Снова зазвонил телефон, избавив меня от ответа на слишком трудный вопрос.
Радостно поприветствовав нового клиента, Марина Ивановна также отправила его через некоторое время к городскому саду, пообещав исполнение всех желаний.
Сразу же вслед за этим она набрала номер, по которому сообщила о поступившем заказе.
— А кто ваше начальство? — поинтересовалась я.
— Очень приличный господин, — ответила старушка. — С машиной иностранной. Я ему звоню, а он клиента встречает и везет его на квартиру. Целый дом снимает в центре! Бизнес, что тут поделать!
И она с грустной улыбкой развела руками.
Мы сердечно распрощались.
Малышка проводила меня до калитки и, на всякий случай оскалив зубы, снова бросилась в свое укрытие.
Электронные часы напомнили мне своим сигналом о том, что через четверть часа меня ожидает встреча с неведомым мне еще Павлом Алексеевичем.
Снова попутка, вздымающая пыль на поворотах, снова центр городка…
Городка, неожиданно оказавшегося островком необычной любви, культивировавшейся некогда взбалмошной помещицей. Неким подобием острова Лесбос — родины древнегреческой поэтессы Сапфо…
Городской сад представлял из себя довольно ухоженное место для отдыха с детской площадкой, деревянной читальней и покосившейся эстрадой.
Народ оккупировал немногочисленные скамейки и поглощал мороженое, запивая его горячительными напитками.
Я встала точно под угрожающе нависшей над головой аркой с надписью «Вход».
В моем кулаке была зажата районная рекламная газета, уже изрядно помятая.
Вскоре неподалеку остановился скромный «Фиат», порядком побитый и явно прошедший сквозь несколько ремонтов.
Из него вылез худой рыжий человек лет сорока — сорока пяти.
Он уже начинал лысеть, но еще пытался скрыть этот простительный недостаток разнообразными ухищрениями. Редкие волосы были зачесаны набок с предельной аккуратностью, действительно скрыв отсутствие таковых на макушке.
— Я не ошибся? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он, приблизившись.
— Ни капельки, Павел Алексеевич, — с готовностью ответила я, пряча газету в пакет.
Он удивленно вскинул брови.
— Что-то не припоминаю, чтобы я вам представлялся, — настороженно проговорил он.
— Таня, — протянула я руку.
Он осторожно пожал ее и замер в растерянности.
— Обычно наши клиенты предпочитают сохранять инкогнито, — произнес он, с подозрением глядя на меня.
— А я всегда предпочитаю действовать открыто, — произнесла я с напускным бахвальством.
— Что ж, прошу, — он указал мне на автомашину.
Когда я не без труда втиснулась в салон, мой новый знакомый поинтересовался:
— Вы по какому профилю будете?
— Хочу праздника, — уклончиво ответила я. — Будет праздник?
— Попробуем. А если поконкретнее?
Я изобразила смущение.
— В общем, с мужчинами я уже разобралась… — процедила я.
— Понятно, — кивнул Павел Алексеевич. — Блондинки, брюнетки? Возраст, параметры?
Тут я не на шутку призадумалась.
— Трудно так сразу сказать, — изрекла я, прерывисто дыша. — А у вас что, на все вкусы имеется?
— Все для вас, — строго произнес мой собеседник. — Каталог не желаете?
Он сунул руку в бардачок и извлек оттуда толстый альбом для кодаковских фотографий.
Обложка с симпатичным эрдельтерьером была порядком засалена.
Наверняка от частого употребления.
Пролистав страницы, я зарделась по-настоящему.
Павел Алекссевич, увидев румянец на моих щеках, понимающе усмехнулся и принялся смотреть в окно, посасывая пустой мундштук.
— Сигаретки не найдется, — спросила я изменившимся голосом.
Он похлопал себя по карманам и выудил полупустую пачку болгарских.
— Я вообще-то бросаю… — неуверенно произнес он и потянулся за сигаретой, но тут же усилием воли преодолел свой порыв.
Павел Алексеевич протянул мне сигарету и спрятал пачку в карман.
— Ну что, выбрали? — нетерпеливо спросил он, посмотрев на часы.
— Сейчас-сейчас, обождите немного, — тихо попросила я, продолжая знакомиться с каталогом живого товара.
Чего тут только не было!
Все девицы были, как на подбор, с призывным взглядом.
Кто с очень пышными, кто с весьма скромными телесами, кто нагишом, кто полуодет, кто друг с другом, кто сам по себе…
Была представлена и собачка.
Впрочем, не эрдельтерьер, а королевский дог с очень умными и печальными глазами.
Погибшие, короче, но милые создания.
— Буду откровенна, — подняла я глаза от альбома. — Я колеблюсь. Мне трудно выбрать. У вас такое разнообразие…
Павел Алексеевич довольно улыбнулся.
— Но вот эта, вот эта и вот эта мне нравятся больше остальных.
Я ткнула пальцем в три цветных фотографии.
Под этими снимками узорной вязью были выведены имена Аглаи, Аллы и Альбины.
Мне пришла мысль, что те загадочные сочетания букв в записной книжице Устиновой не что иное, как начала женских имен.
— У вас хороший вкус, — заученным тоном произнес Павел Алексеевич.
Наверняка эта фраза сопровождала любой выбор клиента.
Дежурный комплимент, так сказать.
— Какую выбираете?
— Всех, — ответила я, не колеблясь.
Павел Алексеевич так и остался с открытым ртом.
Наконец он пришел в себя, рассмеялся и спросил:
— А не многовато ли?
— В самый раз, — заверила я его. — Я очень, очень страстная.
Тогда он назвал сумму.
И внимательно проследил за моей реакцией.
Но цифра из шести нолей с троечкой в начале меня не испугала.
Павел Алексеевич расхохотался и помотал головой:
— Вот черти, а! Неуемный народ пошел!
Я ухватилась за эту зацепку:
— А что, часто у вас такие оптовые заказы?
— Случается, — осекся Павел Алексеевич. — А вы не из газеты?
— Еще чего, — обиделась я всерьез, — я честная женщина.
Пока «Фиат» катил по улочкам, Павел Алексеевич отдавал распоряжение по сотовому телефону.
— Да-да, сразу троих, — раздраженно проговорил он в трубку. — Я что — непонятно выразился?
Мы остановились у двухэтажного дома с одним-единственным подъездом.
Здание было совсем недавно отремонтировано.
Европейские широкие рамы конкурировали блеском со стеклами, а перед входом в радиусе десяти метров не было ни пылинки.
Я заметила довольный взгляд Павла Алексеевича, который он бросил на постройку.
Все-таки профессиональная гордость, даже и в таком сомнительном бизнесе…
— Приехали, — коротко проронил он. — У вас в распоряжении три часа. Номер восемь на первом этаже. Душ, туалет, биде и все такое. Если что — звоните коридорному.
Тяжелая дверь с массивной металлической ручкой распахнулась передо мной, и я вошла в просторное прохладное помещение.
Вестибюль дома свиданий напоминал мне покинутый утром санаторий.
Ковровая дорожка вдоль по коридору, ажурные тусклые светильники, темная полировка дверных панелей…
А вот и нечто вроде стенгазеты возле столика коридорного.
Присмотревшись, я увидела, что это рукоделье представляет собой поздравление сотрудников фирмы «Все для вас» с Восьмым марта, подписанное администрацией.
Коридорный оказался солидным амбалом в черной безрукавке с античным орнаментом по горловине.
Он проводил меня до восьмого номера, который располагался в самом конце коридора.
Бесстрастным голосом пожелав мне приятно провести время, юноша бесшумно удалился.
Я нажала на ручку и вошла внутрь.
Номер был пуст.
Осмотревшись, я заметила следы присутствия людей в этой обители предполагаемого веселья.
На спинке стула была небрежно брошена косынка.
Возле огромной кровати стояла открытая губная помада, — поддельная «Белл», превратившаяся в «Беллу».
А из ванной слышался веселый плеск воды.
Я расслышала, как чей-то сладкий голосок напевал хабанеру из оперы «Кармен».
— У любви, как у пташки крылья…
Я бросила пакет на пол возле кровати, — он залетел под кисти покрывала, — и, подойдя к окну, закурила.
Рамы были заперты очень хитрым замочком.
Просто так сбежать отсюда, если у кого и возникло бы вдруг это желание, было невозможно.
— А вот и мы!
Дверь ванной распахнулась.
Оттуда выплыли три красавицы в прозрачных кимоно.
— Алла, — скромно представилась та, что была пониже ростом.
— Аглая, — сверкнула огромными зелеными глазами рослая девушка.
— А я Альбина, — нежно пропела жгучая брюнетка с выщипанными бровями.
— Отлично, девочки!
Мне вдруг стало как-то не по себе.
И тут я поймала себя на ощущении, что за мной кто-то подсматривает.
Я бухнулась в кресло и затушила сигарету в приземистой хрустальной пепельнице.
