Но если Джимми Лоуренс всего лишь очередной двойник Диллинджера, я, возможно, окажусь вскоре связанным в маленькой комнатушке какого-нибудь полицейского, исполняющим румбу под ударами резиновой дубинки.
Уже в сумерки перед жилым домом на той стороне улицы, где я припарковался, остановилось желтое такси. Я откинулся назад и опустил шляпу на лицо, словно задремал. Спустя несколько минут Джимми Лоуренс и Полли Гамильтон, держась за руки, вышли из парадного и сели в такси на заднее сиденье. Я выждал тридцать секунд, завел двигатель и последовал за ними.
Желтое такси направилось на Хальстед и, прежде чем что-либо понял, я узнал место.
Такси остановилось перед большим трехэтажным зданием из серого камня, Джимми Лоуренс вышел и открыл дверцу для Анны Сейдж, которая появилась из своего дома в красивом синем платье и белой шляпе с широкими полями.
Я последовал за ними в кинотеатр "Марбро" на Вест-Сайд.
И все мы посмотрели "Ты говоришь мне" с У. К. Филдсом. Это было забавно.
8
На следующее утро, около десяти часов я вошел в "Бэнкерс билдинг" на углу Кларк и Адаме и поднялся на лифте на одиннадцатый этаж, где находилось представительство федов. Главным агентом чикагского отделения Подразделения расследований был Мелвин Пурвин, но я надеялся поговорить с Сэмом Коули.
Я никогда не встречался с Коули, но мой друг Элиот Несс, который до прошлого года был старшим федом в задержании преступников, связанных с Чикаго, отзывался о нем хорошо. Пурвина я не знал по-настоящему: он был рыбой из другого садка, Элиот относился к нему без уважения, хотя я понимал, что Несс и Пурвин могли испытывать друг к другу профессиональную зависть.
В конце концов, Пурвин, специальный агент Департамента юстиции, появился на чикагской сцене примерно в то время, когда карьера Элиота, человека Департамента финансов, клонилась к закату. Его подразделение по "Сухому закону" постепенно сворачивало деятельность. Сначала было легализовано пиво, так что подразделение "Сухого закона" вступило в тридцать третий год, уже прихрамывая. Затем закон и вовсе отменили. Пурвин должен был охотиться за такими преступниками, как Диллинджер, в то время как бывший гроза банд и нарушителей "Сухого закона" Несс должен был оставаться в стороне, превратившись в простого сборщика штрафов, Даже сейчас Элиот занимался тем, что охотился за самогонщиками в холмах Огайо, Кентукки и Теннесси.
Но то, что я знал о нем из газет, от своих приятелей из отдела карманных краж, характеризовало Пурвина не с лучшей стороны. Его самым "громким" делом стал захват "ужасных тоуи" - банды пригородных бутлегеров. С этой мелкой шпаной не захотел связываться даже Элиот, хотя они каким-то образом умудрялись сохранить независимость от Капоне. После "отмены" тоуи действительно не стоили того, чтобы ими серьезно заниматься, но в прошлом году Пурвин обвинил Роджера Тоуи в стотысячном киднеппинге Вильяма Хамма, барона "Пива Хамма". Никакого смысла в этом не было: Тоуи не особо нуждался в деньгах и легко продвигался в легальный бизнес. Возможно, мотивом Тоуи была зависть, поскольку Хамм вернулся в свой пивоваренный бизнес вполне легально.
Пурвин гордо заявил прессе, что у него "железное дело", однако жюри присяжных не разделяло этого мнения. Еще до оправдательного приговора, вынесенного Тоуи, говорили, что похищение Хамма проделала банда Карписа-Баркера, если бы Пурвин был хорошим расследователем, он должен был бы тоже слышать об этом я, к примеру, знал, хотя к делу не имел никакого отношения.
Почти немедленно Пурвин предъявил Тоуи другое обвинение в киднеппинге - на сей раз в похищении Джека "Парикмахера" Фактора, известного международного преступника, имевшего связи с Капоне. Все в городе знали, что Фактор просто искал способ отвертеться от высылки в Англию, что похищение он организовал сам, используя связи с Капоне, и что дело, возбужденное против Тоуи, шито белыми нитками.
Знали все, кроме Пурвина: вероятно, на этот раз он ухитрился передать это дело жюри, и бедняга Роджер "Грозный" отправился отбывать девяносто девять лет в Джоли. Как только двери тюрьмы захлопнулись, Фрэнк Нитти, телохранитель Капоне, усилиями его команды оказался в Де Плейнс.
В глазах прессы Пурвин выглядел неплохо, ему не повредил даже эпизод из его полицейской практики в Маленькой Богемии в апреле прошлого года, когда "Малыш Мел" страшно опростоволосился. (Я слышал, что Пурвину не нравилось, когда к нему обращались - "Малыш Мел", это было всем известное его прозвище.)
Пурвин получил информацию, что Диллинджер и его банда отсиживались в охотничьем домике в Маленькой Богемии, что в штате Висконсин. Он и две группы других агентов погрузились в три маленьких самолетика и вылетели в Рийнлендер, где связались с агентами подразделения расследований из Сент-Пола. Поспешно собранная команда на нескольких машинах проехала еще около пятидесяти миль по заснеженным проселочным Дорогам штата. Два автомобиля из четырех сломались по дороге, и когда шестнадцать агентов добирались до места, то половина из них ехала на подножках, стуча зубами от холода.
Они подобрались к охотничьему домику через сосновый лес с фонариками в руках. Когда агенты подошли к ярко освещенной постройке, три человека выскочили через входную дверь и быстро побежали к двухместному автомобилю, находившемуся рядом на стоянке. Пурвин приказал своим людям открыть огонь. Один из троих бежавших был тут же убит, остальные - ранены.
На самом деле оказалось, что Пурвин и его агенты убили работника Гражданского Корпуса заповедников, ранили повара Корпуса и служащего бензозаправочной станции. А тем временем Джон Диллинджер со своими приятелями, завидев огни фонарей, еще до выстрелов удрали через заднюю дверь. Правда, Нельсон "Детское личико" немного задержался для того, чтобы подстрелить кого-нибудь из федов. Вскоре Пурвин захватил нескольких любовниц членов банды, которые прятались в подвале дома вместе с персоналом охотничьего угодья в то время как феды прошивали беззащитный домик автоматными очередями.
На сей раз пресса потребовала крови Пурвина. Со всех сторон слышались требования отправить его в отставку. Однако его босс Дж. Эдгар Гувер стеной встал на защиту своего парня, но в то же время поручил надежному, знающему дело, методичному Сэму Коули принять на себя все бремя тяжести расследования дела Диллинджера.
Секретаря или служащего по приему посетителей в чикагском офисе подразделения расследований на месте не оказалось. Да и самой приемной в настоящем понимании этого слова не было. Была просто большая комната со множеством столов и без всяких перегородок. Всюду сновали агенты с бумагами в руках, обсуждая их содержание со своей братией. Стучали пишущие машинки, звенели телефоны, и жужжание электрических вентиляторов смешивалось с шумом улицы, проникающим в открытые окна. Все это создавало такой шум, что трудно было расслышать собеседника.
Один из агентов, сидящий за столом близ двери, с раздражением взглянул на меня из-за пишущей машинки. Очевидно, близость входной двери возлагала на него дополнительные обязанности секретаря по приему посетителей.
- Чем могу служить? - спросил он негостеприимно. У него были гладкое лицо с розовыми щеками и светлые волосы. Как и все находившиеся в комнате, он был без пиджака, но в галстуке.
- Я хотел бы видеть Сэма Коули, - ответил я.
- Если вы из газеты, то должны знать, что репортерам следует держаться подальше от этого офиса.
- Я не из газеты и желаю видеть Сэма Коули.
- Инспектора сейчас нет, - сказал он, хрустя засохшим тостом.
Все эти ребята в комнате выглядели мальчиками из колледжей, которые в лучшие времена могли бы зарабатывать хорошие деньги частной практикой в качестве адвокатов и бухгалтеров.
- Когда он вернется?
Розовощекий агент снова отвел взгляд и погрузился в чтение текста, который печатал.
- Завтра, - ответил он, не поднимая на меня глаз, и застучал на машинке.
Я положил руку на каретку машинки и помешал ей двигаться.
Он взглянул на меня округлившимися злыми глазами.
- В качестве налогоплательщика я оплачиваю твое жалованье, парень, сказал я. - Веди-ка себя, как положено на службе. И прояви некоторое уважение, пока ты еще здесь работаешь.
Он вздохнул и криво улыбнулся.
- Вы правы, примите мои извинения. Просто очень жарко.
- Ага. Со времен Маленькой Богемии. Его улыбка мгновенно исчезла, потом вернулась, но в виде некоего ее подобия.
- Если ваше дело не терпит до завтра, то можно переговорить с шефом Пурвином. Если это касается Джона Диллинджера.
- Откуда вы знаете, что я хочу поговорить о Диллинджере?
- Вы спросили Коули. Дело Диллинджера - его единственное дело. Только он и шеф Пурвин занимаются Диллинджером.
- И любой звонок от какого-нибудь чудака, каждое мелкое сообщение...