От избытка деликатности он не страдал. Я заверил его, что государственные и военные тайны меня не интересуют.
– Да? – спросил он недоверчиво и уставился на меня – глаза в глаза.
– Да.
Он взял в руки бутылку, взболтнул остатки портвейна и задумчиво проговорил:
– Для разговора, будем говорить, маловато.
Я подумал, что вторая бутылка портвейна может его нокаутировать и толю, – от нашей встречи не будет вообще.
– Давайте так: я сначала расскажу, в чем дело, а потом сбегаю.
Он легко согласился и вылил остатки в свой стакан. Я – в который раз! – поведал об убийстве на маяке.
– Ладно, – проговорил Юрий Архипович. – Беги за вином. Я подумаю. – И неожиданно полез в карман комбинезона. – Давай денег добавлю.
Я сказал: «Не надо» и выпрыгнул из кузова.
Продавец, к которому я пришел за второй бутылкой «Порто», спросил: «Уже?» и посмотрел на меня с уважением.
Вопреки моему ожиданию, Юрий Архипович не кинулся открывать принесенную мной бутылку. Он сидел на колченогой табуретке и мрачно курил.
– Помню, – сказал он. – Помню эту историю. И друга твоего помню. Мы его тогда, будем говорить, замели вместе со скинами. Скины, они – звери. Громили рынок. «Россия для русских» – и громили. Громили всех: и русских, и нерусских палками, арматурой, бейсбольными битами – у кого чего. И знаешь, я, конечно, не психолог, я всего лишь бывший мент и пьяница, но будем говорить так: у них не ярость была заметна, а восторг. А это, Валера, еще страшней видеть. – Он закурил следующую сигарету и сказал, махнув рукой: – Мы их повязали тогда. Но ты же знаешь…
– А кого тогда убили?
– Тот мужик вообще случайно попал под раздачу. Покупал что-то на рынке, но внешность кавказская. Армянин.
– Армянин?
– Армянин.
– Расскажите об этом, Юрий Архипович… Хотите, я вам налью?
– Погоди, погоди, потом выпьем, Валера. Короче, когда пошло следствие, начались чудеса в решете. Меня вызвал начальник и понес какую-то, будем говорить, херню, извини за выражение, Валера. Чтобы я, значит, изменил показания в пользу «необходимой обороны». Я отказался. Карьеру я не делал. Лейтенант в моем возрасте… Послал я его, короче… К тому же я – автомеханик. Как ты заметил – пьющий. Слегка, вернее сказать, выпивающий.
– Ну и что дальше? – спросил я.
– Уволили к чертовой матери. Надавили, и я написал заявление по состоянию здоровья. Ладно, давай выпьем, раз такое дело.
Он откупорил бутылку, мы выпили – каждый соответственно своим габаритам.
– Хороший этот «Порто», – сказал Юрий Архипович, орудуя пластмассовой вилкой в жестяной банке с консервированным лососем. – Хороший. – Он пожевал, потом закурил и вдруг сказал. – А я ведь на суд ходил – просто так, для интереса. Их всех отпустили!
– А сколько их было? – спросил я.
– Четверо. Одного оправдали. Троим – два года условно. Причем, что интересно, я ни в каких документах – показаниях, протоколах – вообще не фигурировал. Скажи, Валера, это – правосудие?
Я молчал. Что я мог сказать? Ничего. Только спросил:
– И какова была реакция на этот приговор? Возмущение?
– Будем говорить так: ликование. Зал был набит бритоголовыми. А родственников потерпевших было не видно и не слышно. Только адвокат… Она сказала судье: «Вы творите беспредел». Красивая баба, между прочим. Армянка.
– Что?! – воскликнул я, почувствовав сильный толчок в груди. – Армянка? А имя? Как ее звали?
– Да ты что, Валера! Откуда ж мне знать! Я вообще тогда был в таком шоке, что пил весь вечер с хорошими людьми в гараже, в чьем-то боксе, уже не помню, в чьем.
Армянка. Красавица. Ева?! Ева – адвокат, и она же…
Не помещалось в голове, не укладывалось.
– Мне нужно найти эту… этого адвоката, Юрий Архипович!
А Юрий Архипович был уже хорош. По его блаженной улыбке было понятно, что он уплывает в какой-то иной, лучший мир, в мир, где нет буйствующих отморозков и, в случае чего, торжествует правосудие. Я подошел к нему и стал дергать его за рукав:
– Юрий Архипович, Юрий Архипович!
Он уставился на меня:
– Ты кто?
– Я – Валерий.
– Ну и что?
– Юрий Архипович, женщина-адвокат семьи убитого армянина!
Он долго еще смотрел на меня, потом вдруг внятно сказал:
– Молодой человек, читайте прессу!
Уронил голову на стол и уснул.
В читальном зале городской библиотеки имени Куприна было тихо и пусто. Две девушки, по виду – студентки, и один пожилой скромно, но опрятно одетый человек – и все. Поэтому, когда я появился, ко мне вышли из-за стойки, выслушали меня и обещали помочь. Вскоре мне принесли несколько газетных подшивок. Я, отодвинув в сторону стул, стал за стол и принялся за работу.
Материалов о скинхедах было довольно много, и все они были какими-то куцыми: бесстрастная фиксация событий и изредка – многозначительные недомолвки.
И лишь в одной газете…
В газете под названием «Свежая газета»… За подписью одного и того же автора…
За подписью автора Н. Конопелько… Первая статья – «Смерть ученого». Подзаголовок: «Бритоголовым можно все!»
Вторая: «Самый гуманный суд в мире. По отношению к убийцам и другим нацистам».
В первой статье сообщалось, что такого-то числа в своей квартире убит видный ученый-этнограф профессор Данила Яковлевич Грищук. Сообщалось о его международном авторитете и о прекрасных человеческих качествах. Сообщалось и о том, что он был чуть ли не единственным экспертом в судебных процессах, связанных с разжиганием национальной ненависти. И что через две недели как раз должен был состояться такой процесс… В общем, этот процесс состоялся, но состоялся без эксперта. Потому что эксперта заблаговременно убили. Стреляли через дверь из обреза. Обрез бросили на лестничной площадке. Сыщикам было известно, что стволы у винтовок наладились отпиливать в молодежном обществе «Фюрер». Прокуратура, однако, возбудила уголовное дело по статье «Непреднамеренное убийство».
Так что на судебном процессе по поводу беспорядков на Царицынском рынке эксперта по национальным вопросам не было. Он отсутствовал по обстоятельствам непреодолимой силы. Так и было записано в протоколе. Юных громил и убийц, как мне уже было известно, в общем и целом отпустили. Статья «Самый гуманный суд…» была написана с пафосом и заканчивалась такой фразой: «В стране, где главным всенародным праздником является день Победы над гитлеровской Германией, пышным цветом расцветает молодой фашизм, и нет сил объяснить правоохранительным органам, что дважды два – четыре». Я записал фамилию журналиста, собирался было вернуть подшивки, когда наткнулся на совсем недавнее сообщение. Мосгордума внесла в Госдуму проект закона о запрещении фашистской символики. Госдума отклонила законопроект солидным большинством голосов.
Вот так.
Трудно встретить лилипута, гуляющего по оживленным улицам города. Лилипут обычно целеустремленно перемещается из одной точки пребывания в другую, спеша попасть в то место, где будет защищен от любопытных взглядов. Ведь человек прогуливается по улице, бульвару или парку для того, чтобы отдохнуть, расслабиться, отвлечься от забот. А какой может быть отдых, если ты постоянно привлекаешь к себе внимание, словно актер, играющий бесконечную роль в театре с бесконечным зрительным залом! Поэтому, выйдя из библиотеки на Пушкинскую площадь, я решительно спустился в подземный переход и засеменил к станции метро «Тверская». Я уже подходил к турникету, когда кто-то тронул меня за плечо.
– Молодой человек, я хотел бы с вами поговорить.
Я оглянулся. Это был тот самый скромно, но опрятно одетый пожилой мужчина, которого я приметил в читальном зале.
– Да, пожалуйста, – ответил я. Не в моем положении было отказываться от каких бы то ни было контактов.
– Здесь мы будем привлекать внимание.
– Что вы предлагаете?
– Пройдемте, пожалуйста, в мою машину.
Я, конечно, знал, что правила безопасности жизнедеятельности не рекомендуют садиться в машину к незнакомому человеку. В особенности в таком довольно криминальном городе, как Москва. Но подумать здраво – что с меня ваять? Денег и ценностей при мне нет. Одежда моего размера? Сексуальные домогательства? Бред, бред. Одним словом, я кивнул и вскоре оказался в видавшей виды «Волге», припаркованной возле комбината «Известия». Незнакомец сидел на водительском месте, я – рядом. Он достал сигарету:
– Вы не возражаете?
Я пожал плечами.
Он закурил, аккуратно пуская дым в окошко.
– Вас, простите, как зовут? – спросил он вежливо.
– А вас? – не менее вежливо спросил я.
– Допустим, Семен Семеныч.
– Допустим, Валерий.
– Вы, Валерий, чем занимаетесь?
– А вы?
– Скажите, а почему вы на каждый мой вопрос отвечаете встречным вопросом?
