На глаза Милли Армитидж навернулись слезы. Энн вернулась, а ей никто не обрадовался… она поспешно одернула себя. Поначалу Лин сияла от радости, но вскоре приуныла. Ее тоже терзают сомнения…
Миссис Рамидж добавила:
— Нелегко вернуться домой и узнать, что ты никому не нужен, мэм.
Туман, окутывавший кладбище весь день, к половине четвертого распространился по парку и теперь медленно подползал к дому. На краткий час бледное солнце выглянуло в прореху в облаках и снова скрылось за серой пеленой. Милли Армитидж принялась считать спальни и продуктовые карточки: если вечер выдастся туманным, Инес и Эммелин не рискнут вернуться в город, а если они останутся на ночь, как и Томас, придется из вежливости предложить Перри и Лилле переночевать в Джоселинс-Холте. Стало быть, три спальни… И рыбные котлеты — трески слишком мало, чтобы варить или жарить ее… А если Эммелин считает, что в военное время можно позволить себе диеты, пусть сидит голодная, потому что следующим блюдом будут сосиски, а на десерт — печеные яблоки… Мистер Кодрингтон наверняка предпочтет вернуться в город, конечно, если туман будет не слишком густой. Но если он останется, его придется поместить в синюю комнату… Не забыть бы велеть Флоренс положить бутылки с горячей водой в каждую постель… Итак, если мистер Кодрингтон останется, значит, понадобится комната и для его секретаря? Сойдет и гардеробная наверху. Этот безобидный, пожилой, скрытный мужчина будет вести стенограмму семейного совета. Неприятно, конечно, но мистер Кодрингтон прав: следует тщательным образом записывать каждое сказанное слово.
Мысли миссис Армитидж вновь вернулись к еде. Если прибавится два человека, миссис Рамидж придется положить в котлеты побольше рису… а картофель лучше сварить в мундире… Впрочем, туман еще может рассеяться… Но взгляд, брошенный в окно, лишил миссис Армитидж последних надежд.
Первыми прибыли мистер и миссис Томас Джоселин. Встретив гостей в холле, Милли провела их в столовую, где вокруг полированного стола уже были расставлены стулья.
Комнату, где предстояло провести семейный совет, никто не назвал бы уютной. Ее стены были оклеены ветхими, грязными, но чрезвычайно ценными китайскими обоями — из тех, на которые неприятно смотреть, но непозволительно сменить. В отделке и обстановке преобладали тона переваренного шпината. Ковер с некогда прелестным и ярким викторианским узором теперь напоминал линялую тряпку. Массивная мебель красного дерева была представлена в основном буфетами и приставными столиками. Если в комнате обедало меньше двадцати четырех человек, она казалась чересчур просторной. В огромном камине пылал огонь, но несмотря на это, в столовой ощущался промозглый холод нежилого помещения.
Миссис Томас Джоселин огляделась, изрекла: «Я всегда считала, что это прекрасная комната», и снова застегнула верхнюю пуговицу шубы. Вошедший вслед за ней мистер Кодрингтон включил люстру над столом. Тени отступили в углы комнаты, на стол и стулья упал теплый золотистый отблеск. Секретарь мистера Кодрингтона шагнул в пятно света, положил на один конец стола большой блокнот с карандашом, на другой — плоский портфель, после чего удалился к камину погреться.
Мистер Кодрингтон кивнул в сторону портфеля.
— Я сяду там. Филип предложил мне вести совет. Предстоящее событие угнетает его, но я надеюсь, мы придем к окончательному решению. Если вы не возражаете, мы не станем обсуждать дело заранее, чтобы избежать предубежденности, — он подвел первых гостей к столу. — Филип сядет справа от меня, а… скажем, так: претендентка — слева. Здесь разместятся мистер и миссис Джоселин, мистер и миссис Перри Джоселин — рядом с Филипом, далее — мисс Инес Джоселин, напротив — миссис Армитидж и Линдолл. Мой секретарь, мистер Элвери, сядет напротив меня и будет вести стенограмму, — он отодвинул третий стул слева, окинул взглядом стол и предложил: — Прошу вас, садитесь. Думаю, Перри Джоселин с женой скоро приедут. Они пообещали привезти с собой мисс Джоселин, так что мы сможем сразу приступить к делу.
Миссис Джоселин села и придвинулась к столу, свет заиграл на волнах ее густых рыжих волос. В сорок лет ее волосы выглядели такими же молодыми и яркими, как в двадцать два, под свадебной фатой, но теперь уход за ними, как и за фигурой, требовал гораздо больше времени и сил. Цвет ее лица по-прежнему оставался свежим, а макияж — умеренным. Если бы глаза миссис Джоселин были расставлены чуть пошире и имели более яркий голубой оттенок, она могла бы считаться красавицей, но как бы искусно она ни подкрашивала свои светлые ресницы, ее глаза все равно выглядели белесыми. При виде миссис Джоселин Милли Армитидж всякий раз вспоминала белую персидскую кошку, которая была у них с Луи в детстве. Луи и кошка давно умерли, а глаза Эммелин неизменно напоминали Милли блюдца со снятым молоком. В остальном миссис Томас Джоселин была элегантной женщиной — от маленькой черной меховой шапочки на тщательно уложенных завитых волосах до дорогой шубы, тонких шелковых чулок и изящных туфель.
Рядом с ней Томас Джоселин выглядел невзрачным и неприметным. Присущие всем Джоселинам черты казались у него какими-то приглушенными и смазанными. В пятьдесят с небольшим — он был на пять лет моложе отца Филипа — ему можно было дать все шестьдесят пять лет. Вероятно, причиной тому была сидячая работа, а может, и деятельный характер жены.
Вошел Перри Джоселин. Он смеялся, а Лилла украдкой щипала его за руку, напоминая о хороших манерах. Впрочем, обоим жизнерадостным, влюбленным друг в друга супругам с трудом удавалось придерживаться этикета. Перри был светловолосым, как все Джоселины, но не таким рослым, как Филип, и отличался от старшего брата более квадратным лицом и подвижным ртом. Украшением миниатюрной, пухленькой, розовой Лиллы были огромные карие глаза, большой алый рот и очаровательный вздернутый носик. Эта пара повсюду приносила с собой ощущение счастья, она умудрилась наполнить теплом и светом даже эту унылую комнату.
За ними с недовольным видом шла мисс Инес Джоселин, по привычке не умолкая ни на минуту. Милли Армитидж радостно обняла Перри и Лиллу, собралась с духом и повернулась к Инес, стараясь ничем не выдать изумления.
Несмотря на тяготы военного времени, Инес Джоселин не забывала о своей внешности, которая неизменно приковывала все взгляды. В детстве мышино-серые, ее волосы с недавних пор стали ярко-платиновыми. Ей уже минуло пятьдесят лет, но она предпочитала носить волосы распущенными, ниспадающими локонами из-под маленькой черной шляпки, размером и формой напоминающей крышку от банки с джемом. Остальные детали туалета были выбраны под стать прическе: короткая юбка-колокол, пальто в талию, ажурные черные чулки и туфли на шпильках. В раму из этих шедевров доведенной почти до смешного молодежной моды не вписывалось только неудачное лицо Инес — вытянутое, донельзя худое, удручающе старческое, несмотря на обильный, но не слишком умело наложенный макияж. В кругу родных она не выглядела чужой, но производила впечатление карикатуры на Джоселинов.
Она бегло клюнула Милли в щеку, не переставая пронзительно тараторить:
— Дорогая, ничего подобного я никогда еще не слышала! Это же невероятно! Как дела, Томас… как дела, Эммелин? А где Филип? Ему давным-давно следовало быть здесь! Как поживаете, мистер Кодрингтон? Почему же Филипа до сих пор нет? Это же невероятно — впрочем, вся эта история невероятна! Но лично я не понимаю, в чем тут можно сомневаться. Энн либо мертва, либо жива. И не о чем тут спорить!
— Конечно, мисс Джоселин. Не хотите ли присесть? Филип сейчас придет. Перри, прошу вас, садитесь вместе с женой сюда, а мисс Джоселин займет место рядом с вами. Прежде чем мы приступим к делу, я должен кое-что объяснить. Мы собрались здесь, чтобы установить личность особы, называющей себя Энн Джоселин. Она явилась сюда во вторник вечером в вечернем платье Энн, ее шубке, жемчужном ожерелье, с ее обручальным кольцом и кольцом, подаренным в честь помолвки, с сумочкой Энн, ее паспортом и удостоверением личности. Ее немедленно признали миссис Армитидж, Линдолл и кухарка миссис Рамидж — последняя работает в доме дольше всех прочих слуг. Филип в это время находился в городе. Вернувшись на следующий день, он наотрез отказался признать гостью своей женой. Он утверждал и продолжает утверждать, что эта особа — Энни Джойс.
— Энни Джойс, которая жила у Терезы? — почти взвизгнула Инес Джоселин.
— Да.
Эммелин Джоселин твердо заявила:
— Уверена, нам не составит труда установить истину. Все мы знали Энн и, полагаю, узнаем сейчас. Но вся эта история выглядит в высшей степени странно.
Мистер Кодрингтон с облегчением обернулся к ней.
— Да, конечно, но лучше не будем сейчас об этом… А вот и Филип!
Филип Джоселин мгновение помедлил на пороге и протянул руку к ряду выключателей возле дверного косяка. В комнате вспыхнули все светильники — по одному над каждым из двух больших приставных столиков, по одному по обе стороны от дымохода, один над сервировочным столом и один над дверью. Комната по-прежнему выглядела уныло, но в ней стало светлее. Электрический свет безжалостно озарил каждый предмет, каждого человека, выражение каждого лица. Три огромных окна, затуманенных снаружи, потеряли всякую значимость: угасающий свет за ними не мог соперничать с электрическим, потому стушевался, стал почти незаметным.
