- Да такому залетному все достанем, - засмеялся начальник группы, все что надо.
- А теперь, Данилов, то есть Студент, - сказал Манцев, - знакомься со своей напарницей.
Он подошел к дверям.
- Заходи, Нина.
В кабинет вошла красивая высокая блондинка в строгом темно-синем платье, отделанном белыми кружевами, в высоких светлых ботинках на каблуках.
- Вот с ней ты и пойдешь. Это наш товарищ, Нина Смирнова. Так что знакомьтесь.
Девушка подошла к Данилову, протянула руку:
- Нина.
- Иван, - Данилов посмотрел ей в глаза и смутился.
Квартира была маленькой и по-казенному чистой. Всего две комнаты.
- Располагайтесь здесь, - Козлов положил на стол пакет с едой. - Сами понимаете, за порог ни ногой.
- Надолго? - спросила Нина.
- Как придется. Одежду не снимайте, привыкайте к ней, а то ты, Ваня, в этих манишках, как корова под седлом.
Козлов проверил телефон и ушел.
Иван подошел к окну. Внизу лежал занесенный сугробами пустырь. По снегу разгуливали важные, похожие на монахов вороны.
В квартире было тихо, только капала из крана вода да потрескивала свеча.
И эти, такие мирные звуки приносили воспоминания о прошлом. Казалось, что остановилось время. Не было белых, фронтов, заговорщиков, бандитов. А был только этот пустырь с воронами, звук разбивающейся в раковине воды, треск печки.
Данилов был слишком молод, ему шел девятнадцатый год. Он еще не избавился от прекрасного ощущения бесконечности жизни. И хотя, работая в группе Мартынова, он видел смерть и горе, участвовал в перестрелках и облавах, он еще не думал о смерти.
Много позже, когда в памяти его прошлое отодвинется, как в перевернутом бинокле, он поймет, какая смертельная опасность подстерегала его.
Но сегодня его волновало совсем другое.
Данилов закурил, взял курс криминалистики, подаренный Бахтиным, и углубился в чтение. Нет, он не пойдет после окончания войны в Лазаревский институт. Наука раскрытия преступлений увлекла его, и он твердо решил стать криминалистом.
Манцев и Мартынов шли вдоль Пречистенского бульвара. Навстречу им из-за угла, чеканя шаг, двигалась рота красноармейцев. Новые, еще не обмятые шинели, смушковые папахи, новые ремни.
- Левой! Левой! - звонко и радостно неслась в морозном воздухе команда.
Лица красноармейцев от мороза румяные, шаг твердый.
Мартынов остановился, пропуская строй, внимательно вглядываясь в лица бойцов.
- Они скоро на Деникина, - с грустью сказал он.
- Завидуешь, Федор? - Манцев положил ему руку на плечо.
- И да и нет, Василий Николаевич. Завидую простоте. На фронте все ясно. Враг издалека виден.
- Это ты прав. А нам порой приходится искать врага рядом с собой. Вспомни левоэсеровский мятеж.
Они свернули в сторону Сивцева Вражка. У доходного дома остановились.
- Может, мне подождать, Василий Николаевич? - хитро усмехнулся Мартынов.
- Нет, Федор, пошли вместе. В другое бы время пришел один, пригласил бы девушку по Москве погулять, в Художественный театр сводил. Вместе погрустили бы над судьбой трех сестер. В другое время.
- Василий Николаевич, дорогой мой, разве для любви есть время?
- Слишком тяжела ее утрата, и слишком большая опасность угрожает ей.
- Вы думаете?
- Предполагаю.
Строгая, вся в черном, Елена Климова сухими от горя глазами глядела на Мартынова и Манцева.
- Елена Федоровна, - сказал Манцев, - покажите нам комнату брата.
- Прошу.
Комната Климова была небольшой. Книжный шкаф, диван, покрытый ковром, письменный стол.
Над диваном скрещены две шашки: одна с анненским, другая с георгиевским темляком и позолоченным эфесом.
Мартынов подошел ближе и прочитал: "За храбрость".
Рядом висело несколько фотографий. Группа юнкеров-александровцев, два молодых подпоручика в парадной форме, Алексей Климов в штабс-капитанских погонах, с рукой на перевязи.
Манцев подошел к стене, начал рассматривать фотографии.
- Кто это рядом с Алексеем Федоровичем?
- Его товарищ по училищу, Сергей Наумов, они сфотографировались в день производства.
- Елена Федоровна, а у вас случайно нет фотографии Виктора Копытина?
- Конечно, Василий Николаевич, но зачем она вам?
- Елена Федоровна, мне тяжело говорить, но Алексея Федоровича убил Копытин.
- Нет!.. Это невозможно...
- Но это так. Копытин убил и Басова, и еще нескольких человек.
- Это невозможно.
- Елена Федоровна, поверьте мне, на его руках много крови прекрасных, нужных новой России людей.
- Он заговорщик?
- Нет, он стал бандитом.
Елена опустилась на диван, закрыла лицо руками. Так она сидела несколько минут, потом посмотрела на Манцева:
- Он вчера был у меня.
- Зачем?
- Он ничего не знал об Алешином письме, он приходил и сказал, что брата убили вы.
- Неужели вы ему верите?
- Нет.
- Так где его фотография?
- Висела на стене.
На месте фотографии они увидели только темный квадрат на выгоревших обоях.
- Он заходил в эту комнату?
- Да, - тихо ответила Елена.
- Елена Федоровна, он мечется по городу, как зверь, у него нет выхода, мы его поймаем, но он может появиться у вас снова.
- И что мне делать?
- Разрешите посмотреть квартиру?
- Конечно.
- У вас во двор окна комнат выходят?
- Только на кухне.
Они вошли на кухню.
- Вот как хорошо, - засмеялся Мартынов, - занавесочка славная у вас.
- Какая занавесочка? - непонимающе спросила Елена.
- А вот эта, в пол-окна, пестрая. Ее и днем заметишь. Если Копытин придет, вы ее задерните.
Война войной, революция революцией, а Мясницкая такая же нарядная. Правда, подоблезли золотые буквы на вывесках торговых фирм, новые названия советских учреждений появились, но тротуары чистые, даже потрескавшиеся стекла магазинов горели на солнце.
Что и говорить - московское "сити".
Да и народ здесь привычный, одетый добротно. Меха, сукно дорогое, трости.
Копытин остановился напротив дверей с вывеской "Валютный отдел".
Дверь двухстворчатая, сбоку милиционер с наганом на ремне прыгает от мороза.
Ничего. Пусть себе прыгает пока.
И вдруг на той стороне - дама в чернобурой шубе, шапочка на брови натянута. Копытин перебежал улицу:
- Ольга Григорьевна!
Остановилась, взглянула изумленно:
- Господи, Виктор!
Щелкнул каблуками, наклонился к руке. Ольга Григорьевна оглянулась.
- Вы с Юга? - спросила шепотом.
- Так точно.
- Как там?
- Наступаем.
- Скоро ли в Москву?
- Трудно, очень трудно. А вы как здесь, Олечка, как муж?
- Трясемся, ждем обысков, реквизиций.
Копытин взял ее под руку и повел по Мясницкой.
- Милая Олечка, передайте Петру Львовичу, что есть шанс уехать на Юг.
- Не может быть!
- Тихо, ради бога, тихо. Я через несколько дней уезжаю, могу взять вас с собой.
- Но это опасно.
- Нисколько. Мы поедем в поезде Международного Красного Креста.
- Вы наш спаситель.
- Ждите, - сказал Копытин, - и учтите, что под флагом Красного Креста можно провезти все. В Москве очень неспокойно. Чекисты убили Бориса Аверьяновича Басова, забрали его редчайшую коллекцию.
- Я слышала, Виктор, это ужасно, - глаза Олечки наполнились слезами.
- Алешу Климова убили. Вашего поклонника.
- Господи, Алешу? За что?
- Он хотел справедливости.
- Виктор, - Ольга схватила Копытина за рукав, - спасите нас. Умоляю!
- А ваш папенька, Григорий Нилыч?
- Он сидит на своих камнях. "Это - для истории. Это - для искусства". Ах, Виктор, вы же знаете отца. Попробуйте поговорить с ним сами.
Копытин поглядел на Ольгу, усмехнулся, дернул щекой:
- Попробую.
Несколько минут назад Манцев вернулся от Дзержинского. Разговор с Феликсом Эдмундовичем был обстоятельным и долгим.
И, сидя в кабинете, Манцев снова и снова вспоминал его, думая над словами председателя ВЧК и МЧК. Манцева всегда поражало смелое, аналитическое мышление Дзержинского, неожиданность его решений, тонкое знание политической обстановки.
- Бандитизм, Василий Николаевич, - сказал Дзержинский, - сегодня явление не только уголовное. Он компрометирует власть рабочих, кое-кто пытается представить это как неспособность большевиков управлять государством. Следовательно, бандитизм есть явление политическое. Тем более что, как нам известно, белая контрразведка пытается его использовать.
- Мы делаем все, что можем.
- Дорогой Василий Николаевич, я об этом знаю, более того, я знаю, как трудно людям из группы Мартынова вести оперативную и следственную работу. Криминалистика - наука. А нам приходится постигать ее под бандитскими пулями. Кстати, как вам помогает Бахтин?
- Хорошо.
- Пока они нам нужны. Помните об этом. Потом мы разберемся с ними.
- Но тем не менее, Феликс Эдмундович, я хотел бы вам рассказать о нашем плане ликвидации банды Собана.
- Я прочел вашу докладную записку. Считаю, что все правильно. Только прошу вас об одном - берегите людей. Любую операцию мы должны проводить с минимумом потерь. Теперь о профессоре Васильеве. Он сдал свои драгоценности государству. Да, не удивляйтесь, все до последнего камня. В своем письме Луначарскому он написал, что деньги эти должны пойти на организацию народного образования.
