Он отключил мобильный, чтобы ему никто не мешал мучиться в одиночестве по погибшей жене. Потом, усовестившись, включил его, позвонил домработнице тете Симе и попросил ее сообщать всем интересующимся, что он в Сочи. В конце концов, родственники не виноваты, что он хочет страдать в одиночку. Ему вдруг пришло в голову, что этот его отъезд выглядит довольно двусмысленно. Если бы он уехал в деревню, например, и скорбел там, это было бы естественно. Но он уехал на юг, к морю, и это было подозрительно. Поэтому-то Борис, звонивший сегодня, презрительно и намекнул ему, что он отдыхает, когда Эмма… Хотя его не волнует, кто и что о нем подумает. Тем более что первый отходящий поезд шел именно сюда, а чем Сочи отличается от любого другого города? А он хотел просто уехать из Москвы, подальше от этой свежей могилы… И даже взял самое дорогое купе, потому что все остальные места были забиты под завязку. Ну как же, разгар сезона!
Он потрогал голову сзади и передернулся. Несмотря на повязку, было больно. Денис пил обезболивающие средства, но они лишь на короткое время помогали.
С этим нападением было что-то не так. Что-то странное и непонятное.
Зачем кому-то бить его по голове? Скорее всего, как сказал врач, его ударили металлическим прутом. Значит, его намеревались убить. Кто это был? Маньяк?
Или его спутали с кем-то? А потом, когда он упал на землю, откатился и уставился на своего обидчика, тот убежал, потому что понял, что обознался? Денис не видел лица нападавшего. Оно было скрыто кустами. Он видел только силуэт человека, и то всего лишь несколько секунд. Когда он пришел в себя и выскочил из кустов, никого вокруг уже не было. При желании нападавший мог успеть заскочить в открытую дверь санатория и смешаться с толпой приезжих. Или он мог скрыться за углом санатория, который еще ближе, чем вход. Искать его было бесполезно, и Денис не искал. Он пошел к санаторному врачу, чтобы тот промыл ему рану и перебинтовал, а врач начал уговаривать Дениса обратиться в милицию: мол, нападавший социально опасен и Денис Корнилов своим заявлением может уберечь других людей.
Конечно, эта история с нападением Денису не понравилась. А кому понравится проломленный череп? Ему еще повезло, как сказал врач. Немного правее — и его бы уже не было. Вовремя он наклонился. Только, может быть, это вовсе не везение, а, наоборот, наказание? Наказание жить с тем, что он скрывает?. Наказание за смерть Эммы? Денис зажмурился и лег на постель вниз лицом. Эмма погибла из-за него. Это он виноват в смерти жены, только он. Все равно, что убил ее собственными руками. Пора бы уже признаться в этом, хотя бы самому себе…
Она уже давно не верила в то, что это может произойти. Вернее, что это когда-нибудь произойдет.
То есть когда-то она была уверена, что появится прекрасный принц, и поможет ей поверить в себя и стать другой. И тогда она обретет счастье, ее жизнь изменится.
Но время шло, и ничего не менялось. На пути ее попадались только подонки, а прекрасные принцы… Она потеряла в них веру. А когда это произошло, она и встретила самого настоящего принца. Красавцем его не назовешь, он самый обычный мужчина. Но он — именно тот, кто ей нужен. Он обратил на нее внимание, на нее саму, а не на ее лицо или тело. Он не делал поползновений к ее груди, не смотрел похотливыми глазками на ее округлые бедра, не пригласил к себе домой, на так называемую чашку кофе… Он просто разговаривал с ней — так, как разговаривают с обычными женщинами, а не с такими, как она. Он нашел ее, а она обрела его. И сейчас она свято верила в то, что ее жизнь изменится. Теперь ей не нужно было ненавидеть. Ее сердце открылось навстречу любви. Она полюбила, и она найдет в себе силы признаться ему в своем прошлом. Потому что, если он действительно ее принц, он все поймет и простит ее. И тогда они станут жить без всяких темных тайн прошлого, а впереди у них будет только светлое будущее и прекрасное настоящее.
Куропаткин задумчиво разглядывал Дениса. Тот появился в его кабинете с самого утра. На ловца и зверь бежит, так, кажется, говорят? Только почему же он снова пришел? Ведь накануне вечером он так неожиданно ушел!
Словно подслушав его мысли, Денис, смущаясь, произнес:
— Знаете, я вчера был не в себе. Понимаете, у меня жена погибла неделю назад, я до сих пор в себя прийти не могу.
— Сочувствую вам, — искренне сказал Куропаткин и мысленно перекрестился.
Если бы его Наташка погибла, он бы, наверное, не стал жить. Вернее, стал бы, но только ради сына.
— Спасибо… Они помолчали.
— Я вчера подумал, что вообще зря пришел и что если хотели убить именно меня, то это даже к лучшему, — продолжал Корнилов, и Куропаткин снова понимающе кивнул. Это настроение потерпевшего ему было понятно.
— А что же изменилось сегодня? — осторожно спросил он.
— Я подумал, что, может, смогу быть вам полезным. Нельзя думать только о себе, а… В общем, я послезавтра уезжаю. И если собирались убить именно меня, мы можем это проверить.
— Да? — заинтересовался следователь. — И как же вы планируете это проверить?
— Я слышал про ловлю на живца или как там у вас говорят, — улыбнулся Корнилов. — Если хотите, то есть если вам это надо… ну, там, повысить раскрываемость преступлений и так далее, я готов стать этим живцом.
— То есть? — удивился Куропаткин. — Вы хотите спровоцировать повторное нападение на вас?
Корнилов кивнул.
— Зачем вам это, если вы послезавтра уезжаете? — вкрадчиво произнес следователь. — Или боитесь, что в Москве ваши враги могут закончить начатое? Если так, значит, вы должны знать, кто и за что может вас так ненавидеть, раз желает убить!
— Да нет, дело не в этом, — поморщился Денис. — У меня нет врагов, во всяком случае, таких, чтобы хотели убить. Просто я прочитал в сегодняшней газете, что за неделю в Сочи найдено три трупа мужчин, отдыхающих, правильно?
Теперь поморщился Куропаткин. Он терпеть не мог журналистов, которые срывали его планы одним росчерком пера. Естественно, уже пронюхали. И как он сам пропустил этот материал в газете? Надо же, несколько дней все шло гладко, они умудрялись скрывать эти факты, и вот все выплыло наружу!
— А вы всегда верите в то, что написано в газетах? — поинтересовался он у Дениса.
— Нет, только когда про трупы пишут, — снова улыбнулся тот. — И не забывайте, я мог стать четвертым…
— Это не факт, что на вас напал именно тот, кто убил предыдущих трех… — начал Куропаткин.
Он замолчал. Было кое-что, о чем он говорить Корнилову не имел права. Результаты экспертизы по всем убитым показали, что все они перед смертью имели близость с женщиной. Из чего следовало, что убийцей могла быть женщина. Возможно, это месть. Но не ограбление. Потому что в номерах погибших не взяли ни деньги, ни ценные вещи, ни паспорта, по которым и были установлены их личности.
Булыгин работал со свидетелями, но пока что ни одного очевидца трагедий не было найдено. Такое чувство, будто убийца был невидимкой. Но он не был невидимкой! А если это вдобавок была женщина, то она просто не могла уйти незамеченной! Либо горничная, либо кто-то из персонала или отдыхающих непременно должны были бы увидеть ее входящей или выходящей из номера погибшего! Куропаткин не имел права разглашать эти сведения, но он был искренне благодарен Денису за его предложение.
— Думаю, в этом нет нужды, — вздохнул он. — Будьте осторожны и внимательны и постарайтесь не выходить из санатория сегодня и завтра вечером. Ведь послезавтра утром ваш поезд?
— Да, — кивнул Корнилов. — В обед…
Он был разочарован. Думал, что сумеет оказать сочинской милиции неоценимую услугу, а его щедрый подарок не приняли, он оказался не нужен.
— Всего доброго, — попрощался Куропаткин и пожал руку Денису.
Тот уже поднялся и направился к двери, как вдруг в кабинет влетел Булыгин.
— Есть! — заорал он с порога.
— Свидетель? — обрадовался капитан.
— Нет, еще один труп. Борис Эленберг, гражданин Германии, и в том же самом месте, представляете?!
Куропаткин наблюдал за ней с восхищением. Она была настолько потрясающей, что казалась ненастоящей. Он думал, что она — картина, как те, которые она сейчас разглядывает. И что вот он закроет глаза, а когда их откроет, окажется, что все это время он просто смотрел на портрет красавицы и мечтал, что она — живая, вместе с ним бродит по картинной галерее.
Он и вправду зажмурился, а когда открыл глаза, она все так же стояла рядом, с интересом взирая на картину Ренуара «Большие купальщицы».
Она была живая, теплая, умопомрачительная, до нее можно дотронуться, если протянуть руку. Куропаткин подавил в себе это желание. Если он дотронется до нее, почувствует ее великолепное тело, шелковистую кожу, то уже не сможет отпустить ее… Эта женщина была создана для любви, для того, чтобы мужчины теряли голову при виде ее. Она вся — от макушки до маленьких мизинцев на ногах — была совершенна.
