если на голову ей свалилась люлька весом в пятьсот или шестьсот килограммов? Я видел ее так же, как и тебя сейчас: она лежала на земле мертвая, с расколотым черепом. Ну же, приятель, не волнуйся ни о чем; теперь ты можешь спать спокойно, она не вернется с того света, как Люси… Что сделано, то сделано. Назад не поворотишь. И не будем больше об этом, поговорим лучше о деле…
— О каком еще деле?
— Но, черт возьми! О нашем, о моем — все едино. Я до сих пор вел себя как друг, как настоящий друг, нисколько не заботясь о себе; но после того, что я сделал нынче утром, пожалуй, пора завязывать. Все кончено! И с меня хватит! Хочу уехать из Парижа.
— Ты боишься?
— Не так чтобы уж очень: я ведь был предельно осторожен. Но никогда нельзя знать наверняка, что может случиться.
— Чего же ты опасаешься?
— Друг мой, нельзя быть таким наивным.
— По-моему, тебе абсолютно ничего не грозит, если на Жи-ле-Кер все было именно так, как ты мне только что рассказал.
— Ну, у меня такое сейчас настроение. Чего ты хочешь: я старею. Меня потянуло на тихую жизнь, а спокойно спать я теперь смогу лишь в какой-нибудь другой стране.
— И куда же ты собрался?
— Вернусь в Америку. Мне очень нравятся тамошние края. Я намерен отправиться в Буэнос-Айрес; мне очень расхвалили этот город.
— Ну хорошо! Ты и там будешь получать свою ренту.
Соливо скривился.
— Ну уж нет! — заявил он. — Во-первых, она несколько маловата! Аппетиты у меня куда больше. К тому же еще неизвестно, кто кого переживет! Предположим, ты сыграешь в ящик. И кто же в этом случае будет выплачивать мне ренту?
— Если в твоих руках окажется крупная сумма, ты растранжиришь ее за несколько месяцев, если не за несколько дней…
Овид издевательски поклонился и произнес:
— Премного благодарен за вашу заботу! Ей-богу, очень растроган! Может, еще опекуна мне назначишь, а, братец? И тем не менее я предпочитаю иметь капитал, а не ренту.
— Какую сумму ты требуешь?
— Сейчас я тебе скажу, и учти: это окончательное решение. Торговаться бесполезно. Я хочу пятьсот тысяч франков.
— Ты получишь эти деньги.
— Отлично! Ну что ж! Через неделю, в следующую субботу, я сяду на корабль в Гавре. А в четверг у нас будет прощальный ужин, и ты вручишь мне деньги.
— Тогда до четверга; заедешь за мной сюда.
Вдвоем они вышли с завода. Овид заметил проезжавший неподалеку фиакр. Он остановил его и велел отвезти их в Пале-Руайаль.
Дюшмэн, увидев, что Соливо останавливает фиакр, насторожился. Он легонько стукнул пару раз в стекло, отделявшее его от кучера; тот только того и ждал — карета тут же тронулась с места. Овид, садившийся в этот момент в фиакр, услышал цокот копыт и обернулся, но совершенно машинально — у него не возникло ни малейших подозрений.
Однако когда карета проехала метров пятьдесят, он опять обернулся и посмотрел в заднее окошечко.
Внезапно ему стало не по себе. Тот самый фиакр ехал за ними следом. Овид нахмурился. Потом, опустив переднее стекло, сказал кучеру:
— Сверните. Поезжайте налево, через Терн.
— Почему ты решил вдруг изменить маршрут? — спросил миллионер.
— Чуть погодя объясню.
Кучер послушно свернул на боковую улочку, и карета покатилась в направлении Терн. Овид Соливо приник к заднему стеклу. Фиакр с красными фонарями по-прежнему ехал следом, шагах в двадцати, строго соблюдая дистанцию.
— Ах, мерзавка! — сквозь зубы сказал Соливо.
— Но что случилось в конце-то концов? — прошептал Поль Арман; им овладело беспокойство.
— Случилось то, что за нами следят! Вот что случилось!
Миллионер смертельно побледнел.
— О! Успокойся! Ты тут ни при чем. Следят за мной; я даже знаю, кто.
— Знаешь?
— Одна женщина. Да, готов поставить сто тысяч франков против сорока су, что в той колымаге изволит разъезжать некая особа — весьма молодая и хорошенькая, но страшная плутовка…
— Что все это значит?
— Это значит, что Аманде Регами, которую я без лишних слов покинул в Буа-ле-Руа, взбрело в голову узнать, где я живу и кто такой на самом деле барон де Рэйсс. Но сегодня ей, увы, не суждено выяснить, где находится прибежище нашего славного Овида. Мы пустим ее сейчас по ложному следу; забавно получится…
Соливо внимательно изучал одежду своего спутника. На нем было светлое демисезонное пальто и обтянутый шелком цилиндр. А у Овида пальто было темном и круглая фетровая шляпа. Роста и сложения они были примерно одинакового.
— Давай-ка поменяемся, — сказал Соливо. — Снимай пальто и шляпу и надевай мою одежду.
Хладнокровие Овида подействовало на лже-Армана несколько успокаивающе. Они быстро переоделись. Затем дижонец вновь опустил стекло и приказал кучеру:
— Поезжайте на площадь Оперы. Остановитесь возле кафе «Гранд-Отеля». Там ты выйдешь. Аманда примет тебя за меня, в этом я уверен, тем более что смотреть она будет издали, и, клюнув на пальто и шляпу, примется следить за тобой. А я тем временем закажу нам ужин у Бребана.
— А мне что делать, когда я выйду из кареты?
— Усядешься в кафе на самом видном месте, чтобы девица хорошенько разглядела тебя и убедилась в своей ошибке; потом, когда карета Аманды скроется, ты присоединишься ко мне в ресторане.
— Договорились.
Четверть часа спустя оба фиакра прибыли на площадь Оперы. Дальше все шло точно так, как предвидел Соливо. Дюшмэн, запомнив, в чем был объект его наблюдения, увидел вышедшего из кареты Поля Армана в темном пальто и фетровом котелке и принял его за барона де Рэйсса.
— Стойте на месте, — сказал он кучеру, — та карета пусть себе уезжает; меня интересует только тот, кто вышел.
Фиакр, в котором сидел Овид, быстро укатил. Поль, выждав, пока он затеряется среди других карет, уселся за одним из столиков — прямо под хрустальным шаром газового фонаря. При этом он развернулся лицом к площади Оперы, а стало быть, и к Дюшмэну. Тот невольно крякнул от досады.
— Дал провести себя за нос, как последний дурак! — прошептал он. — Они заметили слежку и поменялись одеждой. А! Ну и разбойник этот Соливо!
Еще некоторое время он проклинал все на свете, затем приказал кучеру ехать на улицу Дам, где с нетерпением его ждала Аманда.
Дюшмэн рассказал о своем несчастье. Несмотря на то, что произошедшее означало полный крах, девушка не смогла удержаться и рассмеялась.
— Тебе смешно! — разозлился Рауль.
— Но ведь и вправду очень смешно. Досадно, конечно, но все равно забавно… Нам нужно изменить тактику. Этот негодяй очень хитер. Значит, нам тоже нужно быть похитрее.
Дюшмэн в ярости вскочил.
— Завтра же опять пойду туда караулить, — заявил он.
