Агата Кристи - Бремя любви

– Вы думаете, я слишком люблю Ширли? Что у меня чувство собственности на нее?

– Нет, – медленно сказал Болдок. – В этом я тебя оправдываю. Ты не собственница.

– Но тогда – разве можно любить слишком сильно?

– Да! – рыкнул он. – В любом деле бывает свое слишком. Слишком много есть, слишком много пить, слишком много любить…

Он процитировал:

– Есть тысяча обличий у любви,

И все они несут любимым горе.

Набей этим трубку и кури, юная Лаура.

Лаура вернулась домой, улыбаясь про себя. Как только она вошла, из задней комнаты показалась Этель и заговорщическим шепотом произнесла:

– Тут вас ждет джентльмен – мистер Глин-Эдвардс, совсем юный джентльмен. Я провела его в гостиную. Велела подождать. Он ничего – я хочу сказать, не бродячий торговец и не попрошайка.

Лаура слегка улыбнулась; но суждению Этель она доверяла.

Глин-Эдвардс? Она такого не помнила. Наверное, кто-то из летчиков, которые здесь жили во время войны.

Она прошла в гостиную.

Ей навстречу стремительно поднялся совершенно незнакомый молодой человек.

С годами это впечатление от Генри не изменилось. Для нее он всегда был незнакомцем. Всегда оставался незнакомцем.

Открытая, обворожительная улыбка на лице молодого человека вдруг стала неуверенной. Казалось, он был огорошен.

– Вы мисс Франклин? – сказал он. – Но вы не… – Улыбка опять стала широкой. – Я полагаю, вы ее сестра.

– Вы говорите о Ширли?

– Да, – с видимым облегчением сказал Генри. – Мы с ней познакомились вчера на теннисе. Меня зовут Генри Глин-Эдвардс.

– Присаживайтесь. Ширли скоро придет, она пошла на чай в викариат. Хотите хереса? Или лучше джин?

Генри сказал, что предпочитает херес.

Они сидели и разговаривали. У Генри были хорошие манеры, в нем была обезоруживающая скромность. Обаяние его манер могло бы даже вызвать раздражение. Он говорил легко и весело, без запинок, но был безукоризненно вежлив.

Лаура спросила:

– Вы сейчас живете в Белбери?

– О нет. Я живу у моей тети в Эндсмуре.

Эндсмур находился отсюда в шестидесяти милях, по другую сторону от Милчестера. Лаура удивилась. Генри понял, что от него требуется какое-то объяснение.

– Я вчера уехал с чужой ракеткой. Ужасно глупо. Так что сегодня решил вернуть ее и найти свою. Мне удалось раздобыть бензин.

Во взгляде его была мягкая ирония.

– Нашли свою ракетку?

– О да. Удачно, правда? Я вообще ужасно небрежен с вещами. Во Франции все время терял сумку.

Он обезоруживающе хлопал ресницами.

– А раз уж я здесь, я решил заглянуть к Ширли.

Уж не мелькнуло ли в его лице смущение? Если так, то это неплохо. Лучше, чем бескрайняя самоуверенность.

Молодой человек был привлекателен. Очень привлекателен. Лаура отчетливо ощущала исходящее от него обаяние. Чего она не могла объяснить себе, так это нарастающего чувства враждебности к нему.

Опять чувство собственности? Если Ширли познакомилась с ним вчера, то странно, что она об этом даже не упомянула.

Они продолжали разговаривать. Шел восьмой час. Генри явно не ограничивает свой визит общепринятыми временными рамками. Он будет сидеть, пока не дождется Ширли. Интересно, куда подевалась Ширли, обычно к этому времени она уже бывала дома.

Невнятно пробормотав извинения, Лаура вышла в кабинет, где стоял телефон. Она позвонила в викариат.

Ответила жена викария.

– Ширли? Да, Лаура-, она у нас. Играет в гольф с Робином. Я позову ее.

Пауза, затем веселый, оживленный голос Ширли:

– Лаура?

Лаура сухо сказала:

– К тебе пришел поклонник.

– Поклонник? Кто?

– Его зовут Глин-Эдвардс. Он вломился к нам полтора часа назад и все еще здесь. Мне кажется, он не уйдет, пока тебя не увидит. Наша с ним беседа уже дышит на ладан.

– Глин-Эдвардс? Никогда не слыхала. О Господи, придется прийти домой и разобраться. Жалко. Я почти побила рекорд Робина.

– Насколько я понимаю, он вчера был на теннисе.

– Неужели Генри? – задохнувшись, и чуть недоверчиво спросила Ширли, и Лаура удивилась.

– Может быть, и Генри. Он живет у тетки в…

Ширли пылко оборвала ее:

– Это Генри. Сейчас же иду.

Лаура положила трубку, несколько шокированная. Не спеша войдя в гостиную, она сказала:

– Ширли сейчас придет. – И добавила, надеется, что Генри останется на ужин.

Сидя во главе стола, Лаура откинулась в кресле и смотрела на эту парочку. Окна еще не были зашторены, и вечерние сумерки благоприятствовали молодым, которые непринужденно наклонились друг к другу.

Бесстрастно наблюдая, Лаура пыталась разобраться, почему ей так неуютно. Может, из-за неприязни к Генри?

Нет, вряд ли. Она признавала за Генри обаяние, привлекательность и хорошие манеры. Она ничего о нем не знала и не могла сформулировать обоснованного суждения. Пожалуй, он слишком случайный, неуловимый, отстраненный. Да, именно так – отстраненный.

Разумеется, все ее переживания связаны с Ширли. Она испытала потрясение, что возникает, когда человек, о котором, кажется, знаешь все, поворачивается незнакомой гранью. Ни Лауре, ни Ширли не было свойственно чрезмерное проявление эмоций, но, оглядываясь на прошедшие годы, можно было сказать, что Ширли изливала Лауре все свои чувства: ненависть, любовь, желания, разочарования.

И вот вчера на вопрос Лауры: «Был ли кто-нибудь новенький? Или все из Белбери?» – Ширли небрежно ответила: «О, в основном из Белбери».

Лаура задумалась, почему Ширли не сказала про Генри. Она вспомнила, как Ширли выдохнула по телефону:

«Генри?»

Она прислушалась к их беседе. Генри заканчивал фразу:

– ..если хочешь. Я подвезу тебя в Карсвел.

– О, с восторгом. Я никогда не была на скачках…

– Марлдон – оловянный горшок, но у меня есть приятель, чья лошадь участвует в скачках, и мы могли бы…

Спокойно и бесстрастно Лаура отметила про себя, что это ухаживание. Необъяснимый приезд Генри, раздобывание бензина, неубедительные извинения он просто влюбился в Ширли. Лаура не стала уговаривать себя, что это ни к чему не приведет. Наоборот, перед ней развернулась картина будущих событий.

Генри и Ширли поженятся. Она это знает, она уверена. А Генри чужак… Она никогда не сможет узнать о нем больше, чем знает сейчас.

Сможет ли Ширли?

– Не знаю, стоит ли тебе ехать знакомиться с моей теткой. – Генри с сомнением посмотрел на Ширли. – Боюсь, тебе будет ужасно скучно.

Опершись о железную ограду загона, они невидящими глазами следили за единственной лошадью, Номером 19, которую монотонно водили по кругу.

Ширли в третий раз приезжала на скачки вместе с Генри. Другие молодые люди увлекались кино, но Генри сосредоточился на спорте. В этом также состояло волнующее отличие Генри от остальных.

– Я уверена, что мне не будет скучно, – вежливо возразила Ширли.

– Ты просто не сможешь не заскучать. Она составляет гороскопы и увлекается пирамидами.

– А ты знаешь. Генри, что ты мне не сказал даже, как зовут твою тетю?

– В самом деле? – удивился Генри.

– Она Глин-Эдвардс?

– Нет. Фейрборо. Леди Мюриэл Фейрборо. Вообще-то она ничего. Никогда не спрашивает, куда ты пошел. И всегда выручает в критических ситуациях.

– Эта лошадь такая унылая, – сказала Ширли, глядя на Номер девятнадцать, – ей хватило духу перевести разговор на лошадей.

– Скверное животное, – согласился Генри. – Худшая из того, что есть у Томми Твисдона. Думаю, она сойдет с дистанции на первом же барьере.

На круг вывели еще двух лошадей, и к перилам приникло больше народу.

– Что там? Третий заезд? – Генри сверился с картой. – Номера увеличиваются? Бежит Номер восемнадцать?

Ширли посмотрела на табло.

– Да.

– Мы могли бы на нем немного выиграть, если цена будет нормальной.

– Генри, ты так много знаешь о лошадях. Ты… когда ты рос, у тебя были лошади?

– Мой опыт ограничивается общением с букмекерами.

Ширли собралась с духом и спросила то, что хотела:

– Как странно, что я о тебе почти ничего не знаю, ты не находишь? Есть ли у тебя отец с матерью, или ты сирота, как я?

– О! Мои отец с матерью погибли во время бомбежки. Они сидели в Кафе-де-Пари.

– О Генри, как это ужасно!

– Да, не правда ли? – согласился Генри, не проявляя, однако, чрезмерных эмоций. Почувствовав это, добавил:

– Это было более четырех лет назад. Я их очень любил и все такое, но нельзя же все время жить воспоминаниями, не так ли?

– Нельзя, – неуверенно согласилась Ширли.

– С чего вдруг такая жажда информации? – осведомился Генри.

– Ну, всегда хочется узнать о людях побольше. – Ширли почти извинялась.