– Да я про Дмитриева и Кана, – пояснил он в ответ на ее недоуменный взгляд. – Тебе удалось снова вбить между ними клин!
– Да не хотела я ничего вбивать! – обиделась Лиля. – Я только пыталась помочь человеку...
– Понятно, что не хотела. Поговорку слыхала: благими намерениями вымощена дорога в ад?
– Послушай, ну откуда мне было знать, что Павел и Кай не ладят?
– Да и не надо тебе знать – просто не вмешивайся! Не успела приступить к работе, как уже стала причиной скандала...
– А что за кошка пробежала между этими двумя? – решилась задать вопрос Лиля, поняв, что сейчас, возможно, ее единственный шанс все выяснить.
Алексей задумчиво посмотрел на нее, сдвинув очки на кончик носа.
– Это давняя история, – произнес он наконец. – Началась еще в старой клинике... Павел и Кай давно знакомы – учились на одном курсе в Меде. Павел пошел в аспирантуру, а Кай сразу начал практиковать. Дмитриев так и не сумел защититься – не поладил с научным руководителем, и тот его выкинул. Кай за это время поднабрался опыта, поработал в Южной Корее и Израиле, защитился, а потом пришел в больницу к Никодиму, тогда еще не заву. Кай вообще – хирург-онколог широкого профиля, но, так как специализировался он по нейрохирургии, Никодим буквально «вырвал» его с хирургического отделения и перетащил к себе. Павел тогда уже работал, и у них с Каем начались настоящие гонки на выживание: каждый считал себя лучше другого и пытался всячески это доказать. На соперничество смотрели сквозь пальцы, считая, что оно может даже в какой-то степени пойти на пользу. А потом, как говорится, «случилось страшное».
– И что же? – выкатила глаза Лиля, подавшись вперед.
– От Павла сбежал первый пациент.
– Да ты что?
– Ага, представляешь? Он вообще-то хороший врач, но вот с людьми ведет себя... Короче, боятся его пациенты. А Кай, хоть и суров с виду, нянькается с ними, как с малыми детьми, разговоры разговаривает, журнальчики почитывает, имеет кучу знакомых в Институте ядерных исследований. Там есть большой иммунологический отдел, занимающийся нетоксической терапией, и частенько Кай направляет пациентов туда, что затем позволяет делать операции, при которых заведомо не все опухолевые ткани удаляются... Понимаешь, наше отделение – одно из самых тяжелых, и порой здесь главное не вылечить, а просто существование облегчить. А для того, чтобы все-таки вылечить, нужно действительно этого хотеть – и неважно, кто именно поможет пациенту, Кай заинтересован в том, чтобы он получил всю возможную помощь. А Павел... Ты пойми, я ничего плохого о нем не скажу, но он хочет, чтобы больные понимали, что он – их единственная надежда. Он берется за любую операцию, если верит, что сможет победить, и отказывается, если чувствует, что не сумеет. Павел не считает нужным искать другие пути, звонить кому-то и направлять собственного пациента к тому, кто знает и умеет что-то лучше него самого, вот в чем штука.
– Но он же и не обязан, верно? – спросила Лиля.
– Не обязан, – согласился Алексей. – Тут каждый сам для себя решает, как поступать. Кай – мужик тяжелый, особенно для коллег и начальства, но не для больных. Они его обожают из-за подхода под кодовым названием «нет безнадежных пациентов», поэтому, узнав про Кая, так и норовят перескочить к нему, а такого, как ты понимаешь, никто не любит. Хотя на месте Дмитриева я бы не парился, ведь благодаря тому, что «безнадежные» уходят к Кану, у него показатели по выживаемости гораздо лучше! Если, к примеру, полистать наши электронные таблицы, сразу видно, что у Павла пациенты все больше выписываются, а у Кая мрут как мухи – но только после того, как он сделает все возможное, чтобы продлить им жизнь. Он пока никому не отказал, веришь? Еще Дмитриева, несомненно, бесит тот факт, что Кан работает сразу в нескольких местах и везде нарасхват – несмотря на «ударные показатели» Павла, в самых тяжелых случаях вызывают именно Кая!
– Странно, – пробормотала Лиля задумчиво.
– Почему странно? – удивился физик.
– Ты описываешь его совсем по-другому... Кстати, ты в курсе, что на Кая «телегу» накатали?
– А-а, ты про эту Вакуленко? Ну да, все в курсе. У нас такое случается, но до сих пор Комиссия по этике не встревала – все решалось, как говорится, мирным путем. Ну померла пациентка – с кем не бывает? Здесь это сплошь и рядом! Не представляю, чего они к Каю цепляются... Да Никодим его отмажет, ты не волнуйся!
– Да с чего мне волноваться-то? – пожала плечами Лиля.
Алексей склонил голову набок и сощурил глаза.
– Не знаю с чего, только никто до тебя еще не допрашивал меня о Кае с таким пристрастием!
– Это просто потому... Да потому, что я оказалась в эпицентре конфликта, не зная даже, откуда у него ноги растут!
– Ну да, ну да, – недоверчиво пробормотал физик, возвращаясь к своей капусте. – Кстати, с кем на праздник-то пойдешь?
– С кем?
Лиля даже не задумывалась об этом, и теперь вопрос поверг ее в панику: а действительно, с кем она могла бы пойти, учитывая, что пока отношения в коллективе складываются у нее не лучшим образом?
– Я чего спросил-то, – сказал Алесей, не отрывая взгляда от тарелки. – Если тебе не с кем, может, вместе, а?
Лиля вздохнула с облегчением и едва ли не с благодарностью – это решило бы все проблемы! Ну, почти все...
* * *
– Ты чего устроила-то, Лилька?! – воскликнула бабушка, едва войдя в комнату и увидев вывороченный платяной шкаф. Лилина одежда валялась повсюду – на диване, на кровати и даже на полу, а сама она, пыхтя и отдуваясь, стояла посреди неопрятной кучи тряпок с выражением отчаяния на лице.
– Мне нужно платье! – сказала она, оборачиваясь. – У нас праздник...
– У вас?
– В клинике. Год со дня открытия.
– Поня-а-тно, – пробормотала Екатерина Матвеевна. – И что же тебя не устраивает в твоей одежде? Вот, к примеру, это – чем не хорошенький наряд?
Лиля с сомнением посмотрела на голубое платье в горошек, которое бабушка извлекла из нагромождения вещей. Строго говоря, «нагромождение» – не совсем правильное слово, так как у Лили никогда не было избытка одежды, но до сего момента ее особенно и не заботил этот факт. Она практически никуда не ходила, кроме института, а теперь вот работы, поэтому несколько пар джинсов, футболок и распродажных свитеров казались ей вполне удачным гардеробом для молодой девушки. У Лили имелось всего три платья. Одно бабушка собственноручно сшила на выпускной вечер в школе. Оно до сих пор висело в шкафу, и, глядя на этот серый бархатный наряд, Лилия удивлялась тому, что когда-то считала его привлекательным. Она ни за что не сказала бы бабушке о своих теперешних чувствах – слава богу, Екатерина Матвеевна не предложила ей надеть именно это платье! Второе было куплено на третьем курсе университета на деньги, которые Лиля заработала за полгода каторжного труда санитаркой в больнице, однако оно казалось слишком претенциозным, чтобы надевать его на мероприятие на новом месте работы. А то платьишко, что выбрала бабушка, делало Лилю похожей на пятиклассницу.
– Ну да, – пробормотала она сквозь зубы, – еще белый бант на макушку – и чем не Мальвина?
Екатерина Матвеевна с сомнением посмотрела на платье, потом на внучку, потом снова на платье. Наконец она со вздохом положила его поверх остальной одежды и тяжело опустилась на стул, сразу показавшись Лиле постаревшей и усталой.
– Хорошо, – быстро сказала она, хватая «горошек». – Надену это – в конце концов, не на свадьбу же иду?
Но бабушка почему-то не поддержала ее энтузиазма. Вместо этого она посмотрела на девушку долгим, печальным взглядом и тихо сказала:
– Ты же у меня такая хорошенькая, Лилечка, но этого никто не видит, ведь одежда, что бы там ни говорили, здорово красит... И чего мы с тобой такие бедные, а?
Лиля вздрогнула от неожиданности. В их доме никогда не обсуждали бедность. Вернее, обсуждали, но в глобальных масштабах или в связи с тем, что опять поднялись цены на коммунальные услуги и продукты питания. Лиля ни разу не задумалась над тем, что они с бабушкой, по сути, невыносимо бедны, но теперь эта мысль, высказанная вслух, поразила ее своей жестокой правдивостью. Но ведь и в самом деле, если задуматься, они жили не так, как большинство тех, с кем Лилия была знакома. Вот уже много лет комната требовала ремонта, однако все, на что у маленькой семьи хватало денег, так это на покупку дешевых бумажных обоев, чтобы хоть как-то обновить стены и сделать их не такими унылыми – ни о каких пластиковых окнах или новой мебели и речи не шло! Лиля уже и не помнила, когда Екатерина Матвеевна покупала себе обновку – наверное, в последний раз это произошло до ее, Лилиного, рождения, когда мама и дедушка были еще живы.
Пока Лиля, ошарашенная внезапным открытием, стояла у шкафа в обнимку с платьем в горошек, Екатерина Матвеевна поднялась и решительно направилась к буфету. Он тоже был старым, как и почти все в этой комнате, но в отличие от стола не старинным – просто древним и облезлым.
