— Нисколько. Словно сейчас вижу его за столом. Говорил мало. Я слышал его голос, только когда он просил обслужить его.
— Кто еще был с ним за столом?
— Еще трое. Вечно они садились за стол в моем зале. Нравилось им, как я обслуживаю.
— Вы, надеюсь, можете мне описать их внешность?
— Да, но с большим трудом.
— Почему? — будто удивившись, приподнял брови Алек.
— Видите ли, уж слишком они были какими-то обыкновенными. Ничего такого, что позволило бы их запомнить.
— А почему бы все ж не попытаться?
— Одного как будто припоминаю. Выглядел тучным, лысым. Ему было за сорок. Не думаю, чтобы больше.
— Сколько раз приезжали?
— Четыре… нет, пять.
— Сидели долго?
— Пожалуй, долго. Молодой, бородатый, что у вас сфотографирован, обычно лез первым уехать. Но остальные настаивали, чтобы он еще посидел.
— Пили?
— Те три пили. Но… больше слабые шприцы[4]. Посмотреть со стороны, так подумаешь, пьют здорово. Да… бурду! Конечно, эдак можно хлестать хоть всю ночь…
— А тот, молодой, что он пил и сколько?
— На шприц его не тянуло. С коньяком ладил лучше. А если к нему и кофе, очень оставался довольным. Помню, однажды вечером попросил еще кофе, а остальные трое возражали, говорят, не надо тебе, не уснешь, и вообще кофе вредно для печени…
— В лоск он упивался?
— Было. Как раз тогда даже вроде бы стал болтать — все-де ему не по нутру.
— Любопытно! А остальные не давали ему пить кофе…
— Вот-вот, именно так.
— А вы не подслушивали? Примерно о чем они договаривались?
— Да что вы! Я человек воспитанный! Никогда себе не позволю! Двадцать пять лет беспорочной службы. Все-таки совесть!
— Да ладно. А то я вас не знаю. Ребята вы добрые, но уж интересного мимо ушей не пропустите! Выкладывайте. Я ведь убедился, что у вас хорошая память, — льстил ему Армашу.
— Да, меня она еще не подводила, — с удовольствием улыбнулся официант. — Мы, официанты, нуждаемся в хорошей памяти, иначе беспокойные клиенты прихватят нас за грудки.
— Хорошо, хорошо. Так выкладывайте, что вы слышали.
— Самое важное разобрать было нельзя, потому что беседовали они обычно тихо.
— Однако вы утверждаете, что они стали завсегдатаями ресторана. Хоть раз-то за все их приезды можно было услышать что-то такое?
— Однажды, припоминаю, вечером тот, что на фотографии, отлучился до… пардон, а за это время между остальными тремя разгорелся спор.
— Понимаю. И, хотя бы примерно, о чем они спорили?
— О чем-то вроде… будто хотели убедить его в чем-то, да не сумели. И вроде б не знали, что им еще сделать, чтоб перетянуть его на свою сторону.
— Так, хорошо, очень хорошо. А не уловили что-нибудь еще поконкретней, о чем они говорили?
— Не помню. Так, обрывки. Да и давно уже это было. Вроде бы я слышал, как один спрашивал: «Знает он все-таки об этом или не знает?» Что-то в этом роде или вот так: «Знает или не знает, где мы их укрыли?»
— М-да! В последний свой визит как они себя вели?
— Выглядели какими-то хмурыми и кушали без аппетита.
— Кто именно?
— Бородатый вел себя как обычно. Может, был только еще молчаливей. А остальные трое сидели, словно вареные. Им и пить-то даже не очень-то хотелось.
— Когда произошло это последнее посещение?
Служитель обдумывал некоторое время ответ, затем сообщил:
— То ли во вторник, а может, в среду, не в эту, а в прошлую. Точно уже не помню.
— Уехали поздно?
— Да, потому что и приехали не рано, уже около одиннадцати. В двенадцать, двенадцать с чем-то уехали.
— Все вместе?
— Как будто сначала только двое. А еще два остались за столом.
— Кто остался?
— Бородатый и еще один уехали. Но только не тот тучный и лысый, этот ни в коем случае.
— И те двое?
— Вскоре и они уехали.
— А прежде бывали они здесь, те, чью внешность вы не в силах припомнить?
— Думаю, да.
— А кто платил, когда вчетвером приезжали?
— По очереди. Бородатому только не разрешали платить, хотя он и тянулся возместить свою долю. Всегда остальные спешили расплатиться со мной первыми.
— Выходит, он приезжал вроде по их приглашению?
— Выходит, что так. Мне даже кажется, что они не очень-то и хотели, чтоб он платил, потому что всегда сами подзывали меня со счетом.
— По фотографиям вы бы их опознали?
— Думаю, да.
— Хорошо. Спасибо. Можете идти.
Облегченно вздохнув, метрдотель вышел, несколько раз повторив: «До свидания!»
— Ну-ка посмотрим, что нам скажете вы, — обратился Армашу к юному гарсону.
Паренек робко приподнялся.
— Сидите. Мы велели вам остаться, чтоб вы послушали беседу. Пусть она поможет вам кое-что вспомнить. Вы, юноша, их обслуживали. Не можете ли что-нибудь добавить?
Парень, охваченный испугом, отвечал запинаясь:
— Не очень я знаю…
— Когда вино разливали, что слышали?
— Ничего. Когда я подходил обслужить их, они умолкали или начинали со мной шутить.
— Любопытно! Попытайтесь вспомнить хотя бы два-три слова.
— Однажды бородатый хотел сесть за другой стол, ближе к выходу. Остальные же возражали. И тогда он разозлился и сел в нашем секторе. Что им оставалось делать? Через несколько минут перешли туда и они. Когда они проходили мимо меня, я слышал, как один из них ругал его.
— А вы б их по фотографиям тоже опознали?
— Может быть, да.
— Вы не видели, у кого-нибудь из них была машина?
— Да. Один, не тот лысый, а другой, элегантный брюнет, приезжал на белой «шкоде».
— Хорошо. Спасибо. Вы мне еще понадобитесь.
Паренек, вежливо попрощавшись, вышел. Майор нетерпеливо спросил:
— Ну, что скажете?
— Я думаю, что знаю достаточно для того, чтобы возвратиться пока в Бухарест.
— Как это пока?
— Я снова приеду сюда как можно быстрее. Однако это будет зависеть от вас: мне нужны фотографии всех мужчин в нашем списке.
— Надеетесь, нащупали всех?
— Да. Одного по крайней мере. Пока хватит.
— И один из них преступник? За что он его убил?
— За что, еще не знаю. Хотя что-то проясняется. Те трое были заинтересованы в том, чтоб привезти его сюда и напоить. Им надо было убедить Флореску что-то сделать или не делать. Но споить его им не удавалось. Возможно, добейся они своего, и Андрей бы от них избавился. Художник чем-то стал им опасен! Я должен узнать, чем он их всполошил.
— Но как?
— Если я определю хоть одного из этой несвятой троицы и установлю за ним на несколько дней наблюдение, он наверняка себя как-то выявит. Выявит. А теперь срочно в Бухарест. Займемся делом: вы — фотографиями, я — встречами.
— С кем?
— Со всеми, — сухо ответил Алек. — Со всеми без исключения.
В Бухарест Дину и Алек вернулись к середине дня.
Алек сначала отправился к Траяну Коману. В дверях инженер появился в пижаме. Казалось, неожиданным визитом он встревожен.
— Как поживаете? — поздоровался Армашу.
— Отдыхаю, вечером собираюсь в кино, — отвечал инженер, раздумывая, и добавил: — Вы арестовали семейство Элефтерие… Они?
— Пока они ничем не могут подтвердить непричастность, невиновность. Пока…
— Гм!
— Что-то хотите сказать?
— Да. Но только не обижайтесь.
— Не тревожьтесь. Я способен перенести и иную точку зрения.
— Я уже говорил. Не способен этот бездарный Элефтерие на злодейство. И, по-моему, — раздраженно сказал Коман, — вы совершили глупость. И очень большую.
— Еще неизвестно, — ответил Алек. — Но я просил бы вас кое-что пояснить мне.
— Да, пожалуйста, — согласился Коман.
— Вы были хорошими друзьями… Флореску испытывал материальные затруднения? Просил ли он когда-нибудь одолжить ему большую сумму денег?
— Не знаю. Но не думаю.
— У вас никогда не просил?
— Эх, господи, какой мне интерес скрывать подобные вещи? В этом нет ничего плохого, и я б сообщил вам, если б давал ему деньги.
Армашу встал и, собираясь уходить, спросил:
— Не знаете случайно, среди друзей Андрея нет человека, у которого была бы машина «шкода» белого цвета?
— Насколько мне известно, нет. По крайней мере, я никогда не видел его в такой машине.
— Хорошо, до свиданья. Прошу вас, если увидите здесь, перед домом, «шкоду», запишите ее номер. И знайте, я всегда был убежден в вашей искренности.
Армашу позвонил Стурзу. Дверь тотчас же открылась. Как всегда, Вениамин был элегантен в своем прекрасно пошитом костюме. Стурзу куда-то собирался уходить и весьма удивился, увидев Армашу.
— Кажется, помешал. Вы торопитесь.
— Что вы, сударь, — всплеснул руками Стурзу. — Ваш визит доставляет мне неизъяснимое удовольствие.
— Что-то не видно, что это так, — улыбнулся Армашу.
