Только еще три каштана сорвались с дерева.
Он продолжал сигналить.
Вскоре к воротам подошла старуха с ключом в руке, вставила его в замочную скважину и громко сказала:
— Можете пройти к дому.
После этого она повернула ключ обеими руками и приоткрыла ворота, ровно настолько, чтобы Билл смог в них пройти.
Гэрратт наверняка был бы уже вне себя от ярости, до Билл, к счастью, обладал более спокойным нравом. Он твердо решил повидать профессора и ради этого был готов вытерпеть все что угодно.
Билл быстро зашагал по заросшей аллее. Она почти сразу же вела в бок, так что сторожка вскоре скрылась из виду. Сорняки росли повсюду, кусты с обеих сторон сплетались в непроходимые дебри, а ветви буков и каштанов раскинулись так низко над аллеей, что ходить по ней ночью могло обернуться неприятностью.
После второго поворота Билл вдруг увидел озеро, и обширное. Деревья подступали к самой воде, а на дальнем берегу виднелся похожий на барак дом с неухоженной лужайкой у самых его стен. Озеро было довольно живописным, но дом выглядел удручающе. Рядом с ним не было ни сада, ни деревьев, а на серых стенах — ни единого побега плюща. Ряд окон был обращен к озеру. Но самой заметной чертой являлся мост, ведущий на остров.
Билл стоял и глазел на него. Средних размеров остров, находившийся ярдах в пятидесяти, был окружен каменной стеной. Мост проходил сквозь стену, а со стороны «большой земли» соединялся с первым этажом дома в правом его краю. Крытый мост покоился на толстых и неуклюжих деревянных сваях, он выглядел нелепым инородным сооружением на фоне пейзажа.
Билл двинулся вокруг озера. Аллея шла то вверх, то вниз, завершаясь гравиевой площадкой перед фасадом здания. Впрочем, гравий был почти не виден под сорняками и очень скользким мхом, по которому страшно было идти.
Сам дом с этой стороны выглядел менее безобразным, но казался запущенным и неухоженным. Полдюжины ступенек, выглядевших так, словно их не подметали годами, вели к парадной двери. Старинный, висячий звонок был снабжен ручкой в виде скобы. Билл потянул за нее, понятия не имея, приведет ли это звонок в действие. В подобном жилище все что угодно в любой момент могло выйти из строя. Или же звонок мог отозваться в какой-нибудь отдаленной, похожей на склеп кухне, где никто бы его не услышал.
После солидного интервала Билл позвонил снова. На сей раз почти сразу же послышались шаги, дверь открылась, и пожилой слуга устремил па Билла взгляд из-под седых косматых бровей. Он смотрел на него снизу вверх, из-за небольшого роста, и выглядел очень утомленным, что немудрено, когда служишь в таком огромном и запущенном доме. Посмотрев внутрь, Билл увидел в холле мебель, знакомую по Уэйз-Энду — резные викторианские стулья, обшитый панелями дубовый сундук и огромный фламандский шкаф с полированными шишками наверху. Билл думал о том, что стало с Эвансом, который прослужил у профессора дворецким минимум двадцать лет. Было странно увидеть здесь знакомые шкаф, стулья и сундук, но не увидеть старого Эванса.
— Я мистер Кавердейл, — представился Билл. — Думаю, мистер Постлетуэйт меня ожидает. Я послал ему мою карточку.
Не ответив, слуга распахнул дверь, а когда Билл шагнул внутрь, закрыл ее снова и зашагал впереди через холл.
Дверь одной из комнат была открыта, и Билл очутился в маленьком помещении, где все казалось знакомым, за исключением вида на озеро из двух окон, обрамленных голубыми портьерами, которые когда-то висели в комнатке Мэг в Уэйз-Энде. На полу лежал ее старый голубой ковер, а портрет ее матери с глазами, так похожими на глаза Мэг, взирал на Билла со стены. На этих стульях с выцветшей ситцевой обивкой сидели они с Мэг, когда он просил ее выйти за него замуж, а она ответила отказом. Не хватало только письменного стола Мэг и ее самой.
Билл раздумывал над тем, почему Мэг не взяла с собой портрет матери при переезде в лондонскую квартиру, когда дверь открылась и вошла незнакомая женщина. По описанию Мэг, он сразу узнал в ней преемницу мисс Уоллес. Мисс Кэннок в самом деле походила не то на белую мышь, не то на белого кролика. Седеющие волосы спускались на лоб старомодной челкой, поддерживаемой сеткой, а сзади были собраны в пучок, из которого выбилось несколько липких прядок, свисающих на ярко-синий воротник и на шарф, расписанный серыми и пурпурными гелиотропами. Синее платье лишь подчеркивало болезненную желтизну лица, а длинный и широкий шарф то и дело норовил соскользнуть. Билл ощутил несвойственное ему раздражение. Конечно, эта женщина не могла улучшить свою невзрачную внешность, но зачем так безобразно одеваться? Тем более в комнате Мэг, где кричащее ярко-синее платье словно насмехалось над куда более скромной расцветкой занавесей.
Мисс Кэннок приближалась, робко протянув руку.
Взгляд Билла скользнул по большим очкам с роговой оправой и с дымчатыми стеклами, затем по черным кашемировым чулкам и по туфлям с расшитыми бисером носами.
— Здравствуйте, мистер Кавердейл, — шепеляво произнесла она писклявым голосом, улыбаясь и демонстрируя пожелтевшие зубы.
— Мисс Кэннок? — осведомился Билл.
Женщина улыбнулась еще шире.
— О да! — ответила она, и Билл ощутил в своей ладони ее безвольную вялую руку.
Мисс Кэннок отошла к окну и села на маленький жесткий стул спиной к свету. Билл, дивясь собственной сентиментальности, почувствовал облегчение: как хорошо, что она не уселась на один из голубых стульев, с которыми были связаны его воспоминания о Мэг.
— Пожалуйста, садитесь, — предложила мисс Кэннок.
Билл повиновался, прежде чем сообразил, что это не предвещает ничего хорошего. Но когда сообразил, это придало ему еще больше решительности.
— Я надеюсь повидать мистера Постлетуэйта, — твердо сказал он. — Не знаю, упоминал ли он обо мне, но я его старый друг. Ему известно, что я здесь?
Мисс Кэннок теребила кончик своего стародевического шарфа. Она выглядела как типичная старая дева, хотя была еще совсем не старой.
— Как раз об этом я и собиралась с вами поговорить, мистер Кавердейл. — Мисс Кэннок криво улыбнулась, что также не понравилось Биллу. Ему показалось, что улыбка подчеркивает легкую кривизну ее рта. Возможно, этот дефект ему только почудился, но он бы предпочел, чтобы она больше не улыбалась.
— Мне необходимо с ним повидаться, мисс Кэннок, — настойчиво произнес Билл.
Женщина продолжала улыбаться. Теперь, когда она сидела спиной к свету, ее глаза полностью скрылись за дымчатыми стеклами.
— Я уверена, мистер Кавердейл, что это доставило бы ему огромное удовольствие, но если вы старый друг, то должны знать, как трудно оторвать его от работы, и я, право, не уверена…
— Он знает, что я здесь? — бесцеремонно прервал ее Билл.
Мисс Кэннок продолжала теребить шарф.
— Вполне естественно, мистер Кавердейл, что вы хотите видеть профессора. Но сейчас он абсолютно поглощен своей книгой и едва замечает, что творится вокруг.
Понимаете, это его ответ профессору Хоппенглокеру, и он рассчитывает таким образом раз и навсегда опровергнуть теорию Отторини, которую всегда рассматривал как ошибочную и… э-э… принципиально антинаучную.
Биллу было абсолютно наплевать на теорию Отторини, о которой слышал впервые.
— Да, знаю, — отозвался он, — но мистер Постлетуэйт не может работать весь день и всю ночь, а я задержу его совсем ненадолго. Ему сообщили о моем прибытии?
— Ну, понимаете ли, мистер Кавердейл…
— Значит, не сообщили? — Билл поднялся. — Не будете ли вы так любезны это сделать, мисс Кэннок? Боюсь, что я должен увидеть его во что бы то ни стало.
Мисс Кэннок тоже поднялась. Шарф соскользнул с ее плеч, и она подобрала его неловким движением.
— Это так сложно, мистер Кавердейл… правила так строги… Я попробую, но, повторяю, он погружен в работу…
Билл подошел к двери и распахнул ее.
— Передайте ему, что я хочу поговорить с ним о его племяннице — миссис О'Хара.
Мисс Кэннок вцепилась в шарф.
— О, конечно, мистер Кавердейл. Обещаю: сделаю все, что в моих силах. Но ученые все одинаковы — они живут в собственном мире, куда никого не желают допускать и, боюсь, немного рассеяны и забывчивы, я говорю о семейных связях. Мне приходится буквально настаивать, чтобы профессор отвечал на письма миссис О'Хара, и часто безуспешно, но я сделаю все, от меня зависящее…
Женщина вышла, криво улыбаясь. Как будто машинально, она повернулась, чтобы закрыть дверь, но, скорее из духа противоречия, чем по какой-либо конкретной причине, Билл придержал дверь, наблюдая, как мисс Кэннок пересекла холл и скрылась в коридоре, только ближний конец которого был ему виден. Он решил оставить дверь открытой на случай, если в холле кто-нибудь появится. Мисс Кэннок категорически ему не нравилась, и он с сожалением вспоминал о добродушной толстухе мисс Уоллес.
