Ответ Валентины Михайловны разбил в пух и прах все ее домыслы.
– Стакан – это короткая нижняя юбка с двумя разрезами, чтоб не сверкать.
– Чем? – наивно поинтересовалась Дайнека, и Валентина Михайловна встала как вкопанная. Резко обернувшись, она четко ответила:
– Сверкать – показывать зрителю трусы, когда кружишься или наклоняешься. Ясно? Больше ни одного вопроса!
В гримерной Валентина Михайловна разделила сферы влияния. Девушки, которые переодевались в левой части гримерки, достались Дайнеке. Те, что справа, ей самой.
Концерт начался. Было слышно, как на сцене заиграла музыка и организованно затопали ноги танцоров. Как только музыка стихла и раздались аплодисменты, Валентина Михайловна замерла в позе борца. Дайнека последовала ее примеру. Из коридора донесся устрашающий топот. Он приближался, и от него кровь стыла в жилах. В гримерку ворвалась толпа разгоряченных танцовщиц, которые на ходу снимали с себя костюмы. Мелькание рук, юбок, балахонов, сапог и кокошников ошеломило Дайнеку и повергло в кратковременный ступор. Но как только она увидела, как ловко орудует Валентина Михайловна, она и сама стала хватать эти юбки, балахоны и кофточки, а потом напяливать на девчонок другие костюмы, застегивать крючки и завязывать ленточки кокетливых шляп. Взяв в руки кофточку одной из участниц, Дайнека непроизвольно ее отбросила. А перехватив взгляд начальницы, сообразила, почему ей досталась левая часть женской гримерки. Здесь переодевалась крепкая жилистая девица, от которой разило таким смрадным потом, что хотелось зажать нос.
Дайнека стала дышать ртом. Когда переодетые танцовщицы убежали на следующий номер, к ней подошла Валентина Михайловна и показала глазами на стул жилистой девицы.
– Пот – как у лошади. У меня на нее аллергия.
– Да уж… – не могла не согласиться Дайнека.
Валентина Михайловна вытерла лоб.
– Теперь – в костюмерную, за реквизитом для драматической постановки.
– Для Народного драмтеатра?
– Да. У меня все подготовлено. Занавес закроют – сразу выносим на сцену. Что, куда, я подскажу.
Они перенесли ящик, наполненный реквизитом, в правый «карман». И как только смолкла песня народного хора и закрыли бархатный занавес, перетащили ящик на сцену. Рабочие расставляли мебель, Валентина Михайловна достала из ящика скатерть и постелила на стол.
– Если бы работал поворотный круг, мы бы так не мотались, – прошептала она.
– Это все из-за колонны, – поделилась Дайнека.
– При чем здесь колонна? – не поняла Валентина Михайловна.
Дайнека, так же шепотом, объяснила:
– На ней лежит поворотный круг. Ее нужно менять.
– Откуда ты знаешь?
– Один человек рассказал. – Дайнека показала кинжал, похожий на мичманский кортик. – Это куда?
– На край стола положи. Им в конце сцены зарежут любовника.
– А он остренький… – Она потрогала лезвие.
– Не наша печаль.
Помреж сделала злое лицо.
– Сцену освобождаем…
Они подхватили ящик и побежали с ним в боковой «карман». Занавес разошелся, и на сцену вышла женщина в сером платье, которое Дайнека зашивала в самый последний момент.
– Идем принимать танцевальный, – прошептала Валентина Михайловна, и это значило, что в костюмерную с минуты на минуту принесут свои костюмы участники танцевального коллектива.
К концу вечера у Дайнеки от усталости отваливались руки и ноги, однако пропустить выступление завхоза она не могла.
Геннадий Петрович шествовал по коридору в сиреневом костюме и голубых штиблетах, четко отбивая каждый шаг. Задержавшись за черной кулисой, он обнажил зубы, раскинул руки и так вышел на авансцену. Откланявшись, встал на «точку» и под музыку начал бить стопами по поверхности сцены. Побьет-побьет, обернется вокруг себя и снова побьет. Вся его сухонькая, узкогрудая фигура и неровно окрашенные седые волосы производили двоякое впечатление. Смотреть на него было немного грустно и немного смешно. На второй минуте Сопелкин завел свою песню. Дайнека разобрала только припев:
– Наш Дом культуры дорого-о-о-ой.
Наш Дом культуры до-ро-гой!
Геннадий Петрович эргономично крутнулся и, закончив песню, снова раскинул руки.
На этом концерт закончился.
– Ну, все, слава богу! – с облегчением выдохнула Валентина Михайловна и тяжело зашагала в сторону костюмерной, бросив Дайнеке:
– Собери весь реквизит.
Их ящик стоял в боковом «кармане», здесь же был стол, который вынесли, освобождая сцену для следующего концертного номера. Дайнека взяла деревянную вазу, настольное зеркало, две книги и розовый ридикюль. Все сложила в ящик. Сняла скатерть, свернула и бросила сверху. Опустив крышку ящика, вспомнила, что еще был кинжал. Огляделась, прошлась, надеясь, что он куда-нибудь завалился. Спросила помрежа:
– Не видели ножичек?
– Нет, не знаю, – ответила та, прошла через сцену и скрылась за черной кулисой.
В коридорах никто не бегал, танцоры ушли, свет погас. Дайнека взялась за ручку и волоком потащила ящик в сторону костюмерной – держать ответ за утерянный реквизит.
Позади сцены, возле запасника, было темно, и только пожарный фонарь у лестницы освещал небольшую часть помещения. Статуя Аполлона стояла там же и, как только Дайнека с ней поравнялась, чуть покачнулась.
«Неужели снова Сопелкин?»
На этот раз Дайнека не была расположена к разговору. Дернув ящик, она ускорила шаг. Аполлон закачался, как будто собрался упасть, но потом, судя по всему, передумал. Из-за него вышел Сопелкин, Дайнека узнала его по сиреневым блесткам костюма. Завхоз сделал шаг, повернулся вокруг себя и медленно сел на пол. А потом и вовсе откинулся на спину. Дайнека бросила ящик и присела на корточки. Геннадий Петрович приложил руки к груди и что-то прошептал.
– Что? – Дайнека наклонилась, но ей удалось расслышать только два слова:
– … последняя жертва.
Сопелкин отнял руки, и она увидела реквизитный кинжал. Но только его верхнюю часть, потому что лезвие вошло в грудь завхоза по самую рукоятку.
Дайнека сидела на стуле с кружкой крепкого чая. Рядом обеспокоенно крутилась вахтерша. А все потому, что она только-только пришла в себя после обморока. Когда Валентина Михайловна отправилась искать помощницу, куда-то запропастившуюся с ящиком реквизита, она увидела в запаснике два распростертых тела: мертвое, с кинжалом в груди, Сопелкина и живое, но без сознания, Дайнеки.
Как ее тащили до вахты, Дайнека помнила фрагментарно, как вызывали полицию – слышала вполуха. Но когда зазвонил мобильник и мама сообщила, что за ней приехал Витольд Николаевич, Дайнека твердо сказала:
– Пусть уезжает, я доберусь сама, – и нажала отбой.
В тот момент ее не беспокоило, что старик может обидеться, главное – не волновать мать. Из кабинета директора вышла молодая женщина-следователь. Пока криминалисты работали на месте убийства, она опрашивала свидетелей.
– Это вы нашли тело? – спросила следователь.
– Я, – кивнула Дайнека.
– У вас взяли отпечатки пальцев?
– Зачем? – испугалась она.
– Насколько я поняла, кинжал – из театрального реквизита. А вы костюмер.
– Думаете, Сопелкина зарезала я?
– Я здесь не для того, чтобы думать. Идемте со мной.
Они зашли в кабинет директора. Дайнека забыла отдать вахтерше кружку и притащила ее с собой.
– Садитесь. – Следователь бесцеремонно расположилась в чужом кабинете. – Меня зовут Нэлли Фаридовна Шкрыль, я следователь следственного отдела. Мне нужны ваши данные. – Она достала бланк протокола и приготовила ручку. – Фамилия, имя, отчество, возраст, образование, где проживаете.
– Людмила Вячеславовна Дайнека, двадцать два года, высшее, город Москва.
Следователь стала записывать, но вдруг подняла глаза:
– Москвичка? А здесь что делали?
– Работала, обслуживала отчетный концерт.
– Валяете дурака? – с подозрением спросила Нэлли Фаридовна. – Приехали из Москвы обслуживать наши концерты?
– Нет. На время заменяла старушку.
– Имя старушки. – Следователь стала быстро писать.
– Мария Егоровна Кораблева.
– Расскажите, как все случилось.
– Знаете, – осторожно начала Дайнека, – я не видела, как его убивали.
– Если бы видели, мы бы с вами сейчас не говорили, – не поднимая глаз от протокола, заметила Нэлли Фаридовна. – Говорите только то, что видели.
– Я иду, а там стоит Аполлон…
– Фамилия?
Задумавшись на минуту, Дайнека предположила:
– Думаю, Бельведерский.
– Думаете или вам это точно известно?
– Видите ли… Я пропустила эту лекцию по истории искусств и…
Следователь в раздражении бросила ручку.
– Час ночи. Говорите по существу!
– Я проходила мимо статуи Аполлона, которая стоит в запаснике среди мебели и декораций. Там еще трон золоченый рядом. Было темно…
– Это я записала.
– Вдруг статуя покачнулась, из-за нее выпал Сопелкин и прошептал слова: «Последняя жертва».
