— Да, накануне вечером Ясуда-сан был в «Коюки» и пригласил нас на завтра, в половине четвертого.
— Так, в половине четвертого. Пообедали, а потом что?
— Когда обед уже кончился, Ясуда-сан сказал, что собирается в Камакуру, и попросил нас проводить его. Ну, и мы с Томи-тян пошли.
— Примерно в котором часу это было?
— В котором часу… — Яэко задумалась. — Ах да, я спросила его, когда электричка, и он сказал: «Хочу успеть на 18.12, сейчас тридцать пять минут шестого, мы успеем, если поедем сию минуту…» Да-да, так оно и было, я очень хорошо помню.
Перед глазами Михары всплыла схема, которую он вчера начертил.
Электричка, отбывающая в 18.12, подается на тринадцатый путь в 18.01.
Значит, если Ясуда увидел с этой платформы «Асакадзэ», они прибыли на вокзал немного раньше. Это серьезный момент.
— Когда вы пришли на платформу, электрички еще не было?
— Не было, — не задумываясь, ответила Яэко.
— Наверное, пришли туда часов около шести… — словно про себя пробормотал Михара.
— Да, — подхватила Яэко, — часы на платформе показывали без нескольких минут шесть.
— Какая у вас хорошая память! — Михара широко улыбнулся.
— Я потому это запомнила, что Ясуда-сан все время смотрел на часы, боялся опоздать на электричку 18.12.
Михара насторожился.
— Говорите, смотрел все время на часы?
— Да, еще в «Кок-д'оре».
Михара поблагодарил Яэко и ушел. В автобусе он все время думал: почему Ясуда волновался и смотрел на часы? Может быть, просто хотел успеть на электричку? А может быть, что-то другое заставило его спешить? Спешил, чтобы не пропустить эти четыре минуты? Чтобы увидеть «Асакадзэ», надо прийти на ту платформу именно в это время, не раньше и не позже. Если прийти раньше, на тринадцатом пути стоит электричка, которая отправляется в 17.57. Ясуде пришлось бы на нее сесть. А если прийти позже, в 18.01 подают следующую электричку, и ничего не увидишь. Не потому ли Ясуда так часто поглядывал на часы, что стремился не пропустить эти самые четыре минуты?
А может быть, он, Михара, все это сам придумал? Вбил себе в голову и теперь старается подтасовать факты? Но чем больше он размышлял, тем сильнее становилось подозрение. Ведь если догадки Михары правильны, очень легко объяснить поведение Ясуды. Он хотел показать Яэко и Томико, как Саяма с О-Токи садятся в экспресс «Асакадзэ». Иными словами, создавал очевидцев.
Сердце Михары забилось. Надо встретиться с Ясудой. И вот он в светлой приемной конторы Ясуды. В окна льются потоки послеполуденного солнца. Михара передает через секретаря свою визитную карточку. Дверь открывается, Ясуда выходит к посетителю; улыбаясь холодно и высокомерно, предлагает ему сесть.
Вопрос случайности и преднамеренности
— Простите, пожалуйста, что отнимаю у вас время, — сказал Михара, — я пришел, чтобы задать вам один вопрос. Не знаю, может быть, он покажется вам несколько странным…
— Что ж, такова ваша работа… Пожалуйста, прошу вас, — Ясуда пододвинул к нему лежавшие на столике сигареты. Сам тоже взял сигарету и протянул зажигалку Михаре.
Держится очень спокойно и свободно. На вид ему лет около сорока. Чуть вьющиеся волосы, пышущее здоровьем лицо. Глаза приветливые. Внешность преуспевающего дельца.
— Я побеспокоил вас, Ясуда-сан, по поводу самоубийства помощника начальника отдела министерства N Кэнити Саямы со своей возлюбленной… В газетах об этом, может быть, вам приходилось читать.
Ясуда выпустил колечко дыма.
— Вот оно что… Конечно, известно. Я пользовался постоянной поддержкой Саямы-сана. Ведь я поставщик этого министерства.
Михара впервые узнал, что фирма «Ясуда сетэн» тоже является поставщиком министерства N, и отметил про себя этот факт.
— Да, очень жалко Саяму-сана. Такая нелепая смерть… Такой был скромный, приятный… Никогда и в голову не могло прийти, что такой человек может покончить самоубийством вместе со своей возлюбленной, — в голосе Ясуды звучало искреннее сожаление.
— Вот о нем я и хотел вас спросить. — Михара сунул руку в карман, раздумывая, вытащить или нет записную книжку. — Я слышал, что вы видели его на Токийском вокзале, когда он вместе с женщиной садился в поезд. Мне говорила об этом официантка из «Коюки», Яэко.
— Совершенно верно! — Ясуда пересел на диван, чуть наклонился вперед. — Это было под вечер. Я ехал в Камакуру, и две официантки «Коюки» провожали меня. И вдруг на противоположной платформе я увидел Саяму-сана и О-Токи-сан, они собирались сесть в экспресс. Я показал их женщинам. Вот уж не представлял, что между ними была близость! Я еще подумал тогда, как все-таки тесен мир, — Ясуда немножко сощурился, очевидно, дым попал в глаза.
— Да-а, не знали мы тогда, что это их последний путь. Очень, очень жаль. Как видно, в любви тоже нельзя заходить слишком далеко.
Когда Ясуда улыбался, его глаза делались еще более приветливыми.
— А Саяма-сан не бывал в «Коюки»? — спросил Михара.
— По-моему, нет. Я сам часто бываю в этом ресторане, ну, понимаете, деловые встречи и все такое… А вот Саяму-сана не успел пригласить. Ведь если угостишь чиновника, разговоров потом не оберешься. Ха-ха… Я говорю это не потому, что вы из департамента полиции. Ведь и так министерство… горит… из-за этого самого дела о взяточничестве.
— Существует предположение, что Саяма покончил с собой, чтобы выгородить начальство. Возможно, О-Токи, любя его, решила разделить с ним смерть. Что вы об этом думаете?
— Вот уж не знаю! — Ясуда развел руками, словно говоря: «Это уж, мой дорогой, твоя область». — Единственно, что меня поражает во всей этой истории, — это близкие отношения Саямы-сана и девушки. Во всяком случае, никогда не замечал ничего подобного.
— А эту самую О-Токи вы хорошо знали?
— Ну, поскольку она была вроде как бы моей дежурной официанткой в «Коюки», то, конечно, хорошо знал. Но, так сказать, без нюансов. Только в пределах ресторана, а так — никаких отношений не поддерживал. Выходит, и знал и не знал. Действительно, ведь мне и в голову никогда не приходило, что Саяма-сан ее любовник.
Михара задал еще один вопрос, очень важный:
— А в Камакуре вы часто бываете?
Ясуда улыбнулся.
— Бываю. У меня жена в Камакуре.
— Ваша супруга?
— Да. У нее больные легкие. Она давно живет там. Снимаю для нее отдельный домик, у храма Гокуракудзи. Она лечится. Ей прислуживает старушка. Я езжу туда примерно раз в неделю.
— Я вам очень сочувствую… — сказал Михара. В ответ Ясуда слегка поклонился, выражая благодарность. Михара лихорадочно думал, какие еще вопросы следовало бы задать. Но как будто спрашивать больше было не о чем.
— Простите, что отнял у вас столько времени, — сказал, поднимаясь, Михара. Ясуда тоже встал.
— Ну что вы! Жаль, что ничем не смог быть вам полезен. Пожалуйста, если понадобится, заходите в любое время.
Ясуда приветливо улыбался. Его большие глаза слегка сузились, но сияли еще ласковей.
«Ясуда знает о четырех минутах, — думал Михара, выходя из конторы, — он постоянно ездит к жене в Камакуру и хорошо знает расписание. Во всяком случае, вполне вероятно, что он знает об этих четырех минутах».
Вернувшись в департамент, Михара побеседовал со своим начальником. Это даже нельзя было назвать докладом. Просто рассказ о четырех минутах. А заодно и о Тацуо Ясуде.
Инспектор оживился, что случалось с ним не очень часто.
— Оч-чень любопытно, очень! — Он побарабанил пальцами по столу. — Вот оно, оказывается, как бывает, а мы-то и не замечали.
Михара, поощренный такой заинтересованностью, вытащил из кармана свою схему. Инспектор Касаи взял ее и стал внимательно изучать.
— Н-да, все ясно. Молодец, что догадался!
Михара промолчал и подумал, что его заслуга невелика. На это намекнул ему сыщик Торигаи из управления полиции Фукуоки.
— Весь вопрос в том, случайно или преднамеренно создал Ясуда четырехминутных очевидцев.
Как точно сказал инспектор: «четырехминутные очевидцы»!
Потом он еще раз выслушал разъяснения Михары, записал основные моменты:
1) Накануне Ясуда пригласил двух официанток обедать в «Кок-д'ор» подготовка к тому, чтобы вместе отправиться на Токийский вокзал.
2) Еще во время обеда он начал проявлять беспокойство и посматривать на часы.
3) Прибыл на платформу тринадцатого пути как раз в такое время, чтобы не пропустить этих четырех минут.
4) Именно Ясуда первый увидел, как Саяма и О-Токи садятся в экспресс «Асакадзэ», и обратил на это внимание двух официанток.
Окончив записывать, Касаи постучал карандашом по щеке, словно маленький школьник.
— Очень хорошо, — сказал он после небольшой паузы, — случайности тут быть не может. Преднамеренность совершенно очевидна.
