– Но если Алим Петрович бесится, значит, он догадался?
– Похоже на то. Алим не промах! Только баба всегда так вывернется, что сам в дураках окажешься. Верь мне, Илюшка: я три раза был женат. Все три жены от меня гуляли, и каждая урвала у меня по квартире. Сам рассуди – стал бы я тут с тобой ящики таскать, если б не эти ведьмы? С последней, четвертой, я хоть расписаться не успел. Жил на подселении и должен был вот-вот квартиру получить – как-никак, начальником отдела новаций был. Ну и вся самодеятельность заводская тоже на мне.
– И что?
– А то: «Мехмаш» крахнулся, квартиры мне не дали, четвертая ушла, а я в подселении кукую. Была жизнь и сплыла, как поет Олежка Митяев. А может, и не он. К чему петь о такой лаже?
Илья пожалел старика, но заметил:
– Алим Петрович в подселении не останется.
– Это да! Только все равно обидно, когда от тебя погуливают. Я, честно говоря, Алима не понимаю: чего он к этой Анжелике присох? Шмотки с нее сними, морду от мейк-апа отскреби – и смотреть не на что. Я на его месте на Аньку бы запал. Вот где красота!
Снегирев снова вытянул вперед руки, округлил пальцы и предался грезам старческого эротизма.
Илья вышел из подсобки. Алима Петровича в зале не было. За распахнутой дверью служебного входа сеялся дождик. Проползло мимо крыльца и скрылось скользкое черное тело пичугинского «лексуса». Уехал шеф. Отбой! Улыбки за прилавками сразу сузились. Снегирев, выпятив старую грудь, потрусил к Анькиному пивному отделу.
Илья встал на середину зала, на те именно серые клетки фуроровского пола, где вчера он отчаянно топал ногой и ловил в прорезь поролоновой морды улыбку Тары. Его качало от любви и нетерпения. Пусть девчонки из бакалеи ехидно перемигиваются! Пусть время ползет полудохлой октябрьской мухой! Илья уже знал, что спасен. Как он, дурак, сразу не догадался, что надо делать!
Как только вечером Илье удалось избавиться от бирюзовых фирменных одежд, он выскочил на улицу и исчез. Он не нырнул во тьму, как привык. Он не бросился к знакомым демонам и чудовищам, которые при его приближении всегда послушно подтягивались ему навстречу из своих бездн. В тот вечер Илья несся к Дворцу металлистов.
Раньше это заведение называлось, конечно, Дворцом культуры. Потом кто-то решил, что «Дворец культуры» звучит как-то уж слишком по-советски, архаично, даже протестно. Культуру вычеркнули, тем более что помещения Дворца стали сдавать торговцам трикотажем и автопокрышками. Новый губернатор недавно автопокрышки изгнал, но название осталось – просто Дворец.
Это было громадное непривлекательное здание с шершавыми стенами почти без окон и с плоской кровлей. Как и положено, прекрасная дама обитала в мрачнейшем из замков!
На вахте во Дворце сидел дряхлый старик. Он имел самый зловещий вид. Судя по числу морщин, вахтер был ровно вдвое старше Снегирева из «Фурора». Стекла его очков были толщиной в палец. «Пуленепробиваемые», – решил Илья. Сквозь эти мощные стекла вахтер пытался прочитать в каком-то женском журнале статью «Как я достигла оргазма». Интересы его явно совпадали со снегиревскими!
Илья приветливо кашлянул.
Чтение давалось вахтеру с трудом. Глаза его слезились, поэтому Илью он встретил в штыки.
– Куда? К кому? – спросил он таким неожиданно громовым басом, что Илья отшатнулся.
– В студию…
Свой ответ Илья пробормотал еле слышно, затем повторил погромче. Он понятия не имел, что за студию посещала Тара – балетную, цирковую, прикладного искусства? Чудовищное здание Дворца металлистов могло бы вместить сотню самых массовых кружков.
Так оно, вероятно, и было, потому что вахтер подозрительно спросил:
– В какую именно студию?
Его мощный голос заполнил собой пустой вестибюль, затем раскатился по дальним углам здания. Эхо долго еще аукалось то тут, то там. Последний раз оно отозвалось утробным вздохом где-то совсем за тридевять земель.
Эти звуковые эффекты живо напомнили Илье его родной нордический замок. Он сразу почувствовал себя в своей стихии и понял, что Тара где-то близко. Вместо ответа, он щелкнул пальцами перед корявым носом грозного вахтера и начал, как бы вспоминая:
– В студию…
И щелкнул еще раз.
– А! К Попову! – почему-то догадался старик.
И ведь точно, Тара говорила о студии Попова!
Илья помнил, что называлась какая-то невзрачная фамилия, а вот какая именно, забыл.
Старый вахтер поглядел на Илью то ли с сожалением, то ли с укором. Он внушительно провозгласил:
– Иди прямо, потом по лестнице, потом налево и взад.
Маршрут выглядел как в какой-нибудь волшебной сказке, особенно его конечный пункт. Илья поблагодарил старца и двинулся по абсолютно темному коридору.
Хотя Илья привык каждый вечер блуждать в потемках, просторы Дворца металлистов и ему дались не сразу. Оказывается, по средам тут был выходной и занималась лишь знаменитая студия Попова, которому сам черт был не указ. Все прочие помещения Дворца были погружены в глубокий мрак.
Темный коридор, по которому шел Илья, не имел ни единого окошка. Лампочки тоже не горели. Понять, где же обещанная вахтером лестница, было трудно. Однако Илья, окрыленный любовью и надеждой, весело продвигался вперед. Иногда он даже подпрыгивал и наносил воображаемым мечом смертельные и ловкие удары невидимым врагам.
Так он добрался до конца коридора и ткнулся в стену – совершенно глухую, без всяких признаков лестниц и дверей. Ощупав бесплодный тупик, Илья повернул назад. Но он решил не возвращаться к дряхлому чтецу нескромных статей. Не спрашивать же дорогу еще раз! В конце концов, даже Баба-яга не оказывала путникам подобных услуг дважды.
Илья повернул вспять и стал планомерно ощупывать стены в поисках засекреченного прохода к Таре. Так он нашел несколько потайных дверей. Одна дверь вела в заброшенный сортир. Унитазы там были загружены сухими тряпками, пучками кривых реек и, кажется, остатками новогодних елок (в темноте и на ощупь Илья так и не смог разобрать, что же это такое колючее). Другая дверь была наглухо заколочена.
А вот третья по счету дверь, как и положено, была именно той, что требовалась. Она выходила на темную бетонную лестницу. Окна на лестнице имелись, но были заняты витражом давних советских времен. Кажется, витраж был сделан во всю высоту здания. Он изображал чью-то фигуру чудовищного роста.
Илья решил подробно исследовать лестницу. Ведь коварный старый вахтер не сказал, на каком именно этаже сидит нужный Илье Попов! Поэтому сначала Илья спустился на два марша вниз, мимо громадного витражного ботинка, который скупо мерцал в лунном свете, шедшем извне, с небес.
Внизу обнаружился подвал. Оттуда несло болотной сыростью. Ни Попов, ни Тара там сидеть не могли – в подвале было мертво, тихо и только нежно журчала вода в дальней батарее.
Илья прислушался. А ведь человеческие голоса явно жили и звучали где-то в этом бескрайнем здании! Илья их различал, но очень смутно. Он поднялся к исходной точке, лунному ботинку, и продолжил путь вверх.
На уровне колена витражного гиганта имелась дверь следующего этажа, прочно заколоченная. Илья пошагал далее наверх и достиг руки великана, сжатой в кулак. Кулак был выполнен в условной манере, но смотрелся угрожающе из-за громадных квадратных ногтей. Дверь этажа против ногтей была отворена, и за ней в глубине коридора – о счастье! – брезжил свет.
Илья поспешил на свет и радостно ворвался в маленькую комнатку, полную ведер, швабр и досок. По углам располагались пучки реек. Эти рейки почему-то встречались во Дворце металлистов на каждом шагу, и Илья основательно занозил о них руки во время своих блужданий.
Но теперь на рейки он даже не посмотрел: посреди комнатки, в кресле, устроился толстый мужчина. На его коленях сидела толстая женщина, и оба держали в руках хлеб с маслом.
То, что женщина не Тара, Илья понял моментально. Что касается мужчины, то он вполне мог оказаться Поповым, поэтому на всякий случай Илья спросил:
– Вы Попов?
– С чего ты взял? – обиделся мужчина.
– А Попов где?
– По другой, правой, лестнице вниз, а потом прямо и взад, – пояснила женщина, жуя.
– Спасибо. Извините!
Илья пошел искать правую лестницу, щупая стены коридора и находя на них то что-то лаково-скользкое (наверное, фотографии), то невидимую стенгазету, крашенную сыпучей гуашью, то противный холодный хвост традесканции.
А все-таки правая лестница существовала! Илья нашел ее – более темную и узкую, чем левая, без всяких витражей, с окнами, забранными частыми решетками. Илья бодро пополз по лестнице вниз, как и было ему сказано. Скоро он нащупал очередную дверь, мягкую от пыли и паутины. Отперев ее, он увидел длинный темный коридор, в конце которого мерцали квадратные ногти проклятого витража!
В изнеможении Илья присел на стылые ступени и обхватил голову руками. Покричать, как в лесу, что ли? Но кто сказал, что путь к Таре должен быть легким?
