— Подожди меня. Может быть, сумею пройти к Борису…
Он направился к старику, дремавшему на контроле. Когда Корнилов подошел, старик открыл глаза и почему-то встал.
— Халат найдется? — спросил Игорь Васильевич.
— Гардеробщица еще не пришла, — извиняющимся тоном ответил старик. — Вам в отделении дадут.
Что-то было такое в манере Корнилова разговаривать, да и во всем его облике, что заставляло людей держаться с ним почтительно. В гостиницах, например, даже незнакомые швейцары никогда не спрашивали у него гостевую карточку.
— Хирурга зовут Юрий Алексеевич! — крикнула Вера Михайловна, и ее голос звонко разнесся по пустому вестибюлю.
Дежурный укоризненно покачал головой.
Юрия Алексеевича Корнилову вызвала из ординаторской дежурная сестра. Она же дала ему халат. Оказалось, что Юрий Алексеевич, пожилой, усталый человек, — дежурный врач. Он лишь принимал Лежнева и вызывал на операцию бригаду хирургов. Операция началась час назад. Когда она закончится, сказать трудно. Еще труднее предсказать результат.
Корнилов спросил, где находится одежда Лежнева.
— Вы хотите посмотреть?
— Да.
Хирург помолчал в нерешительности.
— Это вам необходимо по службе?
— Необходимо по службе. — Игорю Васильевичу не хотелось вдаваться в подробности.
— Марина! — позвал хирург сестру, читавшую книгу за столиком, на котором уютно горела настольная лампа. Девушка посмотрела в их сторону. — Проводите, пожалуйста, товарища полковника в приемное отделение. Пускай ему покажут одежду Лежнева.
— Мне можно будет задержать Марину минут на десять? — спросил Корнилов. — При осмотре одежды потребуются понятые.
Хирург посмотрел на Марину. Похоже, что любой вопрос приводил его в замешательство.
— Мы там найдем вам понятых сколько угодно, — сказала Марина. — Не беспокойтесь.
На большом служебном лифте они спустились на первый этаж. Марина молча, с любопытством разглядывала Корнилова. Глаза у нее были большие, темные — он не сумел разглядеть их цвет, лампочка в лифте была совсем тусклая.
Так же молча они прошли по широкому гулкому коридору до стеклянных дверей с надписью «Приемное отделение».
В большой комнате, за столом, сидел черноволосый молодой мужчина в белом халате и что-то быстро писал. Две медсестры тихо разговаривали.
— Грант Александрович, товарищу из милиции нужно показать одежду Лежнева, — сказала Марина.
Не отрываясь от своих записей, черноволосый окликнул одну из разговаривающих медсестер:
— Елена Ивановна, помогите найти одежду.
С горьким чувством взял Корнилов легкую кожаную куртку Бориса. Одна пола ее заскорузла от крови. Отверстия от пуль были только на спине. Выходные. Наверное, в момент выстрела куртка на груди была распахнута.
Сестра положила на стол перед полковником журналистский билет, немного денег, водительские права и техпаспорт на машину, японские часы.
«Интересно, где Борина машина?» — подумал Корнилов и спросил у медсестры:
— Ключей в карманах не нашли? Записную книжку?
— Может быть, в брюках? Я сейчас проверю.
Записная книжка оказалась в брючном кармане. «Тоже мне сыщики, — подумал полковник о тех, кто первым прибыл на место происшествия. — Уж записную книжку должны были найти!»
Ключей в карманах брюк не оказалось.
За легкой перегородкой кто-то застонал.
— Ничего, больной, потерпите, — уговаривал мягкий мужской голос. — Сейчас станет легче. Еще один укольчик…
Елена Ивановна принесла Корнилову несколько листков бумаги. Пишущей машинки в приемном покое не оказалось, и полковнику пришлось писать протокол осмотра одежды Лежнева и изъятия вещей авторучкой. Он дал Елене Ивановне расписаться и оглянулся, ища вторую сестру. Ее не было, но в это время опять вошла Марина.
— Товарищ Корнилов, — сказала она, — операция прошла хорошо. Так сказал Вознесенский.
Эту фамилию Игорь Васильевич знал. Вознесенский был одним из лучших хирургов города.
— Спасибо, Марина. Вы не подпишете протокол?
— Я подпишу, — подал голос Грант Александрович, все еще продолжавший писать за своим столом. Он встал, распрямил плечи. — Чертова писанина! Скоро схлопочу геморрой!
Он подошел к Корнилову, протянул руку:
— Капитан Мирзоян. Давайте ваш протокол. Я хоть и не поднимал головы, но все слышал. И пациента при мне привезли. — Мирзоян лихо вывел похожую на китайский иероглиф подпись. Корнилов обратил внимание на то, что у капитана золотой «паркер». — Будет чудо, если этот человек выкарабкается. Но мы в эпоху чудес и живем, — он с усмешкой покосился на свой стол, где лежало несколько историй болезней, исписанных быстрым, летучим почерком. — Елена Ивановна, не выпить ли нам кофе с коньячком?
— Грант Александрович, не доведут вас до добра разговоры про коньячок, — сказала медсестра и включила самовар, стоявший на отдельном столике.
— Пить нельзя, так хоть поговорить всласть! — засмеялся капитан. И увидев все еще стоявшую у дверей Марину, спросил: — А ты, красавица, не выпьешь с нами?
— Выпила бы! И кофе и коньяку, да надо на этаж.
— И я спешу, — сказал Корнилов. — Спасибо за приглашение.
— Вы, товарищ полковник, не пугайтесь, у нас никакого коньяка нет. Даже спирта не нюхаем. Это я так — какой армянин откажет себе в удовольствии поговорить о коньяке?
Потом они опять шли с Мариной по коридору, но теперь он уже не был таким пустынным и гулким — двое солдат в белых халатах вытирали швабрами кафельный пол, у раскрытых дверей одной из палат стояла группа врачей.
— Вы не будете подниматься наверх? — спросила Марина.
— Нет. В вестибюле меня ждет Лежнева.
— Тогда вам сюда, — девушка показала на маленькую дверь. — У вас есть телефон отделения? Запишите. — Она продиктовала номер.
Корнилов записал его на обороте только что составленного протокола.
— Потеряете, — сказала девушка.
— Не потеряю, Марина. Спасибо вам за помощь.
Вера уже знала, что операция прошла хорошо, — к ней спускался один из ассистентов хирурга. Он тоже повторил ей слова шефа: «Теперь надежда только на вашего мужа».
Корнилов предложил довезти ее до дома. Но Лежнева отказалась.
— На метро мне быстрее.
— Борис уехал вчера на машине? — спросил Корнилов.
— Да. Она цела?
— Сейчас приеду на службу, выясню. Но ключей у него в карманах не было никаких.
— Может быть, выронили, пока везли на «скорой»?
— Может быть, — согласился Игорь Васильевич.
Он отдал Вере часы и деньги мужа.
— Придет в себя, принесешь ему часы, — улыбнулся он. — А записную книжку и права я пока оставлю.
Вера покорно кивнула.
Корнилов уже сел в машину, когда вспомнил, что осталась невыясненной еще одна важная деталь. Он оглянулся — Вера медленно шла по противоположной стороне улицы.
Развернувшись прямо под знаком, запрещающим поворот, он подъехал к Лежневой.
— Вера!
Она оглянулась, подошла к машине.
— Где Боря вел записи, когда встречался с людьми?
— А… Ты об этом! Он брал с собой диктофон. Потом я должна была с него печатать. Такая морока… — Она улыбнулась грустной улыбкой.
— И вчера уехал с магнитофоном?
— Да. Он у него японский, совсем маленький. Помещается в кармане. А что, его тоже нет?
— Пока не знаю.
Корнилов резко рванул машину с места. «Чертов старик!» — подумал он о Капитоне. И повторил вслух:
— Чертов старик!
20Из госпиталя Корнилов приехал на Литейный. Сварил кофе, побрился. Для таких случаев он специально держал в шкафу электробритву, кофеварку и еще много различных необходимых предметов, даже легкое шерстяное одеяло и подушку. Если была нужда, Игорь Васильевич спал на диване в кабинете.
Только сейчас он почувствовал, что напряжение, овладевшее им после звонка Лежневой, начинает ослабевать. Горькое чувство беспомощности, заглушенное на время необходимостью действовать, снова овладело им. Корнилов не мог отделаться от ощущения утраты. Две пули — в легкое и в живот; он знал, чем это кончается.
Дежурный по управлению доложил, что на место происшествия выезжали сотрудники Октябрьского райотдела и следователь прокуратуры.
— Я сейчас тоже туда подъеду, — сказал Корнилов. — Попроси, чтобы сотрудник угро, выезжавший ночью, ждал меня около дома.
Как только машина — теперь уже служебная «Волга» — притормозила у дома семнадцать по улице Гоголя, из людского потока навстречу Корнилову шагнул высокий молодой человек.
Поздоровался негромко и как-то очень буднично:
— Здравствуйте, Игорь Васильевич! — Будто бы знал, что Корнилов не терпит при выезде на место происшествия формальных церемоний.
Пожимая протянутую руку, он тихо добавил:
