тобой идёт слава упорного, трудолюбивого и добивающегося своей цели человека.
— Впечатляет… — я пристально смотрела на него. Досье что ли на меня собрал?! — фыркнула я про себя, вслух же добавила: — Только объясни мне, зачем было уходить, если ты продолжал следить за мной? — он склонил голову, сделал глубокий вдох и снова посмотрел на меня.
— Хорошо. Я объясню тебе почему я ушёл, — теперь он наклонился ближе ко мне. — Я считал, и до сих пор считаю, что в смерти Олега есть моя вина, — мне будто под дых дали. Дышать стало трудно. Что он такое вообще говорит?! Тут принесли наш заказ. Так что у меня появилось время перевести дух.
— Почему? — спросила я, когда официант ушёл.
— Когда он связался с той группой, он звал меня с собой, но я отказался. Может, если бы я был с ним… — я резко оборвала его:
— Вас бы убили обоих.
— Теперь мы этого не узнаем… — мы сидели и смотрели друг другу в глаза. — Потом… — он замолчал и поджал губы. — Когда твой отец умер, я… — он снова запнулся. Я никогда не задумывалась, что для него всё происходившее тогда, тоже было тяжело. — Я не смог взять на себя ответственность за твою семью, — то, что от неё осталось — поправила я его про себя. — Понимаешь? Мне было восемнадцать. Моего лучшего друга убили. Я винил себя в этом. А его семья… — он вздохнул. — Вы искали во мне опору. А мне было всё тяжелее приходить к вам и видеть вашу боль. Боль, которую я мог не допустить… — а мне было двенадцать. Брата убили. Отец не вынес того, что видел, что сделали с его сыном. Умер от инфаркта через несколько месяцев после Олега. А мама… — я поморщилась от тяжёлых воспоминаний. — Считаешь меня трусом? Что не смог помочь вам? — его взгляд был серьёзен, а голос спокоен.
— Я не считаю, что ты был мне обязан. Просто… — я машинально скручивала и раскручивала салфетку на столе.
— Просто? — подтолкнул он меня.
— В день похорон Олега, тогда на мосту, ты сказал, что не оставишь меня. Ты говорил, что не уйдёшь и позже. Но потом ты всё-таки исчез. У меня больше никого не было. И мне пришлось быстро повзрослеть.
— Да, я знаю. Мне жаль. Прости, — он смотрел мне прямо в глаза. И, кажется, я увидела в них сочувствие. — Я узнал, что случилось с твоей мамой уже гораздо позже. Может быть, если бы я знал, что происходило с тётей Аней тогда, что ты осталась одна, я бы… — наверное, я возложила на него больше ответственности, чем имела на то право — поняла я вдруг.
— Но ты не знал… — с грустью произнесла я.
— Да, — мы помолчали. — Как она?
— По-разному. Бывают хорошие дни, бывают плохие, — коротко ответила я. Не хотелось вдаваться в подробности, что мама угасала постепенно, даже медленно. Сначала она потеряла сына. Потом мужа. Первый год был тяжёлым, а потом всё становилось только хуже. С каждым годом. — Она в специализированном центре. Там о ней заботятся, и за ней следят, — добавила я.
— Понятно, — какое-то время мы сидели не смотря друг на друга. Я перебирала в руках салфетку, Лёша просто смотрел на скатерть. Заканчивали обед тоже в молчании.
Дорога до следственного отдела заняла почти сорок минут, мы попали в пробку.
Зашли в кабинет следователя.
— Добрый день, — начал Алексей.
— Добрый день, — я тоже поприветствовала следователя. Но нас даже не удостоили вниманием. Только махнули, указывая на стулья. Алексею такое отношение было явно не в привычку. Он не стал ждать, а сразу заговорил:
— Меня зовут Алексей Цветков, Руководитель управления по расследованию особо важных дел Главного следственного управления. Это Ангелина Миронова, следователь Пресненского межрайонного следственного отдела города Москвы.
— Ах, да. Вы мне звонили, — раздался наконец голос. Но головы на нас так и не подняли. — Присаживайтесь, пожалуйста. Я через минуту закончу, — мы сели напротив него. — Меня зовут Геннадий Петрович, — представился следователь, удостоив нас наконец своим вниманием. Это был мужчина за сорок, стройный, высокий, это было понятно даже, когда он сидел. У него были острые черты лица, пронзительные серые глаза, короткая стрижка, с первыми проявлениями облысения. — Так что вы хотели? — он внимательно смотрел на нас.
— Мы по делу номер 3426799, — заговорил Цветков.
— Да, мне пришёл запрос поднять материалы. И что вас в нём интересует? — тут в их диалог вмешалась я:
— ДНК из вашего дела совпало с ДНК из моего. Нам нужны все материалы по вашему делу. А также попасть на место преступления, допросить свидетелей, просмотреть улики, — он присвистнул.
— Да, там и дела-то, как такового нет. Дом в неблагополучном районе. Квартира завсегдатаев алко- и нарколюбителей. Убитая — типичная маргиналка, — он говорил это таким будничным тоном, что у меня внутри появилось раздражение.
— Хотите сказать, что расследования и не было?
— Мы получили улику ДНК. В базе её не было. Мы проверили тех, кто нам попался в том притоне, совпадений не было. Но это же проходной двор. Там могло побывать столько людей, что за всю жизнь не перепроверить, — я была готова взорваться от злости от услышанного.
— И вы посчитали это достаточным оправданием, чтобы не искать преступника? — Алексей взглянул на меня.
— Никаких оправданий. Такие дела обычно и расследовать не надо. Пьяное существо валяется рядом с трупом. Тут нам просто не повезло…
— Тут вы просто не сделали свою работу, — серьёзно, глядя ему в глаза, проговорила я. Повисла непродолжительная пауза.
— Милая, я был следователем, когда ты ещё с прыщавыми пацанами за ручку гуляла. Не тебе меня учить, — строго проговорил Геннадий Петрович. Краем глаза я заметила, что Цветков хотел вмешаться, но я сделала знак, что не стоит.
— Во-первых, я вам не милая. Оставьте свои фамильярности для общения с родными. Обращайтесь ко мне в соответствии со званием — старший сержант. Или по должности и фамилии — следователь Миронова, — он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я не стала его слушать, продолжив: — Во-вторых, вы позорите звание следователя своей работой, — последнее слово я специально выделила, практически брезгливо выплюнув. — Вас не учить надо, вам профессию сменить нужно, — лицо Геннадия Петровича побагровело.
— Я не буду с ней разговаривать, — обратился он к Алексею.
— Вам придётся, — спокойно ответил ему Цветков. — И общаться вежливо. Не хотелось бы беспокоить ваше начальство тем, что вы не в состоянии передать нам дело… — а я бы хотела их побеспокоить и спросить какого чёрта у них работает такая
