его плеча, – Ну все, с меня хватит.
С этими словами он встал, громко проскрипев стулом по линолеуму, и демонстративно вытащил наручники.
– Так как же ты воспользовался тем тяжеленным камнем? – настойчиво продолжала Уайт, будто пытаясь опередить своего напарника.
Дэнни покачал головой и неразборчиво что-то пробормотал.
– Ты уже признался, к тому же у нас есть доказательства. Ты себе поможешь, только если расскажешь нам, что сделал с ней.
– Я ударил ее камнем, – сглотнул Дэнни застрявший в горле ком.
– Куда именно? – уточнил Сэмпсон, усаживаясь обратно за стол.
– По голове.
– Умничка, – произнесла Уайт, – делаешь успехи.
– А сколько раз ты ударил ее камнем? – продолжал Сэмпсон.
– Один.
– Хватить нам уши притирать, – произнес тот. – У нас есть доказательства.
– Просто расскажи нам правду, мы закроем этот вопрос, и ты сможешь отсюда уйти, – сказала Уайт. – Одним ударом ты не смог бы так размозжить ей голову.
Дэнни подавил рвущиеся наружу рыдания.
– Расскажи нам, как все было, и покончим с этим, – повторила Уайт.
– Два раза.
– Нет, – возразил Сэмпсон.
– Три, – ответил Дэнни.
– Отлично, молодец, Дэнни, ты действительно делаешь успехи, – сказала Уайт. – Теперь расскажи нам почему? Может, всему виной стала ссора на вечеринке?
Он кивнул, не отрывая от пола глаз.
– Умничка, Дэнни.
– А потом ты погрузил ее на тачку и отвез к ручью, так?
– Ну да, – ответил Дэнни и положил голову на стол.
Копы переглянулись, Сэмпсон едва заметно кивнул Уайт. Именно этого они и добивались.
Дэнни поднял голову, посмотрел на детективов и тихо спросил:
– Теперь я могу пойти домой?
Ткнув пальцем в клавиатуру ноутбука, Эван закрыл видео. Сколько бы он ни смотрел его, в жилах все равно закипала кровь, а кулаки сжимались. Память по-прежнему хранила воспоминания о том, как плакал Дэнни, когда Эвану наконец удалось добраться до полицейского участка. Нет ничего более душераздирающего, чем слезы собственного ребенка. Дэнни сидел, будто контуженный, и все спрашивал, когда ему можно будет пойти домой, переживал, что к понедельнику ему надо готовить какой-то школьный проект.
Эван схватил стоявшую на кухонной стойке бутылку и налил большой стакан шотландского виски. Это помогало не хуже – и даже лучше – сеанса психотерапии, который он посетил днем.
В доме стояла гробовая тишина. Лив с Томми уехали к ее отцу в Небраску. Тот опять создал кучу проблем дому престарелых, в котором жил, и теперь Лив надо было убедить их его оттуда не вышвыривать. Мэгги отправилась с ночевкой к подруге. Так что более подходящего момента даже желать нельзя было.
Солнце начало садиться, и по кухонной стойке медленно поползли тени. Он опять кликнул мышкой, открыл сайт банка и проверил сберегательный счет. Меньше двух тысяч долларов. Лучше ему от этого не стало. На следующей неделе предстояло платить ипотечный взнос. Свою аферу – десятки тысяч, потраченные на юристов и частных детективов для Дэнни – он умудрился скрыть. Но вскоре предстояли выплаты. Эван представил Лив, когда она увидит баланс. Когда узнает, что его уволили, а он только делал вид, будто ездит на работу.
Эван представил лицо своей жены. Тревогу, которая сменится яростью, когда она настоит на том, чтобы проверить остальные счета, и узнает, что от денег, отложенных на учебу Мэгги, осталось лишь двенадцать тысяч триста тридцать два доллара. Слишком мало даже для того, чтобы оплатить проживание в общежитии Массачусетского технологического института.
Закрыв сайт, он установил время автоматической отправки электронного письма, чтобы Лив только завтра получила просьбу позвонить в полицию и позаботиться, чтобы Мэгги оставалась у Харперов до тех пор, пока не увезут его тело. В нем также говорилось, где на его компьютере хранятся предсмертные записки к каждому из их детей, равно как и сведения о его страховом полисе, выплата по которому, как он удостоверился, будет произведена даже в случае самоубийства. На кругленькую сумму в десять миллионов долларов.
Ему вспомнилось предупреждение доктора Сильверман. Эти препараты могут зародить в мозгу иллюзию о том, что есть только один выход.
Но это была не иллюзия. Все началось, когда у него в ухе раздался шепот. Голос рассудка, закравшийся в подсознание: «Без тебя им будет только лучше». Он делал это ради них, чтобы оградить от финансового краха. Чтобы избавить от необходимости жить со сломленным человеком. Вот что ему без конца внушал тот голос. Хотя глубоко в душе он понимал, что все это совсем не ради них.
А ради него самого.
Чтобы перекрыть кран хлещущего фонтаном отчаяния.
Эван высыпал в руку горсть таблеток, швырнул в рот и запил виски. Он проглотил их с таким трудом, что ему пришлось подавить рвотный позыв. Потом налил себе еще стакан, быстро выпил и стал ждать, когда подействует лекарство.
Эван не был набожен, но ему нравилась сама идея организованной религии – с упором именно на ее организованность. Как финансист он ценил слаженность и порядок. Кроме того, его привлекали религиозные обряды и традиции, призванные сделать человека лучше. Живя в Небраске, они по настоянию Лив каждое воскресенье отправлялись в церковь. В свое время, когда его жене было десять, вера помогла ей справиться со смертью матери. А после ареста Дэнни и их переезда в Нейпервилл, штат Иллинойс, ему попросту недоставало на все это терпения.
Тем не менее, ожидая действия лекарства, он все же произнес: «Прости меня, Господи. Ради всего святого, прости. И позаботься о них».
И в этот момент, будто в ответ на его мольбу, раздался телефонный звонок. Но это был непривычный рингтон.
Эван посмотрел на экран. Звонили по FaceTime. Обычно этим сервисом он не пользовался и номер узнать не мог. Хотел было его проигнорировать, но, если это божественное вмешательство, лучше уж ответить.
Он провел пальцем по экрану, но ничего не увидел. В этот же момент до него донеслась музыка и гомон толпы, будто из ночного клуба или бара. В небольшом окошке в правом верхнем углу экрана маячило его собственное лицо. Прямо как в том документальном фильме. Изображение качнулось в сторону, и на экране
