– По-моему, она – не ваш клиент, – резко сказал гинеколог. – Ну, будем смотреть? – обратился он к девушке, привычным движением натягивая перчатку.
– Что – здесь?! – испуганно пискнула она, глядя на меня в поисках поддержки.
– А что такое? – нетерпеливо спросил мужчина, оглядываясь. Похоже, его нимало не смущало количество людей, половина которых принадлежали к мужскому полу. Ну, его, может, и не беспокоил столь «незначительный» факт, а вот пациентку и меня – очень даже.
– Вы хотя бы ширму натянули, что ли! – с упреком сказала я.
– А держать ее вы будете? – парировал он.
– Тогда нужно найти какое-нибудь помещение, – не сдавалась я.
– Вот и ищите, а пока ищете, мы тут быстренько…
– Нет! – взвизгнула пациентка, когда рука гинеколога скользнула под ее широкую юбку. Мне на мгновение показалось, что я присутствую при изнасиловании.
– Погодите! – почти так же громко, как и девушка, вскрикнула я. – Сейчас найдем что-нибудь!
Сломя голову я кинулась по коридору, заглядывая во все двери. Кабинет маммографии, расположенный неподалеку от приемного покоя, оказался свободен, и я спросила сестричку – к счастью, знакомую, – можно ли нам на несколько минут воспользоваться помещением для осмотра пострадавшей беременной женщины. Сестричка разрешила, и я кинулась обратно. В ответ на отличную новость о свободном кабинете гинеколог недовольно поджал губы – видимо, он терпеть не мог терять время попусту. Однако ему ничего не оставалось делать, кроме как пойти за мной. Каталку толкал муж молодой женщины, к тому времени уже появившийся с пластиковой бутылкой воды из больничного автомата. Решив, что моя миссия выполнена, я направилась в отделение, то и дело поглядывая на часы: до первой плановой операции оставалось не больше десяти минут, и, скорее всего, сегодня и у меня работы прибавится – с учетом того, что происходит в приемном покое. По дороге я размышляла над тем, почему вид одиноко лежащей среди прочих беременной пациентки вызвал во мне такое острое чувство жалости и сопричастности. Неужели дело в моей собственной беременности? Черт, а я ведь и думать об этом забыла, занимаясь делом Костика, а проблема-то никуда не делась!
* * *
– Надо встретиться, – сказала Лариска в трубку. Голос ее звучал таинственно, и я подумала, что речь об очередном возможном «папе для девочек». Лариска – моя лучшая подруга. Она работает стоматологом и воспитывает троих девчонок. Лариска ни разу не была замужем, о чем постоянно плачется, а все дети родились от разных мужчин, с которыми в определенный момент жизни она надеялась связать свою судьбу. К сожалению, не получилось. Но моя подружка и не думает отчаиваться: она абсолютно уверена, что рано или поздно ее принц на белом коне выедет прямо из лифта и предложит руку, сердце и кошелек ей и ее дочкам. Я тоже в этом нисколько не сомневаюсь, ведь более храброго и целеустремленного борца за существование я не встречала!
– Даже не знаю, – пробормотала я в ответ на ее реплику. Ноги гудели после безумного дня в операционной, и я надеялась отлежаться на диване, тупо глядя в ящик.
– Я приеду, – сообщила Лариска и повесила трубку.
Я с тоской подумала о том, что плакали мои несколько часов тишины и покоя. С другой стороны, мы давно не виделись, а Ларискино общество неизменно доставляет мне удовольствие. У моей подруги есть неоспоримый дар болтать обо всем на свете и одновременно ни о чем, и это здорово расслабляет – почти как spa-процедуры.
Она ввалилась в квартиру, увешанная сумками с покупками.
– Заскочила в «МЕГУ», – протрещала она, сваливая пакеты на пол. Мой трехлапый курцхаар Юбер тут же принялся обнюхивать их на предмет наличия съестного. Одну лапу Юбер потерял в свою бытность подопытным животным на борту лайнера-госпиталя «Панацея», и мне удалось спасти его от дальнейших экспериментов – возможно, даже от верной смерти[3]. Для охотничьего пса потеря лапы, казалось бы, должна была стать фатальной, но, по-моему, Юбер чувствует себя прекрасно. И на трех лапах он скачет быстрее нормальных собак, поэтому никому и в голову не приходит считать его инвалидом. Шилов, правда, предлагал подумать о протезировании, но Юбер уже так привык к своей трехлапости, что протез только помешал бы ему наслаждаться жизнью. Потрепав собаку по холке, Лариска прошла в гостиную.
– Шилова нет? Это хорошо, – сказала она, плюхаясь на диван, который даже не прогнулся под ее весом. В Лариске всего-то килограммов сорок, поэтому лифт, не чувствуя ее веса, закрывается и уезжает, если она специально не держит двери руками. – Шилов нам сегодня вовсе ни к чему.
– Кофе будешь? – спросила я, чувствуя желание оттянуть разговор. У меня неплохо развита интуиция, и сейчас она подсказывала, что беседа предстоит не из приятных.
– И кофе, и супчику, если есть, и котлет, – закивала головой подруга. Она знает, что у меня всегда есть, чем поживиться в плане еды – просто не представляю, как она растит своих девчонок. Хотя, вру – вполне представляю, ведь старшей уже шестнадцать, и она отлично готовит.
На кухне я начала суетиться, разогревая пищу, когда в дверях появилась Лариска, не желающая сидеть в гостиной в одиночестве. Прислонившись к косяку, она сложила похожие на птичьи лапки руки на груди и уставилась на меня немигающим взглядом.
– Ну, говори! – не выдержала я. – Вижу же, что тебе невтерпеж!
– Это касается Шилова.
Лариска считала Олега идеальным мужем – до тех пор, пока мы с ней вместе не узнали о его измене.
– Я вчера вернулась из Москвы, с конгресса стоматологов, – продолжала она.
– И как, не зря съездила?
– Не зря, – хмыкнула Лариска. – То есть на конгрессе ничего интересного не было, зато на вокзале я видела Шилова.
– Ты что-то путаешь, – покачала я головой. – Олег в последний раз ездил в Москву две недели назад.
– А я не сказала, что видела его на вокзале в Москве – он был на Московском вокзале, здесь, в Питере.
– Встречал кого-то? – стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, спросила я.
– Нет, провожал. Ее.
Я замерла над кастрюлей, до боли в пальцах сжав половник.
– Ее?
В уточнении не было необходимости: она – значит, та самая женщина, с которой Шилов мне изменял, его московская коллега. Когда он принял пост директора клиники, я понимала, что это означало продолжение их общения. Вероятно, мне стоило встать в позу и заставить Олега остаться на посту заведующего отделением в моей больнице, но тем самым я отказала бы ему в возможности построения блестящей карьеры. Кроме того, я никогда не стала бы пытаться отвратить мужа от любовницы при помощи каких-то женских хитростей и уловок, ведь мы взрослые люди! Что ж, значит, я ошибалась, считая, что Шилов порвал с той женщиной.
– И что? – через силу произнесла я.
Лариска испытующе посмотрела мне в глаза.
– Ты спокойна, как удав! – с интересом проговорила она, покачивая головой из стороны в сторону, как автомобильная игрушка. – Что, совсем не удивлена?
– Удивлена, – вздохнула я. – Как… они себя вели?
– Прилично – ни объятий, ни поцелуев, – честно ответила Лариска. – Хотя на прощание они все-таки чмокнулись – в щечку.
– Вот видишь!
– Агния, ты действительно считаешь, что у них все кончено? Думаешь, Шилов поперся бы на вокзал в разгар рабочего дня, чтобы проводить просто коллегу?
– Они ведь знакомы с институтских времен, – неуверенно сказала я. – Было бы странно, если бы они полностью прервали всякие отношения…
– Всякие?! Ты меня удивляешь, Агния, ты сама на себя не похожа, когда это говоришь!
– А чего ты от меня ждешь – что я побросаю вещи в чемодан и рвану к маме?! – внезапно сорвалась я. – Если помнишь, так я и намеревалась сделать в тот, первый раз, и именно ты меня и отговорила!
– Не кипятись, Агния, – вытянула ладони вперед в защитном жесте Лариска. – Я же на твоей стороне!
Это правда: Лариска всегда меня поддерживает – просто не представляю, как бы я выжила без нее в самый трудный период, когда Славка свинтил.
– Прости, – виноватым голосом сказала я, кладя наконец половник на стол и поворачиваясь лицом к подруге. – У меня сейчас нервы ни к черту.
– Из-за Олега? Или из-за Андрея?
– С Андреем все кончено.
– Да ты что?! Ну, подружка, ты даешь – у тебя семь пятниц на неделе, я за тобой не поспеваю… И с чего же такое скоропалительное и неожиданное решение?
– Я залетела.
– В смы?.. Ох, беременная, что ли?! – глаза Лариски распахнулись так широко, что веки почти перестали быть видны.
– Угу.
– А папаша?..
– Черт его знает! – бессильно махнула я рукой.
– Вот это да…
Как будто ноги отказывались держать ее, Лариска тяжело опустилась на стул.
– Не знаю, радоваться или огорчаться! – пробормотала она, не сводя с меня взгляда. – Ты-то сама как?
