Так и с ее именем. Ну что за имя такое: Антонина? О чем, спрашивается, родители думали, когда ребенка называли? Еще бы Фросей окрестили. В конце концов, ладно, от Антонины можно много производных придумать. Виктор и напридумывал. Взять хотя бы «Тина» — красивое, изысканное имя. С шармом. Но когда он попытался Тоньку Тиной назвать, она взвилась, как укушенная. Убеждал, убеждал ее — бесполезно. Переделал в Аню — еще хуже отреагировала. Спросила, не хочет ли он Ваней стать; и если хочет, то и она не против. И ведь темперамент у нее флегматичный совершенно, по пустякам никогда из себя не выходит. А из-за ерунды с именем сущей фурией становится.
А вот на изменении названия ее профессии вроде бы настоял. Портниха из ателье, сказал, пусть выходит замуж за Федю Васечкина, а его жена — модельер. Но каждый раз, как только заходила речь о ее работе, Тоня по-прежнему представлялась портнихой. Потом оправдывалась: мол, забыла, привыкла, и мама, и бабушка были портнихами.
— Тонь! — крикнул Виктор. — Чтобы у бабки Степаниды не вздумала опять про портниху ляпнуть!
— Почему, Вить?
— Елки-палки, сто раз уже объяснял…
— Слушай, ну неужели ты думаешь, — появилась она в дверях, — что этой твоей бабушке, которой двести лет, есть какое-то дело до того, чем я занимаюсь! Витя, ты все никак не можешь понять: здесь же деревня, жизнь со своими заботами у каждого.
— Вот именно, — подхватил он, — и все в деревне, несмотря на свои заботы, ужасно любопытные. Пяти минут не пройдет после нашего визита, как к бабке Степаниде заявится пяток гостей повыспрашивать: а кто в доме почтальоновом поселился и чем новые его жители занимаются? Так что забудь свою совковую «портниху»! Договорились?
Тоня махнула рукой и пошла собираться.
Пока они шли по улице, Виктор осматривался кругом. Деревня явно процветала, видно, многие, как и Виктор с Тоней, переехали сюда из Москвы и обосновались.
— Ну что, — спросил он у Тони, — как тебе?
— Даже странно, Вить: деревня такая небольшая, а богатая. Вот только у этой бабушки, Степаниды, домик совсем старый.
— Ой, страшно представить, какая же она сама стала! Ну, пойдем поздороваемся, а потом до конца деревни прогуляемся.
Маленький черный домик с покосившимся забором стоял среди своих соседей, как бедный родственник. Калитка была не заперта, и они прошли во двор, заросший густой невысокой травкой. От бани слышался стук топора, и Виктор нахмурился:
— Странно. Степанида никак не может дрова колоть, кто же у нее там…
Но договорить он не успел. Дверь домика со скрипом распахнулась, и на почерневшем от старости крыльце появилась маленькая, сухонькая старушка с удивительно живым, подвижным лицом. Секунду она вглядывалась в гостей, а потом всплеснула руками и дребезжащим, но громким голосом воскликнула:
— Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Витя, да с Тоней, а у меня и не готово ничего!
Тоня вежливо поздоровалась, а Виктор забежал на крыльцо и, бережно придерживая старушку под локоть, помог ей сойти. Впрочем, она не особенно в том нуждалась, как заметила Тоня.
— Голубочки пожаловали! — ворковала старушка. — Знаю про вас, все знаю, уж нашептали, нашептали…
— Знаю я, кто нашептал! — рассмеялся Виктор. — Тетя Шура, так?
— А вот не скажу, Витенька, не скажу. Ну, давайте, в дом заходите и рассказывайте старухе про ваши дела. А я посижу, послушаю…
Тоня, пригнувшись, зашла в коридор, а из него в комнату с низким потолком. Небольшая комнатушка была чистенькой и аккуратной, везде лежали белые салфеточки, судя по всему, связанные хозяйкой. Маленький диванчик жалобно заскрипел, когда на него опустился Виктор, но бабушка Степанида только махнула рукой:
— Эх, Витюша, не до новой мебели мне, сам понимаешь. Во всем доме одна только старая рухлядь вроде меня самой осталась.
— А чайник? — внезапно спросила Тоня.
Она хотела промолчать и теперь сама не понимала, как у нее вырвалось замечание. Но новенький электрический чайник на окне, зеленый с белым, просто бросался в глаза. Странным образом он вписывался в интерьер комнатушки, но Тоня сразу заметила его, как только вошла. Она и себе хотела купить такой же.
— Ой, глазастая… — удивленно протянула бабушка Степанида. — Ну, жена у тебя, Витюша. Смотри, у такой не забалуешь!
Она погрозила ему пальцем и довольно захихикала.
— А чайник у меня от Евгения, — сняв его с подоконника, объяснила старушка. — Не поверите, голуби мои, приходится постояльцев брать.
— Так дрова постоялец рубит? — догадался Виктор.
— Он, он, — закивала Степанида седой головой. — Помощи мне от него много. Вот в прошлом году жил один, так тот одними утками своими интересовался. Настреляет, придет — и сразу спать. А этот и забор поправил, и по дому мне помогает, и денежку исправно платит. А как же еще, голуби мои, а? Я-то ведь по огороду уже не могу козой молодой бегать. Ой, Витюша, а ты видел, каких хором понастроили в нашем Калинове? Словом не сказать, сказка просто!
— Видели мы, — кивнул Виктор, — но еще не все. Вот, хотим прогуляться, посмотреть. Я пока только на пролетовский обратил внимание. Кто там теперь?
— Да бизьнесмен какой-то. Для матушки своей выстроил, чтобы она, значит, с внуками нянчилась все лето. Ну, ничего плохого не скажу, люди серьезные. Не сказать чтоб приветливые или шибко вежливые, так оно сейчас и не в почете. Про тебя, Витюша, знаю, — сменила тему баба Степанида, — а вот красавица твоя о себе мне сама расскажет. А ты, дружочек, сделай-ка чайку. Водички вон из колодца набери, а то в ведрах закончилась.
Подмигнув Тоне, Виктор вышел из дома. Ну, старушка сейчас из нее всю душу вывернет: как была любопытная, такой и осталась. Но вполне в здравом уме, судя по всему, никаким Альцгеймером тут и не пахнет. Беднота, конечно, ужасная. Надо бы ей деликатно денег подкинуть, вот только придумать как.
Задумавшись, Виктор не сразу заметил невысокого, крепко сбитого мужичка неопределенного возраста с реденькой бороденкой, отдыхавшего на бревне возле баньки. Топор был воткнут в здоровенное полено, валявшееся рядом.
— Добрый день, — поздоровался Виктор. — Мы к бабушке Степаниде в гости зашли, вот попросила воды набрать.
— Да я про вас знаю, — махнул тот рукой. — Она с утра уже ждет: как чувствовала, что зайдете. Давайте-ка воды натаскаем, а то так и будем за каждым чайником бегать.
Пока Степанидин постоялец доставал воду из колодца и разливал по подставленным Виктором ведрам, они разговорились. Женька, как представился мужичок, ожидал начала охотничьего сезона, а пока отдыхал на природе и помогал чем может хозяйке. В деревне ему нравилось: вроде бы и от Москвы не так далеко, и лес кругом.
— Если вам помощь какая нужна, вы ко мне обращайтесь, я на все руки мастер, — отрекомендовался он. — Пока охота не началась, я тут вроде как без особого дела сижу.
Виктор наполнил чайник, отнес в дом и застал там идиллическую картину: бабка Степанида, перетаскивая из кухни тарелки с золотистыми печенюшками, оживленно рассказывала что-то Тоне, а та смеялась.
— И ты знаешь, милая моя, — скрипела Степанида, расставляя на столике чашки в красный цветочек, — ведь так и боялась я до бани дойти, до того меня Витька, хулиган, испугал. Ну и дружки-приятели его, конечно! Только знаю я, кто придумщик-то у них был главный, — лукаво подмигнула она. — А вот и сокол твой ненаглядный. Ох проказник был мальчонка, ох и хитрец!
Тоня, отсмеявшись, взглянула на Виктора, качавшего головой с удивленным видом, и спросила у старушки:
— Бабушка Степанида, а расскажите мне про Витиных друзей, а то из него самого слова не вытянешь.
— А что рассказывать? — удивилась та. — Ну, Шуркиных ребят ты, наверное, уже знаешь.
— Да, кроме Юли, я ее еще не видела.
— Увидишь, увидишь. Она из них всех самая маленькая была, как птичка ровно. И чирикала так же — голосок тоненький, чтоб не сказать писклявый. Мужик-то ейный с детьми ее бросил и в бега подался, а куда — неизвестно. Николай у Шуры парень сурьезный, никак самый старший, а вот Сашка шалопаем всегда был, правда, нынче вроде бы остепенился и работу хорошую нашел. Вот только семьей не обзаведется, хотя сейчас, я смотрю, не особенно торопятся с этим делом.
— А мальчик из соседнего дома, который сейчас пустой стоит?
— Андрюша-то? Андрюша хороший мальчик был. И мне помогал, бывало, и родителей своих любил очень.
Старушка бросила быстрый взгляд в сторону Виктора, который рассматривал иконы в углу.
— А почему «любил»? — удивилась Тоня. — С ними что-то случилось?
— Да кто ж его знает, что с ними случилось. Только теперь ни Маши с Андреем, ни Андрюшеньки их нет и где они — одному богу известно.
Баба Степанида перекрестилась и покачала головой.
— Ну хорошо, — не успокаивалась Тоня, решив выведать у разговорчивой старушки все, что можно. — А почтальоновы дети… Ведь их так называли, правда? Они где сейчас?
