- А здесь всегда так уныло-пустынно? - Потом он, видимо, понял, что сказал что-то не то, и попытался извиниться. - Я совсем не хотел вас обидеть... мне просто любопытно. Место у вас уютное, расположение тоже хорошее. Французский квартал...
Кажется, Уоллас Грич начал заговариваться, и Кристиан вдруг понял, что его собеседник напуган чуть ли не до полусмерти. Пустой стакан у него в руке дрожал, глухо клацая о стойку; кубики льда холодно позвякивали о стекло. Похоже, Уоллас был на пределе.
Кристиан мягко забрал у него стакан, выкинул старые кубики льда, положил новые и налил сверху виски - двойную порцию. Однако Уоллас опрокинул в себя и двойную, даже не поморщившись. Он явно был выпивоха со стажем.
- Зачем вы пришли, Уоллас Грич? - тихо спросил Кристиан. - Что вам здесь нужно?
Уоллас безотчетно коснулся крестика у себя на шее. Потом, как будто желая скрыть этот жест, он провел пальцем по внутренней стороне воротничка и попробовал расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке, хотя она уже была расстегнута.
- Была одна девочка, - сказал он. - Джесси. Такая тоненькая, миниатюрная. С короткими каштановыми волосами и в черном платье. Она часто сюда заходила.
У Кристиана было такое чувство, как будто что-то у него внутри сжалось в холодный тугой комок. Комок превратился в кулак, который сжимал некий жизненно важный орган и разрывал его изнутри. Он облизал губы. Во рту появился противный привкус свернувшейся крови. Он сделал вид, что задумался.
- Джесси. Это было так давно... но я, кажется, помню. Она приходила сюда регулярно, а потом перестала. Лет пятнадцать назад.
- А это было, случайно, не после Марди-Гра... ну, когда она перестала сюда приходить пятнадцать лет назад?
- Да, наверное. - Кристиан снова почувствовал привкус свернувшейся крови.
- Это была моя дочь, - сказал Уоллас.
Кристиан тяжко сглотнул. Ему вдруг захотелось пить.
- И она просто пропала, и все? - спросил он. - А вы обращались в полицию?
- Нет. Джесси была просто неуправляемая. Совсем-совсем дикая. Отца не слушалась совершенно. - На мгновение лицо Уолласа превратилось в трагическую маску Марди-Гра; потом он смахнул слезы и продолжил: - Она все время грозилась уйти из дома. Говорила, что я ей даю мало денег, что я занудный и скучный. Ей нравилось шляться по барам и пить. Она сердилась, потому что я не давал ей бросить школу, хотя она собиралась. Ей было на все наплевать... и в частности - на родного отца. Уоллас снова провел рукой по глазам.
- Я так думаю, девочке было плохо без матери. Лидия - моя жена умерла, когда Джесси было всего пять. Это было самоубийство, тяжкий грех. Я сам растил и воспитывал дочь. И, наверное, я был никудышным отцом. Когда Джесси пропала, я думал, она убежала с каким-нибудь парнем. И я надеялся, что она вернется, когда у него кончатся деньги. Она говорила такие вещи... такие странные вещи... и знакомые у неё были странные... и если бы я заявил в полицию, она бы меня возненавидела.
- Но почему вы пришли сюда? - Кристиан не мог смотреть Уолласу в глаза. Он смотрел на серебряный крест и на тонкую кожу на шее под ним.
- Ну... когда Джесси пропала, я перетащил все её вещи на чердак. А когда стало ясно, что она не вернется, я про них как бы забыл. Не хотел даже на них смотреть. Но недавно я про них вспомнил и подумал, что, может быть, там осталась кое-какая одежда, которую можно будет отдать к нам в церковь для ежегодного благотворительного базара. Понимаете, в пользу бедных. - Кристиан кивнул. - И вот, разбирая коробки, я нашел Джессин дневник. Там было несколько записей про вас - и про ваш бар. Похоже, она питала к вам... чувства. Я подумал, она, может быть, вам говорила, куда она собирается ехать. Мне так хочется её увидеть.
- Я не знаю, - сказал Кристиан. - Она здесь только пила. Со мной почти не разговаривала. Я не знаю, где она и куда собиралась. - Он вдруг поймал себя на том, что по-прежнему таращится на серебряный крестик, и опустил глаза на пустой стакан Уолласа.
Уоллас тяжело вздохнул.
- Налейте еще.
Он выпил ещё два стакан виски. Опьянел. Прошелся по бару. Внимательно рассмотрел витраж и черную фанеру на соседнем окне, столики с вырезанными на них инициалами и кругами от пивных кружек, барные табуреты с растрескавшимися кожаными сиденьями. Время от времени он поглядывал на Кристиана, который молча отводил глаза.
А когда Уоллас начал коситься на заднюю лестницу, что вела на второй этаж к квартире Кристиана, Кристиан достал тряпку и принялся вытирать стойку.
- Я уже закрываюсь. Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь. Он не хотел, чтобы его голос звучал так резко. Просто так получилось.
Когда Уоллас ушел - тихо, и скромно, и не совсем твердым шагом, но все же с достоинством, - Кристиан запер за ним дверь, потом осмотрел батарею бутылок за стойкой и почти в самом низу обнаружил квадратную резную бутылку с сияющим зеленым ликером. Почти полную, кстати, бутылку. Теперь никто не пьет шартрез, но в баре у Кристиана всегда был небольшой запас - на тот случай, если Молоха, Твиг и Зиллах решат заехать к ним в город на Марди-Гра. Они наверняка захотят шартрезу. Кристиан даже не сомневался, что захотят. А сегодня он выпьет сам. Ему просто необходимо выпить: почувствовать мягкое опьянение, когда все плывет в голове. Сегодня ему хотелось быстрее заснуть и спать крепко без сновидений - чтобы его не тревожили никакие призраки, восставшие из провалов памяти, никакие хрупкие девочки с запавшими глазами и бедрами, испачканными в крови убийственных и невинных родов.
Но сможет ли он?
Кристиан открыл бутылку и уже собрался наливать, но его рука замерла над стаканом, худая и белая - такая холодная на холодной бутылке. Он вдохнул запах ликера. Запах свежий, как новая ночь, как новорожденное дитя. Запах горьких трав. Ему так хотелось напиться, чтобы забыться и уснуть. Те, остальные - Молоха, Твиг и Зиллах, - пили постоянно и даже ели; они топили свою истинную природу в излишествах и обжорстве. Но они были так молоды. Они были из нового поколения. У них был немного другой организм - более стойкий и крепкий, а не такой деликатный, как у Кристиана. Кристиан помнил те разы, когда он пробовал пить вино и водку. Эти воспоминания всегда отдавались болью и холодком в спине. Но может быть, этот напиток...
Прижимая бутылку к груди, Кристиан поднялся к себе в квартиру. Но сначала он погасил свет в баре. Свет ему был не нужен - он прекрасно видел в темноте.
* * *
Шартрез обжег горло, и Кристиан застыл в напряжении в ожидании боли. Но боли не было - был только мягкий зеленый огонь, разлившийся по всему телу. Похоже, на этот раз все получится. На этот раз его странное, вероломное тело позволит ему напиться - напиться как никогда, - а потом он уснет, не терзая себя никакими мыслями. Пусть ненадолго, но он погрузится в забвение.
Он налил себе еще. Ликер попал не в то горло. В глазах защипало, дыхание перехватило. Кристиан выплюнул то, что успел набрать в рот, и проглотил слюну, чтобы не закашляться. Потом тихонечко рассмеялся. Он был хорошим барменом, просто замечательным барменом, но сам он пить не умел. Он отставил стакан и хлебнул прямо из горлышка, как делали те, остальные, в последнюю ночь Марди-Гра.
Когда с улицы за окном донесся шум, Кристиан не обратил на него внимания - он был уже основательно пьян. Какой-то глухой удар... ничего особенного. Но потом снова раздался удар и какой-то противный скрежет, как будто кто-то тащил по асфальту металлический бак для мусора. Бродячая собака? Бездомный бродяга? Кристиан подошел к окну, откуда просматривался переулок на задах бара и кусочек Роял-стрит, и выглянул на улицу.
Похоже, Уоллас Грич тоже нажрался изрядно. Иначе с чего бы ему рыться в мусоре Кристиана, да ещё так неловко, что гром стоял на всю улицу. Кристиан наблюдал. Уоллас вытащил из пакета с пустыми бутылками бутылку из-под водки и тут же уронил её на асфальт. Бутылка со звоном разбилась. Уоллас опустился на четвереньки и принялся подбирать осколки с явным намерением засунуть их обратно в мусорный пакет.
Это было уже слишком. Надо будет с ним разобраться, с этим Уолласом Гричем. И разобраться решительно. Весь переулок уже был завален битым стеклом, обрывками бумажных пакетов и прочим мусором. Чего он там роется, этот Уоллас? Чего ищет? Обглоданные кости своей блудной доченьки, аккуратно завернутые в газету пятнадцатилетней давности?
Кристиан отошел от окна. Сейчас он спустится вниз и незаметно войдет в переулок; схватит этого старого идиота за волосы, отогнет ему голову, чтобы было удобней добраться до сухой сморщенной шеи, и выпьет безвкусную кровь старика...
Первый спазм грянул, когда он уже открывал дверь на лестницу. Кристиана согнуло чуть ли не пополам, и он привалился плечом к дверному косяку, прижимая руки к животу и стараясь унять вспышку зеленой боли, которая, казалось, сжигает его изнутри. Это было ещё хуже, чем в те, прошлые, разы. Гораздо хуже. Такое впечатление, что боль разрывала его изнутри - буравила и разъедала внутренности. Он зажмурил глаза. Его трясло мелкой дрожью. Внутри все горело и содрогалось.
