– Сказала! Но вам его не достать.
– Вот уж позвольте нам самим решать, кого мы можем достать, а кого нет, – оскорбленно-ядовито промолвил Прокурор.
– Да достать-то его вы сможете. Хоть сейчас сможете. А вот наказать – нет! Не в ваших силах это.
– Прекратите! – почти крикнул всегда сдержанный и корректный Викентий. – И найдем, и накажем!
– Значит, хотите его найти и наказать? – усмехнувшись, спросила Женщина (как-то бабушкой ее назвать – язык не поворачивался). – Вот он знает, – ткнула пальцем в сторону Эксперта, – где его найти.
– Я? Знаю? Найти? – растерянно пробормотал тот.
– Да, вы! Он лежит у вас в морге на полу холодильника на носилках. Он и есть насильник. И его уже наказала Блаженная.
Прокурор, к этому моменту вроде бы успокоившийся, снова вспылил:
– Какая хозяйка, какие носилки? Что вы, гражданочка, несете?
– Вы хотите сказать, что насильник – это тот, кого мы нашли в один день с погибшей девочкой? Тот, уже сгнивший? – уточнил Эксперт.
– Да, это он снасильничал девочку.
– А доказательства? Какие доказательства есть для такого утверждения? – резко спросил Прокурор.
Женщина, ни слова не говоря, достала из-за пазухи конверт и протянула его Прокурору.
– Что это?
– Письмо. Девочка сама его написала, перед тем как уйти от меня, и просила, если что с ней… если она умрет, передать его вам. Там она указала и фамилию насильника, и описала, как и где это было.
Прокурор вытащил листок из конверта и мельком глянул на него.
– Мы все проверим. Обязательно почерка сличим и…
– Сличайте. Опознавайте. А меня, уж будьте такими добренькими, отвезите домой.
Прокурор, подумав секунду, вызвал своего шофера и приказал «отвезти гражданочку, куда она укажет». Сказав это, он, спохватившись, спросил у Женщины:
– А данные на… Иваниху…
– Да она нам их уже дала, – улыбаясь, ответил опер. – Мы сейчас брать ее едем. Товарищ следователь оформляет бумаги на обыск… Никуда она не денется.
Женщина, не сказав больше ни слова, повернулась и вышла из кабинета. И пока она шла к двери – тяжко, мелкими шажками, стало понятно, что паспорт, говоря о ее возрасте, не обманывал.
И только когда она вышла, Эксперт растерянно спросил Прокурора:
– А кто такая эта Блаженная? Что ж мы ее не спросили-то?
– Да наплела она нам, а мы и уши развесили. Врет про эту Блаженную. Ведьма и есть ведьма! – смачно сказал Прокурор. И едва прозвучали эти слова, как дверь широко распахнулась и стоящая в проеме двери Женщина сказала, пристально глядя Эксперту в глаза:
– Ведьма – значит ведать! Знать! – и со стуком закрыла дверь.
Кстати, я был твердо уверен, что, говоря эти слова, она смотрела в глаза именно мне, просто гипнотизировала. Но оказывается, то же самое утверждал и Прокурор: «Она так мне в глаза посмотрела, что я чуть сознание не потерял». Но ведь одновременно в глаза двоим она же не могла смотреть? Ведьма! Как ни крути, ведьма!
* * *
На работу я добрался пешком – почему-то пройтись захотелось. Да и голова побаливала. На работе так никого и не было. Тот редкий случай, когда можно дурака повалять без ущерба для дела. И вот когда мы пили чай, я, глядя на санитарку, вдруг вспомнил:
– Слушайте, тетя Нина, вы же родом из Заливного Облужья?
– Да, оттуда, – и, хитро глянув на меня, спросила: – Что, Кирилл Петрович, вас Блаженная заинтересовала?
– А вы откуда…
– Да уж знаю. И расскажу. Если бы не спросил – не стала бы говорить. Сейчас мало кто знает об этом. Разве что такие же старухи, как я…
– Ну уж и старушка нашлась, – вежливо не согласился Эксперт.
– Ну уж если тебе 65 лет и ты трижды бабушка, то кто же ты тогда, если не старушка? – хохотнула санитарка и продолжила: – В общем, так: та, с кем вы в прокуратуре беседовали сегодня, – Петровых Анна Ивановна. Ей действительно 96 лет. Она всю жизнь прожила одна – и она самая настоящая Колдунья, или, вернее, Ведьма. Она не любит, когда ее колдуньей кличут.
– Добрая? Обычно добрых волшебницами зовут, а Колдуньи, вернее Ведьма это…
– Начитался! Ведьма она и есть Ведьма. Ни добрая, ни злая, – санитарка помолчала, задумчиво глядя в окно, и начала рассказ:
– Началась эта история еще в прошлом веке. Годах этак в 1870—1875-х. Тогда в Облужье появилась девушка, очень красивая, но тронутая – Блаженная. Никто не знал, откуда она пришла к ним. Просто пришла и осталась. Добрая, ласковая, но не от мира сего. Была она, Петрович, открытая для всех. Люди на нее детей оставляли без опаски. Жила где придется и одевалась в то, что люди подадут. Бывало, придет к кому-то в дом и спать ложится. Большим грехом считалось прогнать ее или не накормить. Ее как-то урядник погнал из своего дома – во хмелю был! – так у него и лошади померли, и ноги он поломал, а потом и вообще замерз по пьяни. И собаки ее не трогали – могла к самому злому кобелю подойти, и он к ней ласкаться начинал. Прямо скулил от счастья, когда она его гладила.
И вот когда ей было уже лет сорок, стали люди замечать, что у Блаженной живот на нос полез. И никто не знал, кто ж это такой смелый выискался, подобрался к Блаженной и не побоялся ведь. И вот, когда ей надо было рожать, Блаженная исчезла. Было это в начале лета. Нашли ее около скалы за Облужьем – мертвую! Но, что удивительно, пуза у мертвой не было и куда делся ребеночек – никому неведомо было.
Там ее и похоронили, прямо под скалой. А лет через пять начались чудеса. Был у купчика деревенского сынок – обалдуй обалдуем. И однажды он снасильничал девку. Девка та из бедняков была, и купчик отцу девки дал денег, да это не помогло. Ден через пять сынок купчика темной ночью вдруг собрался и ушел. Три дня его искали и нашли. Лежал он мертвый там же, где та Блаженная умерла. Только сынок разбился – со скалы бросился. С тех пор так и повелось – как кто обидит девку, так с обидчиком какое-то горе случалось. Или разобьется, или хворь какая навалится, или просто мужская сила насовсем уйдет. Вот с тех пор в деревне нашей никто девок не сильничает и не забижает. Это вот такой приезжий придурок, как вчерашний, мог такое в Облужье утворить.
– А при чем здесь эта Ведьма – Анна Ивановна?
– А поговаривают, что она и есть дочка Блаженной. Появилась в Облужье, когда ей было годочков пятнадцать. Она так же пришла одна, и никто не знал откуда. Правда, блаженной она не была, но понимаешь, Петрович, ее все стороной обходили. А она так же могла в любой дом зайти, посидеть у стенки молча, а потом сказать: телку резать вам надобно – помрет скоро. Или скажет хозяйке: езжай к лекарю в город, у тебя кровь пойдет горлом, лечить надо. И всегда сбывалось это. А советы ее всегда добрыми были.
– Да брехня все это, тетя Нина. Брехня!
– Брехня, говоришь? Пошли.
– Куда? – недоуменно спросил Эксперт, но санитарочка поднялась и пошла в секционную, а потом и в холодильник. Остановившись в дверях, она сказала:
– Смотри, – и показала на труп. Эксперт сначала ничего не понял, а потом увидел…
Там, где секционный разрез был зашит, все нитки были разорваны, а гнилые органы грязно-зеленым пузырем лезли из тела.
– При жизни гнилье перло из него и после смерти оно же наружу лезет, – вдруг мелькнула мысль.
– Вот и всегда так! Стоит попасть сюда мужику, который при жизни снасильничал кого, так с его телом обязательно что-то случается. Я уж привыкла. Прихожу на работу и смотрю на тела мужиков. И если кто-то из них в беспорядке, значит, грешен тот насилием.
– И что бывает с ними? – спросил Эксперт, чувствуя, как по спине потекла струйка холодного, прямо колючего пота.
– Что? А то! Иногда труп утром перевернутым окажется, а то и сам со стеллажа упадет. А один раз я вообще труп нашла на улице.
– Ну да! Ври больше, тетя Нина.
– Нет, не вру. Тот, кого на улицу унесло, при жизни пять раз за изнасилования сидел. Хочешь – фамилию его найду, а ты сам про него разузнай в милиции. Это лет десять назад было.
Эксперт задумался. Все-таки это отдавало мистикой, которую он не то чтобы не воспринимал, а в общем-то верил в нее, но как-то отстраненно, не связывая ее с собой. Вроде как мистика отдельно, а он отдельно. Потом Эксперт встрепенулся:
– А почему она Колдунья… вернее Ведьма?
– Чего, милок, не знаю – того не знаю, – ответила тетя Нина и, помолчав, добавила: – Вот не думала, что расскажу кому-нибудь, да уж так сложилось, а ты, Кирилла Петрович, выслушай и решай – Ведьма она, или не Ведьма, – сказала задумчиво санитарка и, помолчав, нерешительно заговорила: – Это еще перед войной было… Мне тогда едва 16 исполнилось. Дурочка была – не приведи господь! Вот и согрешила. Нашелся паренек один, тоже из местных. Нет-нет, он не насиловал, все по любви было. Вот только, когда сказала, что я в положении – он исчез. Уехал. Я неделю проплакала, а потом маме созналась. Она мне и сказала, чтоб я шла к знахарке и если она захочет, то поможет. Ну я и пошла. Встретила она меня сурово, хоть и не ругалась. Как сейчас, картина перед глазами стоит: посадила она меня на лавку и сама уселась рядом. Так сидели с полчаса. А потом она нахмурилась и сказала:
