свое дело и уйду. Не бойся, не обижу.
Он говорил сипло, явно меняя голос, чтобы не распознать потом.
В голове всё закружилось, потом медленно поползли обрывки мыслей. Кто он? Что ему надо? Свидетелей не оставляют. Самой идти в руки?
Она кивнула и сделала шаг в его сторону. Листья пальм и каких-то больших цветов закрывали ее почти до плеч. Он вошел в оранжерею, радуясь, что тетка оказалась покладистой. Сейчас он ее скрутит, запихнет куда-нибудь и все будет сделано.
Медленно, не сводя глаз друг с друга, они сближались. Еще пара шагов и можно ее схватить.
Внезапно она рванулась вперед, врезалась в него и обрушила на голову какой-то предмет. Абсолютно автоматически от боли он с силой отпихнул ее, почувствовав, что по голове что-то потекло. Тут же сообразив, что нужно было скрутить ее, он кинулся вытаскивать женщину из густых зарослей цветов, которые, словно защищали, создавали ей укрывали ее листвой. Раздирая и раскидывая листья, он прижал ее к зеленому ковру и захрипел:
— Я говорил, говорил тебе, дура, иди по-хорошему, не тронул бы, сейчас убью!
Она отпихивала его изо всех сил, вырывалась и пыталась кричать Он схватил ее за горло и стал трясти:
— Сейчас не рыпайся, если жить хочешь
Движения ее ослабели, он поволок женщину в коридор…
Владимир Сергеевич смотрел в окно. Что он мог там видеть? Четкого вида того, что мелькало за стеклом машины, у него не было. Все размыто. Скорее угадывалось, чем виделось. Как в испорченном черно-белом телевизоре, он старался уловить очертания тянувшихся серых полей, подлесков, забивавших открытое пространство между деревьями. Представлял унылые стволы, которые сейчас выглядели безжизненными, обреченно размахивавшими ветками под налетающим колючим ветром. Снег около дороги темный и грязный, дальше он уходил в поле неровным пористым полотном. Это уже не было то белоснежное покрывало зимы, которое в первые снегопады укутывает и украшает собой всю природу. Грязная, изношенная за зиму накидка уже требует замены, унылая гама черно-белой фотографии навевает подспудную тоску, какие-то гнетущие ассоциации, бередящие давно забытую тоску, осевшую в самой глубине души многослойным осадком. Хочется заснуть, впасть в забытье под гипнозом блеклых красок умиравшей зимы. А потом встрепенуться, ожить вместе со всей возрождающейся природой, скинуть эту грязную накидку, чтобы открылись взору новая молодая жизнь, пробивающаяся из зимнего заточения, насладиться ее яркими красками: сочной зеленью, глубокой голубизной весеннего неба, вдохнуть ароматы цветов и опробовать на вкус крохотную сверкающую капельку росы…
Владимир Сергеевич не заметил, как задремал, пытаясь представить мелькавшие за окном картины, которые превращались в его мыслях в те пейзажи, которые он не мог видеть на самом деле. Они подъехали к дому. Алексей помог вылезти из машины вернулся за руль, чтобы загнать автомобиль в гараж. По знакомой дорожке Владимир Сергеевич ходит много раз, здесь, на своей территории, он свободно ориентируется и может не только ходить, но и заниматься своими делами, помощник ему не нужен.
Владимир Сергеевич остановился, втянул носом холодный воздух, чтобы отогнать накатившую дремоту. Да, быстро стал выдыхаться, уставать. По утрам вставать тяжело, с вечера трудно заснуть. Возраст? От него никуда не деться, хотя еще и так много. Наверное, устал нести свое бремя, убеждать себя, что все не так уж плохо, что надо жить и работать. Если поддаться слабости, то не будет стимула даже вставать по утрам.
Он постоял, наклонившись зачерпнул снега у обочины дорожки, растер его между пальцев. Стряхнув растаявшие капли, приложил холодную руку ко лбу, к щекам, растер ладони, согревая. Почувствовал себя бодрее и неспеша пошел к дверям дома.
Услышав шум подъезжающей машины, остановился. Алексей куда-то срочно уезжает? Хлопнула дверца.
— Владимир Сергеевич, прошу — сядьте в машину и не открывайте дверцу. Это срочно. Прошу, только быстро. Я потом объясню.
— Алексей, успокойся. Что случилось?
— Ну, сядьте же, Владимир Сергеевич.
— Ты, мой дорогой, не командуй. Я сам решу, куда мне сеть, что мне делать. Ты доложи обстановку.
Вот упрямец. Алексей с раздражением посмотрел на шефа. Придется объяснить. Сел бы и помалкивал, сам же ничего не может сделать.
— Алексей, если ты считаешь, что я нуждаюсь в защите, уверяю, что вполне в состоянии защитить не только себя. Но сначала объясни, от кого будем защищаться.
— Вскрыт гараж, разгромлена оранжерея, и, кажется, ваш кабинет…
— Так. Видел кого-нибудь?
— Нет. Я не знаю, кто в доме. Поэтому прошу вас — сядьте в машину, я сам разберусь.
«Что ж, так будет даже лучше — не превращаясь в овощ, не сидя в кресле, а от чьей-то руки…»
— Алексей, мы вместе пройдем в кабинет. Я хочу быть там, а не в машине. А ты пойдешь и осмотришь дом. А Вера Васильевна? Ты ее видел?
— Нет…
«Вера!!! Конечно, ее нет. Она же всегда нас встречает, а сегодня — нет. Я шел и чувствовал — пусто, чего-то не хватает…. Как же я сразу не понял».
— Владимир Сергеевич, пойдемте. Я ее найду. Но нужно, чтобы вы были в безопасности.
«Зачем мне эта безопасность. Зачем мне вся эта жизнь? Потеря любимых, темнота, и впереди — ничего. Что и кому могло понадобиться в моем доме? Кто залез на мою территорию? Что ж, пусть эта тварь меня прикончит, так будет легче. Раз — и все…. Жизнь свою за просто так не отдам, но и мучить никого не буду… Если с Верой что-то случилось, на куски порежу. А потом что хотят пусть со мной делают…»
— Владимир Сергеевич, я дом осмотрел. В оранжерее, видимо, кто-то дрался. Разбиты стекла, горшки, цветы как после побоища. В гараже никого. На первый взгляд, посторонних в доме нет.
— Что с Верой Васильевной?
— Ее нет. На плите суп почтив весь выкипел и пирог сгорел до углей. Еще бы чуть — и пожар мог быть… Видимо, все внезапно…
— Поставила готовить обед, в это время кто-то ворвался. Так получается? Следы? Кровь? Ее одежда? Что-нибудь, зацепки ищи, смотри внимательно.
— Владимир Сергеевич, я вызываю полицию.
— Давай сначала наших, пусть все здесь обнюхают, камеры посмотрят. Может, по горячим следам найдут. А потом звони в полицию. И мы с тобой давай еще раз каждый уголок дома осмотрим. Ничего не трогаем, только смотрим. Твои глаза у нас на двоих, пошли.
— Здесь, в кабинете, разбит стеллаж, где вся ваша коллекция хранится.
— Ну, это еще не вся. Вот если сейф взломали, тогда … но у них времени на это, скорее всего, не было.
— Да, сейф не тронули.