Когда он в последний раз пробегал мимо немца, тот предупредил:
— Сорок секунд…
— Да, да, — отозвался Сайсмакс.
Ровно через сорок секунд немец и глазом не моргнув подал, команду — склад и хлебопекарня взлетели в воздух.
Соседний шестиэтажный дом как будто даже приподнялся и снова сел на свой фундамент. В подворотне громко завыла толпа женщин, на тротуар со скрежетом упала связка жестяных форм для выпечки хлеба. Еще не осела пыль на развалинах, когда Цауна бросился к бывшему складу, но внизу; в погребах, ничего не было слышно.
Цауна разбогател за неделю. Тем, что он натаскал домой за несколько дней, семья могла жить все трудные послевоенные годы. Последним он прикатил «мерседес». У немцев кончился бензин, и они бросили машину с открытыми дверцами прямо на обочине улицы. Цауна впряг в машину свою лошаденку, опустил крышу лимузина и, стоя на заднем сиденье, взмахнул вожжами. Ух, черт, как мягко ехать!
После освобождения Риги Цауна не очень спешил устраиваться на работу. Из-за хромой ноги он снова числился инвалидом и стал хозяйничать по дому, приглядывая за рабочими, строившими новый дом, и за Зутисом. Каменщики были высоко, на лесах, а Зутис здесь, на земле, поэтому ему и доставалось больше. Цауна раз десять в день присаживался возле него выкурить дорогую сигару с золотым ободком и поучить уму-разуму. Все разговоры обычно заканчивались причитаниями:
— Эх, была бы у меня нога здоровая!
Его интонация наводила на мысль: будь у Цауны нога здоровой, в свой сарай он перетащил бы всю Ригу.
Цауниха целыми днями перематывала и перекладывала с места на место штуки тканей, пересыпала шубы нафталином и пересчитывала серебряные ложки. Провозившись так часа два со своим добром, она вдруг начинала важничать: однажды, например, подбежала к Зутису с куском свежей свинины в руке и сказала:
— Возьмите для своей семьи! Это от подбрюшины, мы такое не едим.
И это говорила женщина, которая совсем недавно, во время оккупации, вместе с другими женщинами целыми ночами простаивала у скотобойни в ожидании, когда на свалку выбросят потроха! Разнося вонь по всей округе, они притаскивали кишки и желудки в корзинах домой и варили из всего этого зельц.
Коллективизация больно ударила по благосостоянию Альберта Цауны — Цауны-младшего. Первый удар он, правда, получил годом раньше, когда пришлось распрощаться с грузовиками, но тут Альберт ловко передал их какой-то артели, устроившись туда шофером. В результате он потерял одну машину, а на другой мог по-прежнему объезжать свои золотоносные поля. Но окончательно коллективизация уложила его на обе лопатки тогда, когда отменили налоги и надобность мчаться на базар тоже отпала. Если и случались поездки, то Цауна зарабатывал на этом немного — так, шелуха по сравнению с тем полновесным урожаем, который он привык собирать здесь.
Под нажимом Альберта Зутис перебрался в артельный гараж. Это было большое строение с эстакадами, с аппаратом газовой сварки, токарным станком, слесарными и другими приспособлениями.
Зутиса приняли автослесарем. Один автослесарь в гараже уже был; когда Зутис его впервые увидел, тот ремонтировал мотоцикл марки «Harley-Davidson». Это был неразговорчивый мужчина и обычно он работал в другом конце гаража.
Когда Зутис дней через десять получил первую зарплату, этот неразговорчивый мужик перехватил его во дворе артели — правление находилось совсем в другом конце города — и отобрал половину.
— Карбид покупать надо? Надо. А кислород? Надо, — бормотал мужик, отсчитывая от получки Зутиса нужное количество рублей. — А если не позаботимся о дровах, то зимой перемерзнем, как мухи…
Тут Зутис признался, что ему вообще непонятно, что это за учреждение — артель: за две недели он не видел ни одной машины, не говоря уже о ремонте.
— Шоферы свои тачки держат возле дома, так им удобнее халтурить. А как сломается — сразу приедут! — И, немного подумав, слесарь добавил: — Ну, а вообще-то артель — это давняя мечта человечества. Вечный двигатель. Давай ему сырье или не давай, все равно работает и план выполняет.
Со временем Зутис понял, что в артели «работа» и «вознаграждение» — понятия друг с другом совсем не совместимые. На то, что платила артель, содержать семью было невозможно, но и особого усердия от него тоже не требовали. Значит, чтоб уравновесить семейный бюджет, следовало искать дополнительные средства, и артель для этого — самое подходящее место. Гараж вскоре стал прославленной на весь город мастерской по ремонту мотоциклов — знания Зутиса и токарный станок позволяли изготовлять многие детали самим, особенно после того, как они с напарником приобрели небольшую, но мощную печку для термообработки. Желающие отремонтировать мотоцикл выстраивались в очередь, они платили деньгами и натурой, а потом обязательным приложением стала и бутылка спиртного. Некоторые клиенты считали, что две бутылки ускорят выполнение заказа. Через год оба мастера начинали пить уже с утра, чтобы не дрожали руки.
Время шло, и руководство артели попало за решетку, потому что прокурор, разобравшись в деятельности вечного двигателя, понял, что он работает на взятках, с помощью которых артельщики получают сырье, предназначенное для государственных предприятий. Одновременно выяснилось, что деньги для взяток поступают за счет продажи левого товара. Тщательное расследование показало также, что разница в объеме между плановой продукцией и левым товаром такая же, как пылинка на спине слона.
Следователи прибыли в забытый всеми гараж, и здесь их жертвой стал Зутис: по документам значилось, что он незадолго до этого был назначен начальником гаража. Так как других начальников артели суд приговорил к заключению от пяти до десяти лет, то Зутис должен был чувствовать себя счастливым, что его просто уволили с работы с записью — как не оправдавшего доверия. Тогда же умерла жена, оставив на него сына Вилберта.
Но без средств к существованию Зутис не остался; так же как и раньше, он отправлялся утром в гараж ремонтировать частные мотоциклы, только артель ему за это больше не платила, а в качестве вознаграждения ему теперь хотелось получать только бутылки.
После смерти жены Зутис фактически и сам превратился в покойника, хотя прожил еще долго. Трезвыми глазами на мир он больше не смотрел. Иногда по утрам он чувствовал себя конченым человеком, сознавал, что из-за него гибнет и сын, но даже в такие моменты просветления он привык кидаться в магазин за верным успокоительным средством.
В последний раз сына он видел на мотогонках.
— Папа, тетю Агату увезли в больницу, — сказал мальчик.
— Все в порядке… Главное — спокойствие…
— Папа, за квартиру не уплачено! — мальчик уже плакал.
— Все в порядке…
Через месяц Вилберта Зутиса за мелкое воровство и бродяжничество отправили в колонию для малолетних. Он пробыл там почти четыре года и закончил восьмой класс круглым отличником, но воспитатели в его характеристике записали: «злой, коварный и хитрый, порой жестокий».
БИОГРАФИЯ ВИЛЬЯМА АРГАЛИСА
— У нас все пациенты обязательно должны трудиться, — сказал главврач больницы, — к сожалению, выбор работ невелик.
— Пойду в подсобники к каменщикам, — ответил Вильям. — Будет возможность попотеть.
— Это вам пойдет на пользу.
— Надеюсь.
Вначале Страуте казалось Вильяму спасительным убежищем от неприятностей, но теперь он захотел вылечиться по-настоящему. Вылечиться во что бы то ни стало. Он согласен пробыть тут хоть полгода, хоть год, но он должен излечиться от своего порока.
Он писал Беате длинные, исполненные уверенности письма, что больше никогда не прикоснется к рюмке. Он делился с ней разными идеями о том, как улучшить благосостояние семьи: купит дачу в Саулкрастах и за несколько лет накопит деньги на машину; тут в лечебнице был автомеханик по прозвищу Подливка, он сказал, что за две тысячи берется сделать вполне приличный «запорожец». Вильям уже считал дни, оставшиеся до встречи с Беатой. Он просматривал газеты и пришел к удивительному выводу: кроме кабаков, оказывается, есть еще немало мест, где можно провести вечер. Есть театры, кино, выставки и концертные залы, музеи и спортивные мероприятия.
— С женой я познакомился на баскетбольных матчах, — рассказывал он автомеханику Подливке, потому что ему очень хотелось кому-нибудь рассказывать о Беате. Ему все время хотелось говорить о ней. Хотя бы говорить. — Я тогда только отслужил в армии. Приятель пригласил посмотреть на игру класса «Б».
Беату он заметил сразу же. Играла она средне, но в команде бесспорно была самой красивой девушкой — хорошая фигура и темно-рыжие волосы, она все время весело смеялась над своими удачами и промахами. Вильям болел за ее подачи и броски.
