«Йес!» — встрепенулась моя душа. Замечательно. Имя будет сохраняться в тайне до того светлого часа, когда все забудут о смерти Елисеева. Понятно почему — это имя и есть имя убийцы!
— Как грустно, — протянула я, — а имя нотариуса-то вы знаете?
— Конечно, — кивнул он, — только вряд ли это вам поможет, впрочем…
Он оторвал листочек из ежедневника и записал мне телефон.
Я поблагодарила его, у выхода он сказал:
— Честно говоря, я думал, что вы и есть новая владелица. Мне самому непонятна эта ситуация…
— Может быть, я ей стану… — кокетливо пообещала я. — Как знать?
— Желаю удачи, — попрощался он и улыбнулся. Наверное, он все-таки сомневался в моих способностях.
У меня осталось только полчаса. Мне надо было торопиться. Отсюда до Театральной площади было двадцать минут на троллейбусе.
И тут я поняла, что сделала глупость, приехав без машины. Обернувшись, я увидела в окне силуэт Анатолия Борисовича. Тот смотрел в мою сторону. Да уж, подумала я, хороша новая русская, мчащаяся к троллейбусу. Ну что ж, буду делать вид, что прогуливаюсь по набережной, ожидая шофера. Надоест же ему смотреть когда-нибудь.
В это время мне сказочно повезло. Рядом со мной остановилась машина, и я увидела перед собой молчаливого Алексея. Он открыл дверь и сказал:
— Виктория Игоревна просила вас забрать.
Я кивнула, когда мы отъехали, он сказал:
— Вас же просили, Таня! Вам еще повезло, что я видел, как вы сюда пошли.
— Это вышло спонтанно, — начала я оправдываться.
— Больше так не делайте, хорошо?
Он подвез меня до университетского корпуса, и я увидела Соню.
— Извините, что немного опоздала, — сказала я, подходя.
— Ничего, — улыбнулась она, — нам придется спуститься вниз и переодеться.
Я кивнула. Джинсы мирно покоились в сумке. Мы вошли в здание филологического факультета и спустились в туалет. Там мы начали менять мой имидж, слегка напугав двух курящих девушек. Они воззрились на мое переодевание с откровенным любопытством. Скоро я была похожа на студентку-первокурсницу. Соня довольно причмокнула.
— Вам, кстати, очень идет такой стиль, — сказала она, немного поколдовав над моими волосами. Я взглянула в зеркало. Оно было старое и грязное, засиженное мухами. На меня глядела девушка с разноцветными волосами.
Сама Соня была одета в джинсы и замшевую куртку с бахромой. Волосы она распустила, только боковые пряди были заплетены в индейские косички.
— Теперь можно идти, — решила Соня, и мы вышли из корпуса.
* * *
Очень скоро мы оказались возле музея, где на лавочке мирно расположились Сонины подопечные. Самому старшему из них было около семнадцати. Самому юному — тринадцать. Соня разговаривала с ними свободно, я смотрела на них и не могла вымолвить ни слова. Соня обернулась ко мне и шепнула:
— Кажется, нам повезло. Сейчас подойдет Илюша. Думаю, он может вам помочь.
Я кивнула. Мне хотелось увидеть одного из тех, кто зарабатывает на этих маленьких смертниках.
* * *
— А вот и он, — сообщила Соня через пять минут. Я посмотрела туда, куда был направлен ее взгляд. По улице шел маленький мальчик, одетый в строгий костюм. Я была поражена. Мальчику было на вид лет десять, не больше. Он направлялся прямиком к нам. Я зажмурилась. Соня дотронулась до моей руки успокаивающе:
— Вы не бойтесь.
Смешная девочка… Она боялась, что мне станет страшно! Илюша подошел. Я присмотрелась и поняла, что тот, кого я приняла за десятилетнего мальчика, оказался лилипутом.
Он посверлил меня маленькими глазками и спросил писклявым голосочком, что мне угодно.
— Это моя знакомая, — ответила за меня Соня. — Ей надо спросить тебя об одной вещи.
— Хорошо, — кивнул он, — думаю, что поговорить можно. Если только твоя знакомая не из ментуры.
— Нет, — честно ответила я.
Он подумал и предложил пройти в кафе. Я согласилась.
* * *
В кафе у меня долго сохранялось ощущение, что мы выглядим как мать с ребенком. Илюша вызывал у меня странное чувство: смесь жалости с гадливостью.
— Соня просила меня вам помочь, — сказал он своим писклявым голосом, — я постараюсь, если вы обещаете, что против меня это не обернется.
Я пообещала, хотя мне ужасно хотелось обернуть против него и таких, как он, весь мир. Из головы не выходили те глупые дети, на которых делали огромные деньги Илюша и ему подобные. Умом я понимала, что Илюша лишь мелкая сошка, но отделаться от чувства омерзения я не могла.
— Итак? — спросил он.
— Меня интересует Елисеев.
— Елисеев? — удивился он. — Покойный певец? А я чем мог бы помочь?
— Он был связан с кем-то из вас?
Илюша пожал плечами.
— Нет. Мы ему были не нужны. Он сбывал товар по своим каналам. К нам он подкатился один раз, но его не устроили наши условия.
Подтверждение нелегальному бизнесу Елисеева я получила.
— А кто, по-вашему, мог бы помогать ему здесь?
— Кто угодно, — ответил он. — Деньги-то большие. Любой человек. Даже его сестра.
Сонины старания были бесполезны. Елисеев не был связан с местными, или это скрывалось. Карлик доедал мороженое и смотрел на меня вопросительно. Я его настораживала, хотя он не хотел в этом признаться.
— Соня сказала, что вы — частный сыщик.
— А что?
— Странно. Красивая женщина, и занялись таким бизнесом… Это опасно.
— А ваш бизнес? — вскипела я. — Уж чистым его никогда не назовешь! Вы губите этих мальчишек и девчонок для того, чтобы получше набить себе живот!
— Я никогда не буду такого роста, — задумчиво сказал он. — Заметили? Даже самый маленький из них вдвое выше меня… Так что мне наплевать, что с ними будет. Так же, как им наплевать на меня…
Он наклонился над своим мороженым. Поднял на меня свои злые глаза и сказал:
— Я вызываю у вас отвращение? Не так ли?
Я отрицательно покачала головой.
— Вы лжете, — вздохнул он. — Если бы ко мне относились иначе, может быть, я стал бы другим. Но не у каждого хватает сил выступать в цирке. Некоторые обладают чувством собственного достоинства. А чем другим я могу заработать на свой, как вы изволили выразиться, желудок?
Я не могла его понять.
Он поднялся:
— У вас больше нет вопросов ко мне? — и, не дождавшись ответа, вышел.
Я подошла к Соне, тронула ее за руку:
— Надеюсь, я тебя не подвела?
— Нет, — удивилась она, — я сказала, что вы нашли меня и попросили о встрече… Так что не беспокойтесь.
Пока я шла домой, меня не покидало острое чувство беспокойства. День кончался — второй день. До конца фестиваля оставалось только три дня. А мои ниточки еще болтались в воздухе…
Спала я плохо, постоянно вскакивала, мне снились кошмары. В очередной раз проснувшись, я встала и подошла к темному окну. На улице никого не было. Ветер качал деревья, отчего мне стало совсем тревожно. Я поежилась. Если бы не глубокая ночь, подумала я, можно было бы попробовать убежать от этой тревоги на улицу. А сейчас от нее не было спасения.
Я чувствовала себя виноватой. В том, что убили Галину. В том, что не могу найти убийцу. В том, что я подставила Соню. Понятно, что теперь Илюша не спустит с нее глаз.
И все это происходило из-за абсолютно бездарного певца! Или из-за моей бездарности…
Чтобы уйти от этих мыслей, я включила телевизор. Работали только два канала. На одном шла какая-то порнуха, белокурую пышнотелую красотку трахал маленький, отвратительный карлик. Меня разобрал жуткий хохот. Я не могла остановиться. С ужасом я поняла, что вот-вот мой дебильный смех перерастет в истерику. Я схватила пульт и переключила на следующий канал. Там шла музыкальная программа. Я с облегчением вздохнула. Смех прошел. Я была рада даже Меладзе с его «Девушками из высшего общества», лишь бы не думать… Кажется, я успокоилась. В это время на экране собственной персоной возник Елисеев. Видеть его сейчас было выше моих сил. Я выключила телевизор. Стало темно и тихо. Бог мой, кажется, я устала за эти два дня. Как же я устала…
* * *
Проснулась я от того, что надрывается телефон. За окном сияло солнце — в Тарасов вернулась жара. Я посмотрела на часы. Было семь утра. Подняв трубку, я услышала голос Сечника.
— Извините, что разбудил, — сказал он. — Мне надо встретиться с вами.
Так. Он был чем-то недоволен. Может быть, он меня уволит, подумала я с надеждой.
— Хорошо, — сказала я, — я подъеду через час.
— Нет, — отрезал он, — я сам подъеду к вам через двадцать минут.
Он повесил трубку.
Я вздохнула. Жизнь продолжается, Танька. Значит, надо вставать. Одеваться. Приводить себя в порядок. Может быть, сегодняшний день будет лучше вчерашнего.
Впрочем, судя по его началу, он предвещал нечто совершенно иное.
