— Видите? Все как было.
— «Здесь проживающая». Совершенно верно, — сердито сказала женщина. — Почему же вы зачеркнули «здесь»?
— Понимаете, вы написали: «Нижеподписавшаяся Бертолоне Тереза…» — терпеливо принялся он объяснять.
— Я и есть Бертолоне Тереза, — с вызовом сказала толстуха.
— Да нет, вот тут дальше: «…Бертолоне Тереза, родившаяся в Вилланова-д’Асти, третьего, одиннадцатого месяца, тысяча девятьсот двадцать восьмого года…»
— А где же я, по-вашему, родилась?
— Дайте мне договорить! — возмутился Руффо. — Родившаяся в Вилланова-д'Асти такого-то и такого-то и «здесь проживающая в Турине на виа Боджино, сорок восемь»! «Здесь»-то зачем? Это же ошибка. Ясно вам?!
Тереза Бертолоне смотрела на него, разинув рот. Потом повернулась к супружеской паре, сидевшей в уголке, словно призывая их в свидетели неслыханного нарушения ее прав. Положила бумагу перед агентом Руффо и ткнула указательным пальцем в зачеркнутое слово.
— В Вилланова я всегда так писала, и никто из карабинеров не возражал. Чем же я вам не угодила?
Руффо начал терять терпение. Он только вычеркнул одно лишнее слово в заявлении посетительницы, а та уже обвиняет его в злоупотреблении властью в противовес неизменной корректности господ карабинеров. Он порылся среди бумаг и печатей, отыскал резинку и старательно восстановил зачеркнутое слово.
— Раз вы так настаиваете, синьора, пожалуйста. И всего вам наилучшего, — с холодной вежливостью сказал он вслед посетительнице, которая даже не попрощалась. Руффо покачал головой, опустил глаза. Супружеская пара, сидевшая в углу, снова стала переругиваться. Полицейский агент Руффо посмотрел на них.
— Ах да, — вспомнил он, — вы все еще ждете.
— Больше часа, — возмутилась Мария. — Чего нас тут держат? Когда же мы сможем уйти?
— Не знаю. Это не от меня зависит, — извиняющимся тоном ответил Руффо. — Вы очевидцы случившегося, свидетели? — спросил он, указав на газету, которой Бенито нервно постукивал по колену.
— Сколько можно повторять?.. Мы больше ничего не знаем! — воскликнула Мария. — Пришли по доброй воле и принесли письмо. Никто нас не заставлял. Почему же нас не отпускают домой?
— По-вашему, письмо связано с фактом убийства?
— Да. Из-за этого мы его и принесли. Но мы ведь не…
— Стало быть, вы свидетели, — заключил агент Руффо грустным голосом, словно выражал супругам соболезнование.
— Вот видишь? Говорил я тебе, не встревай ты в это дело, — процедил Бенито сквозь зубы. Снова завязалась перебранка.
Полицейский пожал плечами. В восемь утра, когда он заступил на службу, в комиссариате шла обычная, повседневная работа; правда, сотрудники оперативной группы так и остались здесь с ночи: очевидно, им удобнее вызывать свидетелей сюда. Его коллега — ночной дежурный — рассказал ему, что допрашивали в основном жильцов дома и жителей квартала.
А эти двое пришли позже. Похоже, письмо, которое они отдали в руки полиции, сочли важным. Поэтому и запросили Главное управление, отпускать этих двоих или пока задержать.
Не считая первого неточного сообщения в утренней газете, это было, пожалуй, все, что агент Руффо знал о преступлении на виа Мадзини.
В районном комиссариате пенсионер Баукьеро пробыл до трех часов ночи. Рано утром его снова вызвали, и комиссар оперативной группы Де Пальма заставил его повторить весь рассказ от начала до конца. Это был уже третий следователь, допрашивавший Баукьеро. Но Баукьеро никуда не торопился. Он только немного беспокоился за собаку, которую оставил одну дома.
— У меня сеттер, — пояснил он.
— Так вы охотник, господин землемер? — поинтересовался Де Пальма.
— Был, — печально ответил Баукьеро.
Увы, времена охоты канули в прошлое. Бог мой, сколько воды утекло с тех пор, как меня в последний раз называли моим законным титулом — господин землемер, — подумал он с чувством признательности к полицейскому комиссару. Во всех магазинах квартала, за исключением колбасной «Бальбо», его теперь называли просто синьор Баукьеро. А соседи по дому — все люди новые — вообще не знали его имени.
— Значит, — продолжал Де Пальма, — когда вы примерно в одиннадцать вечера вышли с собакой из дому, дверь парадного была не заперта…
— Ее всегда оставляют открытой. Да и я, признаться, теперь уже не запираю…
— Но вы не заметили случайно, была ли приоткрыта дверь квартиры Гарроне? Понимаете, это очень важная деталь.
— Понимаю, — сказал синьор Баукьеро, — если она была открыта, значит, все уже случилось. Если же нет…
— Вот-вот.
— Увы, не помню. Не обратил на это внимания.
— Хорошо. Вернемся к вашей прогулке. Вы дошли до набережной По?
— Совершенно верно, до набережной.
— Постояли там минут десять-пятнадцать, пока собака не набегалась, и вернулись тем же путем.
— Да. Но пройдя виа Сан-Массимо, я сразу же встретил…
— Минутку, — прервал его Де Пальма. — Попытайтесь вспомнить все, что вы заметили, прежде чем увидели человека, о котором нам рассказывали.
— Несколько машин, — сосредоточившись, сказал Баукьеро. — Там вверху, у консерватории, идут ремонтные работы, и потому машин мало. Но я на них почти не обращал внимания. Я следил за собакой. Ведь она то и дело выскакивает на проезжую часть, и боюсь, как бы она однажды не угодила…
— Будем надеяться, что этого не случится, — подбодрил его Де Пальма. — А кроме машин?
— Ничего… Впрочем, возле бара на виа Каландра стояли молодые парни, человек пять. — Он задумался, подбирая подходящее слово. — Ну этих, южан.
— Пульезцев, — уточнил глава комиссариата.
— Их мы уже допрашивали, — вмешался вице-комиссар оперативной группы Мальяно. — Ничего интересного они не рассказали.
— Ах да, вспомнил: еще я встретил…
— Кого же?
— Пожилую женщину и еще одну женщину, похоже, ее дочь, с ребенком на руках. Ребенок плакал и… Однако не думаю, что это вас может заинтересовать.
— Увы, — кивнул Де Пальма. — И больше вы никого не видели, кроме той блондинки, которая выходила из вашего парадного?
Баукьеро снова задумался.
— Нет. Больше никого. Но послушайте, — обратился он к вице-комиссару Мальяно, — разве я утверждал, что она вышла именно из моего парадного?
— Да, и повторили это дважды, — с оттенком раздражения подтвердил Мальяно. — Теперь вы в этом сомневаетесь?
— Нет. То есть… Скорее всего, так, но дело в том…
— Но ведь вы раньше так показали.
— Погоди, Мальяно, пусть синьор Баукьеро все доскажет до конца, — прервал коллегу Де Пальма и полистал протокол первого допроса, — …Итак, вы, переходя через виа Сан-Массимо, взглянули на дом и увидели…
— В том-то и дело, что, переходя виа Сан-Массимо, я не смотрел на свой дом. Я смотрел на дорогу, — извиняющимся тоном сказал синьор Баукьеро. — Сами понимаете, собака, она…
— Разумеется, понимаю, — подтвердил Де Пальма.
— На дом я посмотрел чуть раньше, до того, как ступил на мостовую, и тогда на тротуаре никого не было. А когда взглянул снова, то увидел ту женщину, которая, вероятно, вышла из моего парадного и шла мне навстречу. Но точно ли она вышла из моего парадного, я сказать не могу. Не знаю, ясно ли я объяснил…
— Вполне. Когда вы ее увидели, на каком расстоянии она была от парадного?
— В нескольких шагах от него. А так как следующее парадное находится далеко, то я и решил, что она вышла из моего. Но как я уже говорил, своими глазами я не видел…
— Она наверняка вышла оттуда, — прервал его Мальяно.
— Какое расстояние от вашего парадного до следующего? — спросил Де Пальма.
— Ну, метров пятьдесят. Между ними находится институт «Капассо» с выходом на виа дей Милле.
Де Пальма на минуту задумался.
— Это важная подробность. Благодарю вас, — дружелюбно сказал он землемеру. Затем, обращаясь к остальным, добавил: — Конечно, таинственная блондинка вышла из парадного синьора Баукьеро. Не с неба же она спустилась. — Тут он радушно улыбнулся пенсионеру.
Синьор Баукьеро в ответ тоже улыбнулся.
— Если только она не перешла до этого через дорогу, — мягко сказал он.
Все растерянно замолчали. Мальяно демонстративно развернул газету, чтобы прочесть статью об убийстве. Ему было неприятно, что именно он в разговоре с журналистом подчеркивал важность того факта, что Баукьеро увидел подозрительную блондинку.
«Труп архитектора был обнаружен пенсионером, жильцом того же дома, неким Баскьеро (фамилию землемера переврали, как всегда бывает в газетах), который возвращался домой вместе со своей собакой. Фаскьеро заметил свет, проникающий через неплотно прикрытую дверь квартиры архитектора, а умный пес надавил лапами на ручку двери, и тогда перед его хозяином предстала ужасающая картина. Архитектор Гарроне с проломленным черепом лежал под письменным столом. Настольная лампа была опрокинута. Орудие убийства (оно может послужить серьезной уликой, но полиция отказалась сообщить о нем какие-либо подробности) валялось на полу рядом с убитым. По некоторым данным, архитектор Гарроне был убит ударом сзади, когда стоял лицом к книжному шкафу. В целом все вещи остались на своих местах, и, по предварительным данным, ничего похищено не было. Откупоренная бутылка коньяку и две недопитые рюмки дают повод предполагать, что Гарроне был знаком с убийцей или, во всяком случае, принял его, ничего не подозревая. Пока еще трудно сказать, в каком направлении будет вестись расследование, добавлял хронист в наскоро написанной заметке рубрики „В последний час“. Однако газете стало известно, что полиция придает огромное значение показаниям некоего Панкеро, который за несколько минут до обнаружения трупа заметил необыкновенно красивую, элегантную блондинку, которая вышла из подъезда его дома».
