Вулф кивнул. В его глазах вспыхнули и тотчас потухли огоньки. Даже я едва не прозевал этот фейерверк, а уж Крамер так и вовсе ничего не заметил.
- Арчи, блокнот. Схема довольно сложная, и я сомневаюсь, что мы управимся до обеда.
14
- С радостью все объясню, - сказал я офицеру Хефферану, - если вы слезете с лошади и станете вровень со мной, как и подобает приверженцам демократии. Или вы хотите, чтобы у меня затекла шея?
Я широко зевнул, не потрудившись прикрыть рот ладонью, поскольку был на лоне природы и в обществе конного полицейского. Встав, одевшись, позавтракав и прибыв по служебным делам в парк в семь часов утра, я, конечно, не поставил личный рекорд, но и рутиной такой образ действий назвать было нельзя, особенно если учесть, что я недосыпал три ночи кряду. Во вторник - сборище клиентов, в среду - развлечения в обществе Лили Роуэн, в четверг - поездка в "Ла-Гардиа" и встреча самолета, который прибыл точно по расписанию.
Хефферан слез с коня. Мы стояли на гребне невысокой насыпи в Центральном парке, на том самом месте, куда патрульный пригнал меня в день нашего знакомства. Судя по всему, нас ждал ещё один теплый октябрьский денек. Легкий ветерок забавлялся игрой с кронами деревьев и ветками кустов, вокруг сновали представители мира пернатых, оживленно обсуждавшие свои планы на утро.
- Я только выполняю приказ, - сразу же внес ясность Хефферан. - Мне было велено встретиться с вами на этом месте и выслушать вас.
Я кивнул.
- И вам это не нравится. Мне тоже, казак вы твердолобый, но ведь и я выполняю приказ. Расклад такой. Насколько вам известно, вон за той купой деревьев, - я показал рукой, - стоит сарайчик с садовым инвентарем. Возле сарайчика один из ваших сослуживцев держит под уздцы оседланную и взнузданную гнедую лошадь Кейса. Внутри сарайчика две женщины, одну кличут Кейс, другую Руни. Там же четверо мужчин: Тэлботт, Пол, Сэффорд и Бродайк. И ещё инспектор Крамер с опергруппой. Одно из упомянутых гражданских лиц, избранное тайным голосованием, сейчас переодевается, натягивает ярко-желтые бриджи и голубой камзольчик, точно такие же, в каких был тогда Кейс. То, что я сейчас скажу, предназначено только для ваших ушей и ушей вашей лошади. Тайное голосование - чепуха. Его итоги подтасованы инспектором Крамером. Человек, одетый как Кейс, сядет на лошадь Кейса, ссутулится и проедет вот по этому отрезку дорожки. Стремена будут чуть длинноваты. Увидев вас, он или она приветственно взмахнет бичом. Вам в этой пьесе досталась роль честного малого. Представьте себе, что сейчас с вами беседую не я, а другой человек, которого вы нежно и пылко любите. Например, комиссар полиции. Он просит вас не забывать, что ваше внимание было сосредоточено главным образом на лошади, а не на седоке. Посмотрите, а потом спросите себя, действительно ли вы тем утром видели Кейса? Или же вы видели просто лошадь и человека на ней. И, ради бога, - взмолился я, - не говорите ни слова мне. Вы все равно ни в чем мне не признаетесь, так что лучше приберегите ваше заявление для начальства. От вас зависит очень многое. Возможно, в этом наша беда, но теперь уж ничего не поделаешь.
Если это вас не обидит, позвольте объяснить. Версия такова: убийца, одетый так же, как Кейс, но в накидке или тонком дождевике, в половине седьмого затаился вон за теми кустами. В это время Кейс въехал в парк и погарцевал по дорожке. Если бы убийца выбил Кейса из седла выстрелом, даже со значительного расстояния, лошадь наверняка в страхе бросилась бы наутек. Поэтому, прежде чем спустить курок, убийца вышел из кустов, остановил Кейса и взял Казанову под уздцы. Одной пули вполне хватило. Затем убийца затащил труп в кусты, чтобы его не было видно с дорожки: вдруг мимо проедет ещё какой-нибудь любитель ранних прогулок. Сбросив накидку, убийца скомкал её, запихнул за пазуху, вскочил на Казанову и поехал кататься по парку. Он не торопился, придерживаясь обычного графика Кейса. Через тридцать минут, подъезжая к этой точке, - я указал на опушку маленькой рощицы, - он либо увидел вас, либо остановился и дождался вашего появления, выехал из-за деревьев и, как обычно делал Кейс, приветствовал вас взмахом бича. Но, доехав до конца открытого отрезка дорожки, убийца преобразился. Он быстро соскочил с коня, зная, что Казанова сам найдет дорогу в стойло, и побежал вон из парка в сторону Пятой авеню, чтобы спуститься в подземку или сесть на автобус - смотря куда ему надо было попасть. Он хотел как можно быстрее пустить в ход свое алиби: ведь убийца не мог знать наверняка, скоро ли заметят бесхозную лошадь и начнут искать Кейса. Но ему удалось внушить вам, что десять минут восьмого Кейс был жив и ехал по этому отрезку дорожки. А тело обнаружили к северу отсюда.
- Я написал в рапорте, что видел Кейса, - упрямо пробубнил Хефферан.
- Сотрите это из памяти, изгоните из сознания, - увещевающим тоном произнес я. - Пусть там образуется белое пятно, которое... - Я умолк, решив, что давать более подробные наставления было бы недипломатично, и взглянул на часы. - Теперь у нас девять минут восьмого. Вы тем утром сидели в седле?
- Да.
- Тогда залезайте на лошадь, чтобы все было точь-в-точь как тогда. Ну же, вот он едет!
Должен признаться, этот казак умел вскочить на коня. Он проделал это мгновенно. Я бы за такое же время не успел даже сунуть ногу в стремя. Очутившись в седле, Хефферан устремил взор на дорожку. Оттуда, где мы стояли, светло-гнедой Казанова выглядел и впрямь красавцем. Он был мускулист, но не тяжеловесен, с гордым изгибом шеи, и, как верно заметил Хефферан, легкой пружинистой поступью. Я напряг глаза, пытаясь разглядеть черты лица всадника, но на таком расстоянии это было невозможно. Я видел голубой камзол, желтые бриджи, сутулую спину. Но не лицо.
Хефферан не издал ни единого звука. Всадник подъехал к концу открытого отрезка дорожки, и я снова напряг зрение. Что-то должно было случиться. Мне было известно, что, как только ездок минует крутой изгиб дорожки и скроется за деревьями, его встретят четверо конных полицейских. И кое-что, действительно, случилось. Причем мгновенно и совершенно неожиданно для меня. Гнедой скрылся за поворотом и спустя полсекунды вновь появился из-за деревьев. Гордого изгиба шеи как не бывало, конь несся, будто ошпаренный; покинув дорожку, он резко свернул влево, одним грациозным прыжком достиг поляны и помчался вперед, точно на восток, к Пятой авеню. Теперь я видел только его хвост. Из-за деревьев показалась кавалькада полицейских. Это было похоже на кавалерийскую атаку. Увидев маневр светло-гнедого, лошади полицейских на миг словно одеревенели и, проскользив по земле на неподвижных ногах футов десять, тоже развернулись и понеслись по поляне следом за Казановой.
Из рощи, скрывавшей сарайчик садовника, начали выбегать кричащие люди. Хефферан покинул меня и присоединился к погоне. В воздух взлетели ошметки дерна, и офицер понесся вниз по склону; его конь при этом ощутимо ударил меня крупом в плечо. С востока донесся выстрел, и это доконало меня: сейчас я был готов отдать за коня не то что корону, но даже свое годовое жалование. Но короны у меня не было, коня тоже, и я побежал на своих двоих.
До дорожки я добрался в рекордное время, но дальше начинался пологий подъем, поросший кустами и деревьями, да ещё и огороженный барьерами. Я несся напрямик, ориентируясь на шум и гам. Грянули ещё несколько выстрелов. Даже мчась по пересеченной местности, я, помнится, успел подумать, что будет очень жаль, если одна из пуль угодит в светло-гнедого Казанову. Вскоре впереди замаячила ограда парка. Забыв, какой из выходов ближе, я перемахнул через забор и остановился, отдуваясь и озираясь по сторонам.
Я был на углу Шестьдесят шестой улицы и Пятой авеню. К северу от меня, на расстоянии квартала, у ворот парка, улица была забита машинами. Легковушки, в большинстве своем, такси, жались к тротуарам на перекрестке, к которому со всех сторон сбегались прохожие. Из остановившегося автобуса выскакивали пассажиры. Над толпой возвышались лошади. У меня сложилось впечатление, что их там целый табун, но на самом деле лошадей было шесть или семь, не больше. Все гнедые, плюс светло-гнедой Казанова. Я обрадовался, увидев, что он цел и невредим, и трусцой присоединился к толпе. Казанова стоял под пустым седлом.
Я продирался сквозь толпу, когда полицейский в мундире схватил меня за локоть. И тут, надо же, офицер Хефферан воскликнул:
- Пропустите его! Это Гудвин, человек Ниро Вулфа!
Как мне хотелось от всего сердца поблагодарить его! Но, увы, я ещё не отдышался и не мог говорить, а посему молча протиснулся вперед и, пустив в ход глаза, удовлетворил свое любопытство.
Виктор Тэлботт в голубом камзольчике и канареечных бриджах, целый и невредимый, стоял на мостовой. На его руках повисли двое полицейских. Лицо Вика было заляпано грязью и выглядело очень утомленным.
15
- С радостью сообщаю вам, - сказал я Вулфу под вечер, - что ни один из счетов, которые мы пошлем нашим клиентам, не будет адресован в тюрьму графства. Согласитесь, будь иначе, мы попали бы в очень неловкое положение.
