– Слишком долго молчала! Не знаю, как ты, а я точно уволюсь! Ненавижу этот дом! Мне все кажется, что кто-то бегает по темным комнатам и прячется, как только включишь свет… И знаю ведь, что это кошки, а мне все чудится, будто кто-то другой!
– Ну и кто из нас сходит с ума? – поинтересовалась Наталья. Она хотела прибавить что-то еще, но в этот миг обе женщины разом повернулись в сторону парка. Оттуда послышался шум приближающейся машины. В свете фонаря мелькнул небольшой автомобиль, показавшийся черным, и скрылся за углом дома. Шум мотора стих, громко хлопнула дверца, и женщины переглянулись.
– Генрих!
– Наконец-то! – Ольга набожно перекрестилась. – Беги к нему, скажи, чтоб сразу шел наверх!
– А куда он пошел, по-твоему? С бокового входа – прямо в мансарду. Наверное, Михаил Юрьевич его вызвонил.
Недавние враги, разом сплотившись, приняли заговорщицкий тон. Они перешли в гостиную, где Ольга сразу принялась разжигать камин. Наталья, устроившись в кресле и утопив ноги в медвежьей шкуре, позволила себе заметить, что она бы ни за какие деньги не стала изображать Золушку ради того, чтобы Генрих смог выкурить трубочку, сидя у огня. Ольга не обиделась.
– Мы все здесь кого-нибудь изображаем за деньги. Что – впервые об этом задумалась?
– Ты ведь пошутила, когда сказала, что уволишься? – Наталья встала и подошла к камину. Огонь уже разгорелся, и Ольга, сидя на корточках, осторожно шевелила дрова кочергой. – Ты ведь не уйдешь?
Ольга подтолкнула в глубь камина крупное полено, по коре которого уже начинали бегать искры. Покачала головой:
– Уйду. Я служила тут слишком долго, мне все опротивело. Могу сорваться, нахамить, тогда прощайте, рекомендации… Честно говоря, я уже устроилась на другое место. В другом конце области, далеко отсюда. Я и искала подальше! – горячо сказала она. – Страшно здесь!
– Боже мой! – Наталья уселась на шкуру, обхватила колени и уставилась в огонь. – Страшно, конечно, особенно по ночам… Теперь еще ты уедешь! Оля, что мне-то делать? Ты опытная горничная, везде устроишься, а кто я? Ты ведь права, я тут себя потеряла. Окончила факультет журналистики, а какой из меня журналист? Я и за дело взяться не смогу. Обленилась, разбаловалась… С какой радости, спрашивается?
– Чужие деньги, – кратко ответила та, ставя кочергу в кованый ящик и тоже присаживаясь к огню. – Хуже нет, когда начинает казаться, будто они твои.
– И что же мне теперь – состариться тут? – Наталья вздрогнула всем телом. – Уйти с тобой?
– Я думаю… – начала Ольга, но осеклась. Тишину дома прорезал женский крик. Обе вскочили и дикими глазами уставились друг на друга. Крик повторился – теперь он был похож скорее на призыв. Наталья схватила горничную за руку:
– Ты слышишь?! Это Ксения!
– У нее припадок? – побелевшими губами выговорила Ольга. – Что же это такое? Она никогда так не кричала!
– Бежим наверх!
– Ты же знаешь, Генрих не разрешает туда ходить, когда он у нее, – оробев, возразила горничная. – Один раз я сунулась, он на меня так цыкнул!
Наталья отчаянно махнула рукой и бросилась к винтовой лестнице. Ее шаги загремели по чугунным ступенькам, Ольга, поколебавшись, последовала за ней, тем более что сверху уже доносился мужской голос, зовущий «кого-нибудь».
Наверх они прибежали одновременно – горничная выглядывала из-за плеча компаньонки.
– Генрих Петрович, что случилось?!
Тот ответил не сразу, сделав жест, призывающий к молчанию. Женщины прислушались и вскоре различили громкие всхлипывания за одной из закрытых дверей.
– Я вас попрошу пока не ложиться. – Он сделал глубокую затяжку и, вынув трубку изо рта, выпустил струю душистого дыма. – Оля, побудьте тут, рядом с ней. Я спущусь, позвоню Михаилу Юрьевичу. Наташа, идемте со мной.
Никто не спорил – горничная, заметно изменившись в лице, осталась караулить в холле, а Наталья спустилась вслед за психиатром на второй этаж. Там он остановился и, резко развернувшись, посмотрел ей прямо в глаза. Наталья этого не выносила. Она описала Нике домашнего врача своей хозяйки как интересного, похожего на подтянутого англичанина мужчину, но ни слова не сказала про его глаза и про действие, которое они на нее производили. Это были совершенно индусские глаза – огромные, миндалевидные, черные с ярко-голубыми белками. Они казались эмалевыми, а не живыми и на удивление не подходили ко всему облику корректного психиатра. Они были красивы, но смотреть в них было тяжело – Наталья обычно отводила взгляд. Так она поступила и сейчас, но Генрих Петрович внезапно схватил ее за плечи и весьма чувствительно сжал их сильными твердыми пальцами:
– Слушайте, Наташа, ситуация у нас пиковая. Ее надо везти в больницу.
– Как? – ахнула Наталья и против воли заглянула ему в лицо. – В психиатрическую?!
– Именно. Сейчас я попробую договориться, чтобы ее приняли, а это не так просто. Пока оденьтесь и будьте готовы помочь ей. Не хочу везти ее на «скорой», вообще не хочу, чтобы она догадывалась, куда мы едем. Вы – с нами.
– Боже мой! Это необходимо? – Наталья чувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Только что она говорила о том, чтобы бросить место, и вдруг место само бросало ее. – Так вдруг?
– Да не вдруг! – Она увидела, что психиатр сильно нервничает, и это ее окончательно подкосило. Только теперь она начинала верить, что прежней жизни пришел конец. – Смерть питона, видимо, послужила сильным толчком, начался мощный регресс состояния, припадок пошел за припадком, по вашим же словам… На дому я ее больше лечить не могу и не имею права.
– А что скажет Михаил Юрьевич?
Генрих Петрович сдержанно поджал губы:
– Он к этому готов. Я предупреждал.
– Значит, надежды нет? – Наталья побежала за ним – он шел в свой кабинет. – Может, подождем? Ведь ей и раньше бывало плохо, но мы выкарабкивались!
– Одевайтесь! – скомандовал психиатр, нажимая дверную ручку и оборачиваясь на пороге кабинета. – Или поедем без вас!
Наталья бросилась наверх и застала Ольгу в безмолвной панике. Та нервно топталась под дверью хозяйкиной комнаты, прислушиваясь и ломая пальцы. Увидев коллегу, она сделала страшные глаза и прошептала:
– Больше не плачет.
– Ходит по комнате? Бегает?
– Нет. Там тихо.
Наталья, остановившись под дверью, осторожно поскреблась и мягким, просительным тоном поинтересовалась, можно ли ей войти. Ответа не было – в комнате только что-то скрипнуло, будто кто-то резко встал со стула. Женщины переглянулись.
– Генрих знает, что делает? – еле слышно поинтересовалась Ольга, выразительно проводя ребром ладони по горлу. – Она ведь может…
– Заперто изнутри?
– Заперто.
– Ксеня, – все также нежно, будто обращаясь к ребенку, позвала Наталья, – пусти меня на минуточку. Я хочу кое-что спросить.
– Иди к себе и одевайся! – внезапно раздался из-за двери резкий, гортанный окрик. Женщины с трудом узнали голос хозяйки. – Ты же знаешь, куда мы поедем!
– Мы едем в гости, кажется…
– В дурдом! – Послышался короткий, разделенный на слоги смех – как будто смеялся проржавевший механизм. – Он врет, что в гости, я знаю, в какие гости! Одевайся и не мешай мне собирать вещи!
Наталья отошла от двери и спрятала в ладонях пылающее лицо. Когда она отняла их, пальцы были мокрыми. Женщина беззвучно плакала. Глядя на нее, закусила губу и горничная.
– Мне надо выпить, или Генриху придется заказывать две койки в дурдоме. – Наталья открыла дверь своей комнаты. – Идем, я и тебе налью. Не бойся, она не сбежит, оставь дверь открытой.
У себя в комнате она торопливо плеснула ликера в бокалы, мутные от выпитых прежде коктейлей. Ольга, обычно щепетильная в вопросах чистоты, не глядя, проглотила содержимое бокала и поморщилась:
– Лучше бы водки!
– Есть, ледяная, – Наталья открыла бар и, достав бутылку, налила водку в те же бокалы. – Давай.
Выпивая, обе косились на распахнутую дверь. Персиковый холл был пуст и залит светом ламп – их включили все до единой. Он напоминал сцену, на которую вот-вот должны выйти актеры, пока что разбежавшиеся по своим гримеркам. Внезапно горничная вздрогнула и едва не выронила бокал – ей почудилось какое-то движение в холле.
– Кошка! – Ольга с трудом перевела дух. – У меня нервы на взводе. Как ты думаешь, она не будет упираться?
– Я как раз стараюсь об этом не думать! – рассердилась вновь захмелевшая Наталья. – Ты-то останешься, а мне туда ехать! Погоди, ты слышала?
Она подняла палец, призывая к молчанию. Женщины замерли, вслушиваясь в ватную тишину мансарды. Наталья уже решила, что резкий стук ей почудился, когда он повторился. Сомнений не оставалось – звук шел из комнаты Ксении. Сам по себе он не казался зловещим, но в нем было что-то, одновременно перепугавшее обеих женщин. Что-то очень знакомое – как показалось Наталье, но что? Ольга издала панический писк и бросилась в холл, Наталья побежала за ней. Они по очереди нажимали ручку двери, наперебой звали Ксению, стучали – бесполезно. В минуты затишья был слышен тот же звук, он повторялся методически и упорно. Тук-тук. Пауза. Тук-тук.
