Глава 5
Каким хорошим, добрым, прекрасным может быть утро! Даже самое зимнее, холодное, хмурое и серое. Если просыпаешься не от звонка будильника, а по велению души, естественным, так сказать, путем. Но даже самое что ни на есть ласковое летнее солнце не способно поселить тепло в твоем сердце в том случае, если нужно вскакивать чуть свет, принимать водные процедуры, чтобы более или менее поднять тонус полусонного организма на приличествующую предстоящим мероприятиям высоту, потом перекусывать на скорую руку, да еще и думать над гардеробом.
Унылая серость тяжелого зимнего утра всегда очень заметна при раннем подъеме под дробь барабанов (читай: электронного будильника), и это — хана, кранты, болты и тому подобные жаргонизмы. Короче, жить не хочется. Пришлось подниматься в половине восьмого, чтобы к девяти успеть на работу. Успела. А что мне оставалось делать? Нет, я могла бы и сама позвонить в арбитражный суд и уточнить, когда начинается это заседание, но за что тогда, спрашивается, я плачу Маринке?
Как всегда исполнительная, Маринка быстренько дозвонилась в арбитражный суд и выяснила, что разбирательство назначено на одиннадцать часов. Так что я успела еще почитать поступившую корреспонденцию, раздать всем цэу, испить приготовленного Маринкой кофе, выкурить пару-тройку сигарет, а в половине одиннадцатого отправилась в арбитражный суд.
Езды до Чернышевской, где на предпоследнем этаже нового двенадцатиэтажного здания располагался суд, было всего ничего. Но я привыкла появляться на такого рода мероприятиях заранее: можно встретить коллег-журналистов, присмотреться к посетителям и вообще разведать обстановку, поэтому и выехала с запасом.
На одном из перекрестков я остановилась у светофора и взглянула налево, где затормозил большой серый «Форд». Присмотревшись, я увидела, что за рулем сидит вдова Аркадия Сергеевича. «Тоже захотела приехать пораньше», — решила я и, когда загорелся зеленый свет, пропустила «Форд» вперед, пристроившись следом. Просто из любопытства.
Любопытство едва не стоило мне жизни. Но все по порядку. Людмила Николаевна остановилась у супермаркета, вышла из машины и, запахнув песцовую шубу, направилась в магазин. Я, не опасаясь быть ею замеченной, поскольку стекла в моей «ладушке» тонированные, затормозила метрах в десяти от заднего бампера «Форда» и стала ждать, пока Белкина вернется и мы продолжим нашу поездку бок о бок. Долго мне скучать не пришлось, потому что Людмила Николаевна почти сразу же вышла из супермаркета с фирменным пакетом, в котором угадывались очертания полуторалитровой пластиковой бутылки.
Белкина не успела сделать в сторону дороги и трех шагов, как мою машину с силой тряхнуло, и она сама собой сдвинулась на несколько метров назад, уткнувшись в бампер такой же «стодесятки», как у меня, только белого цвета. Ткнулась, правда, на «излете». Я было начала хвататься за рычаг переключения передач, давить на педали, но потом поняла, что «Лада» моя поехала не по своей воле. Ее отбросило взрывной волной.
«Какой волной?» — можете спросить вы. Вот и я тоже подумала: какая к черту взрывная волна, мы же не в Чечне живем? Но когда я подняла голову, мне все стало понятно. «Форд» Людмилы Николаевны горел синим пламенем.
«Ну и дела!» — только и успела подумать я. Оглядевшись, я увидела, что на противоположной стороне дороги из стоявшего «КамАЗа» выбрался парень в телогрейке и военной шапке-ушанке. В руках у него был огнетушитель. Он бежал к полыхавшему «Форду». Первым делом, оправившись от потрясения, я схватилась за «Никон», с которым стараюсь никогда не расставаться, и прямо из машины сделала несколько кадров.
Я сняла не только горевший «Форд», но и его хозяйку, сидевшую у входа в супермаркет, обеими руками прижимавшую к себе пластиковый пакет с бутылкой. Ее сбило с ног взрывной волной, и она еще не до конца осознала, что случилось.
Потом я вспомнила, что у меня тоже есть такая штучка, как у водителя «КамАЗа» — огнетушитель — и, нашарив его под сиденьем, выскочила на мороз. Шофер, охваченный благородным порывом оказать помощь при пожаре, что-то замешкался. Он тряс свой красный баллон, бил его о дорогу, переворачивал, но тот выдавал только грязно-желтую блевотину и категорически отказывался образовывать пену, а тем более под напором. Сейчас покажу ему класс! Я подняла свой баллон на уровень груди и остановилась. Что с ним надо было делать дальше, я не знала.
Водитель «КамАЗа», выкрикнув что-то непечатное, отшвырнул бесполезную штуковину и увидел меня, беспомощно стоящую с аналогичным баллоном в руках.
— Дай-ка сюда, — парень вырвал штуковину у меня из рук, произвел с этой сумасбродной тварью какие-то манипуляции, и, о чудо! — мой баллон зафонтанировал.
Вот только направлен он был немного не в ту сторону. Парень окатил парочку зевак, неизбежно появляющихся в местах фейерверков и подобных им зрелищ, и только после того, как залил их шубы и дубленки и испортил им настроение, направил извергавшуюся пену на горящее авто. Впрочем, он уже мог бы этого и не делать. «Форд» и без его помощи благополучно догорел. От покореженного остова валил густой бурый дым.
— Людмила Николаевна, вставайте. — Я подошла к Белкиной, обнимавшейся с пакетом, и протянула ей руку. — Ничего страшного, самое главное — вы живы.
Она никак не отреагировала на протянутую ей руку помощи и что-то бормотала себе под нос. Наклонившись ниже, я услышала:
— Бумаги… документы… документы… — говорила она, раскачиваясь.
— Вставайте, Людмила Николаевна. — Я попыталась ухватить ее под мышки. — Не май месяц, чтобы сидеть на земле, — простудитесь.
Наверное, простуживаться Людмила Николаевна не захотела, потому что осознанно взглянула на меня и стала медленно подниматься. Хорошо, подоспел вышедший из супермаркета мужчина и помог ей.
— Спасибо, — поблагодарила она его, а я осталась ни при чем.
— Пойдемте, — я взяла ее под локоть, — скоро суд начнется. Вы себя нормально чувствуете? Не ушиблись?
— Какой суд, голубушка? — усмехнулась Белкина. — Все документы сгорели в машине.
— Ничего, — потянула я ее к своей «Ладе», — зато вы целы и невредимы, а бумаги можно восстановить.
Она все-таки поддалась на уговоры, и мы сели в машину.
— Вы поедете в суд, — повернулась я к ней, — или вас отвезти домой?
— Домой.
— Это был автомобиль Аркадия Сергеевича?
— Да.
— А почему вы поехали одна? — спросила я, разворачивая машину. — Разве брат Аркадия Сергеевича или Александр Георгиевич не могли заехать за вами? Да положите вы куда-нибудь эту бутылку. Впрочем, лучше сохраните ее как память, она ведь спасла вам жизнь.
— У вас закурить не найдется? — глухо спросила Людмила Николаевна.
— Пожалуйста, — я протянула ей пачку «Винстона» и зажигалку.
Белкина жадно затянулась. Она отрешенно смотрела в окно, подавленная происшедшим.
— Не думала, что все будет так, — наконец сдавленно произнесла она.
— Вам угрожали? — решила я воспользоваться внезапно открывшимися шлюзами откровенности.
— Нет, не угрожали.
— А прекратить это дело с судом не предлагали? — заинтересовалась я.
— Нет. Аркадий всегда сам вел дела. Его только вчера… — Людмила Николаевна всхлипнула и разрыдалась.
Тушь черными ручейками потекла по ее слабо нарумяненным щекам, с которых минувшее потрясение, казалось, стерло даже искусственный румянец.
— Ну, ну, успокойтесь, — только и могла сострадательно промямлить я, — значит, вас не отговаривали, не предупреждали, вам не угрожали… Интересно…
— Что интересно? — потерянно посмотрела на меня Белкина.
— Ребус какой-то получается! — с досадой воскликнула я, останавливая «Ладу» возле очередного светофора.
— Господи, это просто травля… — снова всхлипнула Белкина.
— У вашего мужа были, наверное, обширные связи и солидные знакомства, если он «купил ситуацию», зная об эмиссии, произведенной Новгородцевым.
Белкина почему-то вздрогнула.
— Ничего-то от вас не скроешь, — с горькой усмешкой произнесла она. — Кто вас посвятил в это?
— Какая разница! — Я нажала на педаль акселератора. — Вот что, Людмила Николаевна, мне кажется, вам лучше было бы на время куда-нибудь переехать.
— Что? — растерянно спросила она.
— Пе-ре-е-хать, — проспелленговала я, чтобы лучше дошло до моей спутницы.
— Вы меня домой везете? — встрепенулась она, глянув на меня, как затравленный зверь. — Я не хочу, не хочу, не хочу, — истерично затараторила она, — не хочу…
Ее державшая сигарету рука нервно зашныряла от губ к пепельнице и обратно. Затяжки были мелкими, судорожными, торопливыми.
— Господи, что же мне делать? — завращала она глазами. — У нас ведь был телохранитель, и не один. Но Аркадий, ему море было по колено — ничего не боялся. И что вы думаете, с ним ничего и не случалось, я имею в виду страшного. И вот, — Белкина протяжно всхлипнула, но тут же подавила в себе желание зареветь и продолжила свою лихорадочную исповедь, — вы думаете, каково было мне, законной жене, видеть, как он изменяет мне, причем открыто, нагло… Приводил своих баб прямо домой под видом секретарш, знакомых, партнерш по бизнесу и еще бог знает кого, — у нее появилась злобная мстительная интонация, — средь бела дня! На меня — ноль внимания! Жена бизнесмена! А что я имела, кроме слез в подушку?! Братец его тоже хорош — всегда его защищал: Аркаша устает, он тебе верен, мы были на совещании, он — прелесть, душка, не верь сплетням, это все от зависти… Сколько всего я наслушалась!
