— Миссис Грэг в это время не принимает, сэр, — ответил мужчина голосом как из подземелья.
— Меня примет, — сказал Лепски, быстро извлекая свой значок. — Полиция.
— Она только что легла. Не могли бы вы прийти завтра в одиннадцать часов?
Лепски прислонился к двери.
— Кто вы? — спросил он.
— Меня зовут Рейнольдс, сэр. Я мажордом миссис Грэг.
— Может быть, мы сможем обойтись и без миссис Грэг, — сказал Лепски. — Мы расследуем дело об убийстве. — Он вытащил из кармана пуговицу и показал Рейнодьдсу. — Узнаете ее?
Рейнольдс с непроницаемым видом взглянул на нее.
— Мне выпала тягостная обязанность освободиться от одежды мистера Грэга, — сказал Рейнольдс. — У него был богатый гардероб. После его смерти миссис Грэг попросила меня освободиться от всего.
— Включая и пиджак с такими пуговицами?
Лепски, внимательно наблюдавший за ним, заметил, что глаза у него забегали.
— Да.
Лепски потер нос. У него было ощущение, что этот человек врет.
— Что вы сделали с пиджаком?
— Вместе с другими вещами я отослал его в Армию спасения.
Лепски внимательно посмотрел на него.
— Когда?
— Через две недели после смерти мистера Грэга, в январе.
— Вы не заметили, все пуговицы были на месте?
Снова серые глаза забегали.
— Нет.
— Эту пуговицу нашли в нескольких местах от трупа, — сказал Лепски. — Вы твердо уверены, что все пуговицы были на месте, когда вы отдавали пиджак?
— Думаю, я бы заметил, сэр, но я не рассматривал. Я просто отдал его вместе с другими вещами мистера Грэга.
Лепски взглянул на Якоби и пожал плечами.
— Спасибо. Думаю, миссис Грэг можно не беспокоить.
Рейнольдс наклонил голову, сделал шаг назад и закрыл дверь. Уже в машине Лепски заявил:
— Мне кажется, что этот старый козел нам соврал.
— У него явно испуганный вид.
— Завтра проверишь в Армии спасения, Макс. Может, кто вспомнит об этом пиджаке.
По дороге в комиссариат Якоби вдруг сказал:
— У меня есть идея. Для таких пиджаков со специальными пуговицами и пошива класса Левина наверняка даются запасные. Ты как думаешь?
— Да, ты прав.
Как только они вернулись в свою комнату, Лепски сразу же позвонил Левину. В конце разговора он ему сказал:
— Большое спасибо. Извините за беспокойство, — и повесил трубку.
— Все пиджаки имели полный комплект пуговиц для замены. Это нас возвращает на исходные позиции. У меня голова раскалывается от этого дела. Хорошо. Что нам остается делать? Макри в Нью-Йорке и имеет отличное алиби. Нам остаются Брэндон и Армия спасения. Я питаю слабость к Брэндону. Значит, завтра ты проверяешь. Армию спасения. — Он посмотрел на часы. Было двадцать два часа. — Я еду домой. Кэрролл сойдет с ума от бешенства.
— Почему ты мне не позвонил и не предупредил, что вернешься так поздно? — спросил Кэрролл, как только Лепски появился дома.
— Что есть поесть? — ответил он, входя в слон.
— Ничего вкусного нет. Я уже поужинала.
Лепски имитировал звук пароходной сирены.
— Я целый день разбиваю ноги на работе, а ты мне заявляешь, что нечего жрать!
— Не будь вульгарным, Лепски. Садись, я тебе приготовлю.
Лепски выпустил пар. Он положил руки на ягодицы жены.
— В добрый час!
— Руки прочь! Всему свое время! Садись!
Лепски снял пиджак, развязал галстук и сел. Через несколько минут Кэрролл поставила на стол кастрюлю. Это было что-то обычно несъедобное, но Лепски был голоден. Он перемешал содержимое кастрюли вилкой, вздохнул, потом наколол кусок слишком пережаренного мяса и положил его на тарелку. Парадоксально, но картошка, морковь и лук были недожаренными. Едва он отрезал первый кусочек мяса, как Кэрролл села рядом с ним. Он положил мясо в рот и принялся жевать.
— Я добавила вино и коньяк в это рагу, — сказала она — Как ты его находишь?
— Без сомнения съедобным, — стоически ответил Лепски. — Что касается мяса… козла?
Кэрролл насторожилась. Малейшая критика служила предлогом для ссоры.
— Знай, Лепски, это седло ягненка!
Лепски продолжал жевать.
— Не может быть!
Он попытался отрезать кусок картошки, но она соскользнула с тарелки и упала на пол.
— Лепски! Ты ешь, как свинья! — закричала Кэрролл. — С тобой одни неприятности. Ты не хочешь жевать. Нужно резать на маленькие кусочки. Люди, понимающие в еде, едят медленно.
— Где тот топор, что я тебе купил? — спросил Лепски. — Нужно держать его на столе для разрезания мяса.
Кэрролл посмотрела на него.
— Сходи к дантисту, Лепски.
Одна поднялась, направилась к телевизору и включила его. Лепски тихо застонал и принялся резать мясо на маленькие кусочки.
В основном последнее слово было за Кэрролл.
Спрятавшись за полуоткрытую дверь салона, Амелия Грэг слушала, как Рейнольдс разговаривает с копами.
Амелия Грэг, высокая, крепко сложенная женщина, в возрасте за 50. Волосы у нее были черные. Круглое наштукатуренное лицо, казалось, было из камня.
Она вздрогнула, услышав, как один из копов поинтересовался пиджаком с пуговицами в виде мячей для гольфа. Еще раз ока вздрогнула, когда Рейнольдс ответил, что этот пиджак он отдал в Армию спасения. Пиджак этот, весь в крови, в это время находился в подвале в котельной вместе с серыми брюками и туфлями, принадлежащими ее сыну.
Она подошла к застекленной двери и проводила глазами копов, спускающихся по аллее. Потом прижала руки к груди и тяжело села в большое комфортабельное кресло.
С того времени как ее муж погиб в автомобильной катастрофе несколько месяцев назад, жизнь ее стала совершенно невыносимой.
С бешенством и изумлением она узнала, что Грэг завещал все свое состояние Криспину. Более того, он особо отметил, что Криспин должен выдавать деньги матери по своему усмотрению.
В письме с заголовком: «Прочитать после моей смерти», которое ей передал нотариус Грэга после несчастного случая, Грэг отомстил ей за все. Он написал:
«В твоей жизни есть только две вещи: деньги и обожание сына. С рождения Криспина ты рассматривала меня только как счет в банке. Зная, что наш сын унаследовал твои качества, я решил оставить все ему в надежде, что это заставит тебя испытать все то, что ты делала со мной. Ты не сможешь никак аннулировать это завещание. Если Криспин умрет когда-нибудь, все мои деньги будут переданы в институт по исследованию раковых болезней, а ты будешь только получать ежегодную пенсию в десять тысяч долларов.
Ты увидишь, что как только он поймет, что больше не зависит от тебя, Криспин покажет свое настоящее лицо, которое ты ему сама сделала. Когда ты прочтешь это, я буду мертв, а Криспин жив. Будь внимательна, Амелия. Он будет безжалостным тираном, и эта мысль меня радует. Ты всегда была настолько эгоистично поглощена сыном, что не понимала, что он не такой, как другие. Ты сможешь убедиться в этом, когда он унаследует мое состояние.
Сайрос Грэг».
Когда Амелия прочитала это письмо, она рассмеялась. Какие глупости написал этот старый дурак!
Независимый? Криспин? Она снова рассмеялась. Криспин полностью от нее зависит. И так будет всегда. В течение 20 лет она его воспитывала. Она не хотела, чтобы он учился в школе или университете. Образование он получил дома от хороших преподавателей. Мысль о том, что Криспин мог бы общаться с пороками, наркотиками, аморальными поступками была для нее совершенно невыносимой.
С ранних лет Криспин проявил замечательные способности к рисованию. Она поняла это увлечение. Он работал в специально построенном ателье на последнем этаже дома, что позволяло ей быть в постоянном контакте с ним. Она ничего не понимала в его странных и безумных картинах. Он рисовал черное небо, сверкающую луну и оранжевое море. Она проконсультировалась с экспертом, который просмотрел несколько дюжин пейзажей Криспина. По причине хорошего гонорара, он заявил, не слишком себя компрометируя, что у Криспина необычный талант. Но он воздержался сказать, что, по его мнению, эти пейзажи свидетельствуют не только, разумеется, об исключительных данных, но и о безумном складе ума.
Что за глупость говорить, что Криспин не такой, как другие. Она снова начала смеяться.
Не такой, как другие!
Она знала это очень хорошо. Криспин был не только великий художник, но он был также и ее сыном! Разумеется, он не такой, как другие!
Тем не менее замечание мужа, что он станет независимым, получив деньги, ее смутило. Абсурдное предположение, но тем не менее смутило ее.
Она решила поставить точки. Поднялась в ателье Криспина, но его там не было. Там она обнаружила большую незаконченную картину, на которой была изображена лежащая на оранжевом песке женщина с расставленными ногами, вытянутыми руками, струйкой крови, текущей из влагалища.
