Подъезд освещался тусклой одинокой лампочкой, которую кто-то из соседей посадил в «железную клетку», чтобы не украли. Лифта долго ждать не пришлось, и мы скоро оказались на улице, в настоящем осеннем ненастье.
– Куда бы вы сегодня поехали, наверно, все междугородные рейсы отменили, – сказала я и захлебнулась ветром и изморосью. Наталья что-то ответила, но я не расслышала. Пригибаясь от ветра, мы добрались до машины и нырнули в уютный салон.
– Танюша, это твоя красавица? Ты, наверно, хорошо зарабатываешь, если можешь себе позволить такую машину?
Я улыбнулась ее простодушию:
– Нормально зарабатываю. – Не буду же я ей рассказывать, каким бывает этот труд: о том, что нос бывает разбитым, фонари под глазами, и это лишь самое безобидное...
Дорога сейчас требовала полного внимания, правда, машин было мало, в такую чертову погоду лучше сидеть у телевизора. А Наталья продолжала говорить:
– Мы таких больших денег и в руках-то никогда не держали. Я сейчас взяла у этого пенька гнилого шесть тысяч и...
Я ее перебила:
– А что ты, кстати, так мало запросила, он бы и на большее согласился, лишь бы тебе рот заткнуть.
– Мой рот этим не заткнешь. Я у него на дорогу просила и на содержание Ольги и ребенка в первое время. Он и дал.
Я искоса взглянула на Наталью, похоже, она в самом деле верила в то, что говорила. Даже ненавидя Бориса Леонидовича, она рассчитывала найти в нем хоть каплю сострадания к чужому горю. Вот уж поистине: блажен, кто верует. А зачем мне ее разубеждать? Верну Левушку, отправлю их с Ольгой подальше от «добродетелей», передам дело в милицию и до следующего заказа буду жить спокойно. Только смогу ли?.. От раздумий меня отвлекла Наталья:
– Таня, мы подъезжаем. Давай притормози где-нибудь здесь. Заберу документы и вещи, попрощаюсь с девчонками. Ты меня в машине подождешь?
Во мне опять шевельнулся червь тревоги, но, оглядев пустынную улицу, я успокоилась.
– Подожду, только осторожней, скользко очень. Смотри, дорога в каток превратилась.
– Ладно, я скоренько.
Она вышла из машины. Балансируя по скользкой наледи и пригибаясь от ветра, Наташа пошла к старенькому серому зданию общежития. От нечего делать я покрутила ручку настройки магнитолы, и в салоне зазвучала веселая музыка. Она как-то не вязалась с моим теперешним настроением, и я попыталась поймать что-то более подходящее. Услышав любимую мелодию Бетховена «К Элизе», удовлетворенно вздохнула, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Пока Наталья поднимется на третий этаж, пройдет по длинному коридору, пообщается с девчонками, времени на все про все уйдет минут пятнадцать. У меня есть возможность поразмышлять над тем, что имею и что делать дальше. Подключу ко всему этому Кирю, и пусть он строит обвинение на законном основании.
Незаметно мои мысли перескочили на грымзу: вот это да! Она, похоже, и нашим, и вашим, и мордвам, и чувашам, особа не промах! Так вот почему я щелчок услышала во время разговора Бориса Леонидовича с Альбертом. Недремлющее ухо! Мне слушать сам бог велел, а вот она... Нужно устроить ей «широкий коридор». Ну по части пакостей я – специалист, придумаю что-нибудь.
Мысли мои становились более вязкими и путаными. То ли сказывалась загрузка мозга в последние дни по полной программе, то ли звуки любимой мелодии усыпили мою бдительность. Это было состояние торможения в подкорковых структурах, поэтому я и прозевала бесшумно подкравшуюся с другой стороны и притормозившую возле тротуара машину. Крики о помощи вывели меня из этого сомнамбулического состояния. Открыв глаза, я увидела, как Наталья борется с двумя мужчинами. Чертыхаясь и кляня себя на чем свет стоит, я выскочила из машины и попыталась бежать на помощь, но ноги предательски разъезжались в разные стороны. Со стороны это напоминало танец коровы на льду.
Когда мои попытки добраться до дерущихся удались, было поздно: Наталья лежала на тротуаре, а мужчины стремглав бросились по направлению к своей машине. Я бежала за ними, если, конечно, это можно назвать бегом. Мне удалось сделать отстававшему подсечку. Он растянулся во весь рост, пропахав лицом метра два заледеневший асфальт, и взвыл от боли. Другой попытался ему помочь. Но он еще ничего не ведал о моих талантах в боевых искусствах, иначе бежал бы без оглядки. Если бы я попыталась повторить когда-нибудь потом то, что сделала теперь при шквальном ветре и на обледеневшем поле боя, у меня едва ли получилось бы это. Но экстремальные условия сыграли свою роль. Страшный удар ногой я нанесла в самое «яблочко» – солнечное сплетение. Он охнул и согнулся пополам, провопив:
– О! Е...
– Оно самое, милый! – выкрикнула я и помогла ему порезче согнуться, услужливо подставив свое колено под его морду.
Удар получился клевый, ибо хруст костей переносицы не заглушил даже ветер. И второй мужчина покорно опустился к моим ногам.
За этот короткий промежуток первый, увидев, что сделала я с его товарищем, на помощь не поспешил, а, воспользовавшись моей занятостью, на четвереньках дополз до машины. Мешать удирать ему я не стала. Мне хватило одного того, что лежал невдалеке, пусть катит на все четыре стороны. Кое-как втиснувшись в машину, он рванул с места. Авто я узнала: все та же задрипанная «шестерка» со своей гнилой начинкой. То, что удрал один, ничего в сущности не меняло, второй был у меня. Правда, в течение минут пятнадцати вряд ли смогу от него чего-либо добиться, но на досуге пощебечем.
Сначала к Наталье... Что-то она долго в отключке. Я нагнулась над ней. На первый взгляд мне показалось, что она без сознания, но при более тщательном осмотре я поняла: Наталья была мертва. На льду, возле ее головы, уже начала застывать лужа крови, черты лица заострились. Скорее всего при падении она ударилась головой о металлическое ограждение, тянувшееся вдоль тротуара, и смерть наступила мгновенно. Помочь ей теперь я ничем не могла.
Гибель старшей сестры была на моей совести. С утра кости кричали о надвигающейся беде, а я на несколько секунд, но все же позволила себе расслабиться. Да, дела... Что же делать? Трогать ее не буду. Сейчас позвоню Кире, пусть бригаду вызывает. Прости меня, Наталья, но времени на объяснения с милицией у меня нет. Меня ждет крохотное существо, которое нуждается в помощи. Да и с этим «другом», лежащим поодаль, необходимо срочно разобраться. А-ля герр ком а-ля герр – на войне как на войне. Раз уж Борис Леонидович своей грязной игрой бросил вызов, любое противодействие с моей стороны будет оправданно.
А что там мой «подшефный»? Он все еще был в глубокой отключке, однако жить будет. Тебя, дружок, я возьму с собой. Подхватив под мышки бандита, я поволокла его к своей «девятке». Куда же тебя засунуть, голубчик? В салон? Кровь отмывать задолбаешься... Давай, милый, полезай в багажник, авось не голубых кровей, в смысле родословной, и не сексуальной ориентированности, скаламбурила я про себя. Кряхтя и вспоминая недобрым словом всех его родственников до шестого колена, я запихнула парня в багажник. Не удержавшись, еще раз подошла к Наталье, посветила в лицо фонариком. Смерть уже наложила на него свой мрачный отпечаток. Прощай, я должна ехать, чтобы отомстить за тебя!
В машине меня неожиданно начало колотить. Ехать в таком состоянии опасно, позвоню вначале Кире: это можно сделать и с дрожью в руках. Набрав номер Кирсанова, нетерпеливо ждала. Гудки были длинные. Неужели никого? Когда трубку наконец сняли, вздохнула с облегчением.
– Слава богу! Володя, это ты?
– Кто это? Таня? Ты откуда? Слышимость, как из преисподней.
– Киря, мне нужна помощь.
– Помощь... Я только вошел. Пока дверь открывал, слышал, что телефон надрывается. Что там у тебя?
– Рядом со мной труп.
– Опять? Таня, во что ты снова влезла?
– Не читай мне мораль, встретимся, будет еще такая возможность, а пока организуй сюда бригаду, мне нужно смываться.
– Говори адрес.
– Второй Кавказский тупик, общежитие пятнадцать, знаешь?
– От техникума, что ли?
– Оно самое. Женщина здесь убитая. И ориентируй на синюю «шестерку» Е-061-ТУ. В ней предполагаемый убийца. Позднее позвоню, договоримся о встрече на завтра. Мне есть что тебе порассказать, да и совет нужен.
– Не смеши, Танюх, у тебя у самой голова, как Дом советов. Скажи уж, помощь мента требуется. Поосторожней там! Удачи!
– Спасибо, хоть это и неконвертируемая валюта.
– Да уж, да уж! Цветы и конфеты не пьем-с. До встречи!
Отбой. Я несколько раз повернула ключ зажигания, но мотор предательски молчал. Только этого не хватало! Меня охватила паника. Ругаться и молиться я начала одновременно. Что подействовало, не знаю, но двигатель, чихнув пару раз, завелся. Но это, оказывается, было еще не все. Машина не желала трогаться с места. С трудом, сантиметр за сантиметром, с пробуксовкой, мне все-таки удалось продвинуться вперед. И как у этого придурка в «шестерке» получилось так лихо рвануть по такому гололеду?!
