Алексей Нагорный - Рожденная революцией

– Ломаем голову, – вставил Олег. – Возможно, Мария Ивановна стала свидетелем убийства Султанова, вмешалась. Ясности пока нет.

– Нужно тщательно осмотреть тамбуры вечерних поездов, – посоветовал Коля. – Может быть, преступники оставили что-нибудь. Обронили. На каком поезде они ехали? Выяснили?

– Обходчик нашел оба трупа в четыре часа утра, – сказал Олег. – В пять часов эксперт измерил температуру у обоих. Она примерно одинакова: тридцать градусов у Султанова, тридцать один – у вашей жены. Если в момент смерти у каждого была нормальная температура, значит, в среднем прошло часов пять-шесть. И, видимо, они ехали с десятичасовым поездом. Проверяем все поезда – от двадцатичасового до утренних. Люди проинструктированы. Ищут следы борьбы, пятна крови, оружие, одежду и ее детали.

– Ярцев отдал деньги Султанову один на один? – спросил Коля.

– Да, – кивнул Миронов.

– Каким же образом банда узнала о том, что Султанов везет деньги? С Ярцевым нужно поговорить еще раз. Может быть, Султанов сам разболтал?

– Проверяем, – пожал плечами Олег. – Пока не ясно.

– А пассажиры словно воды в рот набрали, – заметил Миронов. – Ни от кого никаких заявлений. Как всегда.

– Не может быть, чтобы никто ничего не видел, – сказал Коля. – Видели. И вывод такой: либо боятся, но не могут же абсолютно все бояться? Либо не обратили внимания. А почему? Почему не обратили? Тут есть какая-то загвоздка. Кстати, Олег Дмитрич, вам не пришла мысль о том, что ваш мнимый Санько и эта банда – одного поля ягоды?

– Думал, – отозвался Олег. – Я только одно не пойму: откуда у этого бандита настоящее служебное удостоверение?

– Идите в кадры, – посоветовал Коля. – Я договорился. Они помогут.

– Ох, вряд ли, – вздохнул Олег. – Если они проморгали – на себя клепать не станут. Сами учат бдительности, а тут такое.

– Ничего. Помогут. Конечная цель у нас общая.

– Тогда пусть идет полковник Кондаков. Ему с руки. Он все же видел это фальшивое удостоверение.

…Замнач кадров подполковник Желтых был кругленький – эдакий колобок с журчащим голоском. Своей должностью он очень гордился, любил к месту и не к месту вставлять латинские изречения, причем перевирал их безбожно.

– Садись, полковник, – сказал он Виктору. – Излагай.

Как представитель руководства, тем более из кадров, он к равным по должности обращался на «ты»: считал, что это наиболее демократичный способ общения.

– Как говорили древние, – вдруг добавил он, – фестина ленте[4].

– Хорошо, – кивнул Виктор и с усмешкой проговорил: – То, что я сейчас скажу, – сапиенти сат[5], как надо, я надеюсь.

Желтых выкатил глаза так, что Виктору показалось – они у него сейчас повиснут на ниточках. Испугавшись, что миссия его вот-вот провалится, Виктор добавил:

– Вы говорите – фестина ленте, а я – перикулюм ин мора[6]. Не удивляйтесь, у меня щекотливое дело, и, чтобы вас задобрить, я выучил пару строчек из латыни.

– А-а, – с облегчением вздохнул Желтых. – А то я уж подумал бог знает что. Латынь – язык трудный. Не многие умеют.

– Номер удостоверения у этого фигуранта сто шестьдесят два триста семнадцать, заполнено спецчернилами или черной тушью, печать сделана пуансоном. Подписано Соколовым, замначем управления.

– Стой! – воскликнул Желтых. – Какая из этих подписей?

Он вытащил из ящика стола три удостоверения и разложил их перед Виктором.

– Фамилия – Соколов, – задумчиво произнес Виктор. – А вот почерк – другой.

– Это – раз! – торжествующе сказал Желтых. – А номер, говоришь…

– Сто шестьдесят два триста семнадцать.

– И ты запомнил? – прищурился Желтых.

– Да. У тех, что вы мне только что показывали, номера такие. – Он без запинки назвал три номера. – Проверьте.

– Так… – Желтых заглянул в удостоверения и с нескрываемым уважением уставился на Виктора. – Это уже серьезно.

Он открыл сейф, достал несколько папок, книгу учета и начал их просматривать.

– Могут быть три варианта, – сказал он наконец. – Подделка – это раз. Утечка на Гознаке – это два. Возможно, преступники имеют там связь. Прошляпил наш работник – это три. Что скажешь?

– Первую и вторую версию я отбрасываю.

– Почему?

– Так подделать невозможно, а с Гознака муха не вылетит незамеченной.

– Значит, наша промашка? – снова прищурился Желтых.

– Выходит так, товарищ подполковник.

– В твоих словах я усматриваю вредный антагонизм между кадрами и личным составом, – строго сказал Желтых. – Как говорили древние, терциум нондатур[7], понял?

– Спасибо за информацию. – Виктор встал. – Я доложу о нашем разговоре комиссару Кондратьеву. До свидания.

– Так вот, мил друг, – тихо сказал Желтых, – я ведь не «Вася», иллюзий не строю. Ты вот старше по званию и поэтому считаешь меня, мягко говоря, дундуком. Вообще у вас, оперативников, к нам, кадровикам, уважения, можно сказать, что и нет. Я к чему? К тому, что за всю эту серию удостоверений я лично отвечал. И я ничего не прошляпил. Это удостоверение я лично выписывал настоящему Санько. А этот настоящий Санько был у меня пять минут назад. Удостоверение у него. А вот что было у бандита, уж ты разберись. Это твоя профессия, между прочим. Но если хочешь, прими совет: в августе тридцать шестого я лично задержал двух фальшивомонетчиков – братьев Самариных. Граверы были – первый класс! Мы им дали в камеру материал и инструменты. Они за ночь такое клише сделали – закачаешься. От настоящего специалисты отличить не могли! Смекаешь, куда клоню?

– Где эти Самарины?

– Расстреляны. Но ты учти, полковник: корни, связи могли остаться. И талантливые ученики. И то, что эти гады ходят где-то рядом с настоящим Санько – тоже факт. Они держали его удостоверение в руках, можешь не сомневаться.

Миронов с двумя сотрудниками отдела по борьбе с бандитизмом, или, как его называли сокращенно, ОББ, все утро пересаживался с поезда на поезд: накануне опергруппы не успели осмотреть все поезда, в которых могли ехать Маша и Султанов, и вот теперь приходилось наверстывать упущенное. Осматривали вагоны, тамбуры, искали любой предмет: обрывок ткани, пуговицу, след крови – словом, все то, что могло хоть как-то помочь в розыске… Работали в штатском – так было удобнее, меньше привлекало внимание. На станции Икша решили дождаться поезда в сторону Москвы. Поезд подошел неожиданно быстро. Снова началось утомительное, почти бессмысленное движение по вагонам. Примерно в середине состава навстречу опергруппе Миронова вышли из соседнего вагона три работника в форме городской милиции. Они осматривали скамейки, заглядывали под них – что-то искали.

Это были бандиты, те самые, что убили Машу и Султанова. Но как это часто случается в жизни, мы проходим мимо очень нужных нам людей и ничего не знаем об этом. Вот и теперь Миронов и его люди, не зная и, естественно, не догадываясь, кто перед ними, не только не приняли никаких мер, но, напротив, широко заулыбались «коллегам».

– Что ищете, товарищи? Позвольте документы, – сказал «старший лейтенант».

– Пожалуйста. – Миронов протянул раскрытое удостоверение. – Ищем то же, что и вы…

– А-а, – офицер откозырял. – Мы пока пустые. А вы?

– Тоже.

– Ну, счастливо. – Офицер наклонился к Миронову: – Товарищ майор, судя по почерку, это не простые урки… Это люди с опытом. С ними придется повозиться, это уж как дважды два.

…Когда подъезжали к Москве, один из оперативников подошел к Миронову и протянул раскрытую ладонь.

– Гайка? – удивился Миронов, осматривая медную плоскую гайку с номером. – Это вроде от медали или от ордена. Номер сто тридцать один восемьдесят три десять.

– От медали, товарищ майор. «За боевые заслуги». У меня есть такая, я знаю. По этому номеру можно установить владельца…

– Да что ты, Смирнов, право, – махнул рукой Миронов. – Мало ли кто и когда потерял эту гайку. Смешно. Ты где ее нашел?

– В тамбуре пятого вагона. Там на стене – бурые брызги. Похожие на кровь.

Смирнов не ошибся. Это был тот самый тамбур. На перегородке веером разлетелись пятнышки. Словно кто-то плеснул суриком.

– Пригласи понятых, составь протокол, сделай соскобы, – приказал Миронов. – Слушай, Смирнов. Тебе ничего не показалось странным? Ну, когда мы с милиционерами встретились?

– Показалось. Если они из МУРа, то почему в форме? А если из службы? Им разве поручали эту работу?

– Я подумал о том же. Да только поздно подумал. Ты это все проверь, ладно?

Этим же вечером зять женщины-цветочницы, которая ехала в одном вагоне с Машей, сержант железнодорожной милиции рассказал, что в поезде убили мужчину и женщину.

– В том поезде, где и ты, мать, ехала, – горько усмехнулся он. – Тыщу раз говорил: брось свою торговлю.