ни одного – себя самого. Уэбстер тоже не помнил, чтобы он хоть раз оказался в объективе. Фред жил в окружении камер, линз, пластин, эмульсий, и никто так ни разу и не запечатлел это живое смеющееся лицо. Даже рисунка ни одного не нашлось.
И, наконец, она сама – и это уже самая большая ирония из всех. У нее просто слов не хватало, чтобы выразить свое к ней отношение, но она знала, что скоро так или иначе придется.
А в конце апреля Чарльз Бертрам вдруг объявил, что у него есть для них всех сюрприз. Стояло воскресенье, свежее, теплое, солнечное; он повез их в Твикенхэм в легкой коляске, из тех, у которых еще купе для собак под сиденьями, и наотрез отказался говорить, куда.
– Сами все увидите, когда мы прибудем на место, – вот и все, что он сказал.
На месте оказался большой пустой дом с обширным заросшим садом. Сам дом был покрыт осыпающейся лепниной, но пропорциями обладал отменными, да и окна все сохранились. Усадьбе лет семьдесят, сообщил он, тут сухо, чисто и водятся привидения.
– Владелец – богатый пивовар, – пояснил Чарльз, отпирая ворота. – Готов сдать по любой цене, какую мы предложим. В коридорах наверху гуляет Белая леди. Совершенно безвредная, но людям не нравится. Так… а теперь, если вы изволите пройти сюда, леди и джентльмены…
Он распахнул двойные двери в залитую солнцем комнату, выходящую в сад: там стоял накрытый к обеду стол с холодным фазаном, салатом, вином и фруктами.
– Черт тебя побери, Чарли! – выразился Джим. – Вот это, я понимаю, сюрприз. Отлично состряпано.
– Первый класс, Чарльз, – одобрил Уэбстер.
– Я послал вперед лакея со всем необходимым, – скромно объяснил тот. – Салли?
Он пододвинул ей кресло.
– Что, прямо настоящие привидения? – полюбопытствовала она, садясь.
– Так говорит хозяин. Он не стал ничего скрывать – наверно, уже отказался от мысли сдать дом. Но вы посмотрите, сколько тут места!
Он откупорил вино.
Уэбстер разглядывал участок в окно.
– Это вон там не плодовый ли сад? – спросил он. – А на лужайке как раз достаточно места для… Интересно…
– …для рельсов, – сказал Чарльз. – Параллельно стене, вон там. Видите?
– Да, идеальное место, – отозвался Уэбстер, глядя, куда ему показывали. – Их можно будет проложить совсем плоско… да и солнце как раз светит с нужной стороны.
– Застеклим эту часть сверху, – сказал Чарльз, – и тогда сможем снимать в любую погоду. А за конюшней еще много места – я вам покажу после обеда. Места, чтобы построить приличную студию, и мастерскую к ней. Учтите, я намерен нанять плотника на полный рабочий день.
– Ты сказал, рента невысока? – уточнила Салли.
– Цифры у меня все здесь. Люди обычно не хотят привидений ни за какую цену.
– Наверняка Белая леди скучает, бедняжка, – вставил Джим. – Вот мы и приставим ее к делу.
– Салли, – сказал Чарльз после ланча. – У меня для тебя кое-что есть. Возможно, время сейчас не самое подходящее, но уж так получилось. Нашел позавчера. Думаю, она для тебя.
Он достал из кармана конверт.
– Сделал месяца три-четыре назад. Мы как раз купили новую линзу для «Фогтлендера», а пробовать ее было больше не на ком, вот я и поставил Фредерика…
Салли открыла конверт – там была она…
Ростовая фотография, на удивление четкая и резкая, со всем теплом и жизнью, какие только Чарльз, кроме Уэбстера, мог уловить и запечатлеть в модели. На картинке стоял Фредерик – живой, смеющийся, напряженный. Это было настоящее чудо.
От слез у нее перехватило дыхание, но она обвила руками шею Чарльза и поцеловала его взамен слов.
– Спасибо, – прошептала она, когда к ней вернулся дар речи. – Это лучший подарок, который я…
Ну, не совсем лучший, подумала она про себя уже позже, когда шла одна по саду. Лучший был… просто невозможен – так на самом деле не бывает. Никакие спириты не вернут человека с той стороны. Вся эта область – тайна, туман, наполовину жульничество, наполовину чудо. Лучше оставить ее в покое и держаться настоящих чудес – вроде фотографии. Небольшой прямоугольник черно-белой бумаги, и в нем вся жизнь! Она снова с удивлением посмотрела на него. Да, этого недостаточно, ведь картинка – не он; и все же достаточно, и так должно быть, потому что другой жизни у него все равно не осталось.
И все же… осталось. Нет, но какова ирония!
– Пойдем, – прошептала она карточке. – Пора сказать им.
Компанию она нашла вокруг стола: они обсуждали дом, количество комнат, арендную плату, возможность что-то достроить. Они подвинулись и дали ей место как равной – как партнеру.
– Я думаю, мы должны его взять, – сказала Салли, садясь. – Это самое лучшее место, Чарльз, именно то, что мы всегда хотели. И против привидений я ничуть не возражаю. Здесь так много пространства… Даже не знаю, зачем я все это говорю. Потому что хотела я на самом деле сказать о другом. Вот сейчас и скажу. У меня будет ребенок от Фреда. Вы шокированы? Если бы он остался жив, мы бы сейчас уже были женаты. Нет, разумеется, вы не шокированы. Ну, вот, я и сказала. У меня будет его малыш. Вот за этим я и пришла – чтобы вам сообщить.
Она покраснела и поставила картинку на стол, прислонив к винной бутылке. А потом посмотрела на них – сначала на Уэбстера, потом на Джима, на Чарльза и увидела на их лицах улыбку. Как будто это они сделали что-то глупое, что-то великое, и теперь имеют все основания гордиться собой.
– Вот так, – сказала она.
Из лондонского словаря Чарльза Диккенса-младшего 1879 г.
НЕТРАДИЦИОННЫЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ
В 1870-е годы сын Чарльза Диккенса, которого тоже, кстати, звали Чарльз, составил захватывающий путеводитель по викторианскому Лондону. Эта книга стала бесценным подспорьем для Филипа Пулмана в работе над книгой «Тень “Полярной звезды”».
«МАСКЕЛАЙН И КУК»АНГЛИЙСКИЙ ДОМ ТАЙНЕгипетский зал
Каждый вечер в восемь часов. По вторникам, четвергам и субботам – в три.
Семь лет беспрецедентного успеха на лондонской сцене.
Усекновение человеческой головы без утраты жизни!
Странное заявление, но не столько странное, сколько правдивое.
Вдобавок к ранее сделанному им важнейшему изобретению механического духового оркестра, тот же самый гений, мистер Дж. Н. Маскелайн, готов продемонстрировать почтеннейшей публике (в лондонском «Египетском зале»), как легко и приятно можно отрезать голову мистеру Куку. Эта умнейшая иллюзия неизменно вызывает неистовый энтузиазм у публики. Никто из гостей нашего великого города не должен вернуться домой, не приобщившись к этому изысканному развлечению! «Маскелайн и Кук» – одна из главнейших достопримечательностей Лондона!
ЧЕТЫРЕ АВТОМАТОНА
Психо, игрок в вист; Зоя, художница; Музыкальный механизм (фанфары на корнете) и Лабиаль, эвфоний [22] – эти четверо собирают восхищенных зрителей со всего земного шара!
Комический скетч с фокусами, где мистер Маскелайн отрезает голову мистеру Куку, и юмористическая сценка «Зак-отшельник» обещают необычайно интересный и бесспорно увлекательный вечер.
Частные ложи
