Не хватало, чтобы еще и Казбека показали рядом со мной. Уж он-то милиции города Петропавловска, я думаю, хорошо известен.
Рынок с экрана исчез, и я опять получила удовольствие созерцать скудно оформленную студию провинциального городского телевидения и комсомольское лицо диктора.
Диктор говорил еще что-то, поражающее своей пессимистичностью, о наркотиках и наркоманах и исчез наконец с экрана.
Появился лукавый казахский старик в полосатом халате, забренчал на разрисованной домбре и заблеял.
Вот, акынов мне только и не хватало.
Я выключила телевизор.
Ну, надо же!.. Такого со мной еще не было! Ничего себе секретный агент. Да таких агентов, которых по телевизору показывают во время выполнения ими задания, не то что на пушечный выстрел к разведработе нельзя подпускать, но и вообще — из этой же самой пушки расстреливать надо к чертовой бабушке.
Как же это я камеры не заметила. Наверное, скрытой камерой снимали, а то бы наркоторговцы все по углам разбежались.
И разведчики, кстати, тоже.
Я схватилась за голову.
Это безобразие ведь и Виктор Федорович Зайберт видел! Уж точно видел — городок-то маленький, а он в СМИ работает, я ему глаза порядочно намозолила.
Хотя…
Может быть, и не видел. Меня-то больше со спины показывали. Я один раз только боком к камере этой проклятой повернулась. И весь сюжет, на протяжении которого я мелькала на экране, меньше полминуты длился.
А может, и видел. Журналисты тоже своего рода разведчики и секретные агенты — глаз у них острый, они всегда норовят увидеть побольше.
Ну, а если Зайберт все-таки заметил мой блистательный теледебют, я всегда могу отмазаться. Скажу, мол, журналистское расследование проводила.
Должна же я все-таки показать миру город Петропавловск не только таким, каким он описан в проспектах для приезжих, но и каков он есть на самом деле.
Да, да, так и скажу Зайберту.
Я немного успокоилась, но тут снова схватилась за голову. Боже мой! Гром ведь мог этот сюжет видеть.
Теоретически это, конечно, маловероятно — эта передача местного телевидения, а Гром, насколько я понимаю, находится сейчас далеко отсюда.
А практически — вполне может быть. В распоряжении Грома такая техника, что поймать волну, на которой транслируется Петропавловское местное телевидение, — проще простого. А следить за ходом событий, используя при этом источник официальных сообщений, — тоже ему не повредит.
Так что…
Глупо, боже мой, как глупо…
Эта дурацкая журналистская придумка насчет скрытой камеры может мне очень навредить, очень.
Но тогда, в тот вечер, я себе и представить даже не могла, как здорово поможет мне этот сюжет, прокрученный по местному телевидению.
* * *
Мне хотелось принять душ, но я решила дождаться сеанса связи с Громом — не лезть же мне с передатчиком под воду.
И снимать его тоже — не нужно.
Я прошлась по комнатам. Ой-ой-ой, как все нехорошо, как некрасиво все вышло.
С тех пор как я выключила телевизор, часы на стене оттикали уже десять минут, так что понемногу я начала успокаиваться, но внезапно завибрировавший радиоприемник на моем боку все-таки заставил меня вздрогнуть.
Я нацепила наушники и, сняв с пояса приемник, поднесла микрофончик к губам.
Подождала, пока в наушниках не раздалось громкое:
— Багира!
— Слышу хорошо, — быстро откликнулась я, и под ложечкой у меня нехорошо заныло, — это был голос Грома, а не оператора.
Вдруг Гром вызывает меня на связь для того, чтобы отругать за то, что появилась в телевизоре. Да ладно отругать, он вполне может и вовсе снять меня с задания! Конечно, может.
А я такого позора не переживу.
— Как успехи, Багира? — поинтересовался Гром.
— Вышла вроде бы на тех самых людей, которые нам нужны, — бодро сообщила я.
— Опиши-ка, — попросил Гром.
Как смогла, я описала Кирилла и Валерика.
— По описанию подходят, — удовлетворенно ответил Гром.
Я вздохнула с облегчением. Значит, Андрей Леонидович не видел моего появления на экране.
— Через кого вышла на них? — снова спросил Гром.
— Через того, кого вы мне рекомендовали, — прилежно ответила я.
— Неплохо, неплохо, — заметил Андрей Леонидович, — неплохо работаешь, Багира…
— Спасибо, — ответила я, — рада стараться…
Выходит точно — не видел ничего он!
— Этот Кирилл, — добавил Гром, — служил в Афганистане. Потом — где-то в арабских странах жил после войны. По нашим сведениям, воевал там по контракту, позже вступил в какую-то банду в Объединенных Арабских Эмиратах. Прекрасно знает арабские языки и скорее всего до сих пор сохраняет контакт с тамошними бандформированиями. Очень опасный человек.
— Мне тоже так показалось, — сказала я.
— Теперь мои тебе новости, — голос Грома посуровел, — и новости, надо сказать, неутешительные.
— В чем дело? — спросила я. Ну, сейчас он про эту передачу…
— Вторая операция по ликвидации Волка сорвалась, — сообщил мне Гром.
Вот так-так. Как видно, мне все-таки самой придется убирать бывшего коллегу.
Печально это и неправильно, но иначе, как я понимаю, нельзя.
— Волк после прошлого на него покушения переехал к своей сожительнице, — продолжал Гром, — он думал, мы не знаем ее адреса. А может, и просто понадеялся на свои силы. Как оказалось — не зря. Волк каким-то образом вычислил снайпера, расположившегося на крыше соседнего дома, подставил вместо себя манекен, да еще так умело подставил, что снайпер долго как следует прицелиться не мог. Ну, пока снайпер целился, Волк подкрался сзади и сбросил снайпера с крыши девятиэтажного дома, где снайпер сидел, — добавил Гром.
— Да, — сказала я, — Волк — отличный солдат.
— Я знаю, — вздохнул Гром, — тем обиднее. Я ведь сам его всему выучил, и теперь приходится его убивать. — Голос Андрея Леонидовича потускнел, но через секунду своим обычным деловым тоном Гром проговорил: — Что еще можешь сообщить, Багира?
— Пока ничего, — ответила я, рассудив, что не время сейчас распространяться о всяких там телепередачах.
— Вопросы?
— Только один, — cказала я. — Волк знает, что за ним идет охота. Почему он не скроется? Почему не откажется от поездки в Казахстан и не ляжет пока на дно?
— Я сам об этом думал, Багира, — признался Гром, — не знаю, если честно. Или для него поездка так важна, или он просто слишком уверен в своей неуязвимости.
— А может быть, и то и другое, — вставила я.
— Да. Волк слишком жесток, прямолинеен, неосторожен, — сказал Гром, — после того, как нашу разведгруппу расформировали, он, наверное, привык воевать со слабыми. На том и погорит, — закончил Гром.
Я промолчала.
— Больше нет вопросов? — снова спросил Андрей Леонидович.
— Нет.
— Тогда отбой… Да, вот еще что. Поздравляю тебя, Багира, с первым появлением на экранах телевизоров, — с неопределенной интонацией произнес Гром.
О черт, значит, он все-таки смотрел эту идиотскую передачу!..
Я молчала. А что мне говорить-то?
— Ладно, — устало произнес Гром, — если бы у меня была достойная замена и если бы ты не была по легенде журналисткой, что несколько оправдывает твое попадание в кадр… Если бы не все это, я бы тебя просто снял с задания. Ты поняла?
Я кивнула, потом спохватилась и сказала в микрофончик радиоприемника:
— Да.
— Вот теперь отбой, — произнес Гром, — самолет прилетает завтра в половине двенадцатого ночи. Не забудь. Отбой.
— Отбой, — сказала я, и тотчас голос в наушниках пропал, и смолк треск.
Я приняла душ и легла спать.
* * *
Проснулась я на следующее утро в семь часов утра. Включила телевизор — местный канал — и принялась делать утреннюю зарядку.
Я заканчивала уже комплекс упражнений, когда на канале Петропавловского телевидения началась программа новостей. Снова появилась на экране та самая студия с тем же самым ведущим.
Ведущий нахмурился, как и вчера, и страшным голосом, будто пересказывал фильм ужасов, начал вещать о вреде наркомании.
«Елки-палки, — пронеслось у меня в голове — да они свихнулись тут все на этих чертовых наркотиках…»
Я подумала, что это — всего лишь повтор вчерашней передачи и хотела было уже выключить телевизор, как в мое сознание вдруг вклинился другой голос:
— Сегодня мы успели снять кадры нового случая смерти от наркотиков…
Опять на экране появился Колхозный рынок, но уже утренний — освещение было другое и народу не так много — сразу видно, рано-рано утром снимали.
Голос за кадром рассказывал всякие ужасы о наркотических веществах, и телевизор показал мне тот самый сарай, куда завлек меня вчерашний паренек.
— А вот и очередная жертва беспредела наркобизнеса в нашем городе, — печально сообщил журналист, — посмотрите, на этом месте мог бы быть ваш сын, ваша дочь или даже — вы сами…
