Пару раз в окне сиреневской кухни мелькнула тень, что меня совершенно успокоило. Я зевнула.
— Авдоев, — позвала я.
Авдоев от неожиданности вздрогнул и повернулся.
— Ну что?
— Через двадцать минут после начала спектакля из театра вышел человек. Ты его знаешь?
— Нет.
— Точно?
— Да. Он прошел мимо моей машины.
Стало холодно. Мы включили печку, хотя я чувствовала, что этого делать не следует…
Убийца стоял около постели Сиренева и наблюдал за машинами. Слух у него был острый, и едва различимый шум двигателя он услышал без труда.
«А, девочка, играющая в детектива, — подумал убийца, — не умна, а значит, и не опасна…»
Я снова посмотрела на окна. Свет на кухне потух, но скоро зажегся в комнате.
— Сколько у него в квартире комнат? — запоздало поинтересовалась я.
— А зачем одинокому человеку больше одной? — спросил Авдоев…
Большой свет выключили, остался ночник.
Убийца тем временем закрывал входную дверь. Он мог бы и не зажигать ночника, но у него возникла небольшая хитрость. Он улыбнулся…
Через полчаса ночник выключился. Я взглянула на часы. 01.34. Надо запомнить.
— Так, я пару часов посплю, а ты смотри в оба, потом сменимся!
— Да.
— Если кто-нибудь выйдет из подъезда — разбудишь.
— Вообще кто-нибудь?
— Нет, — я зевнула, — кто-нибудь очень подозрительный.
— Хорошо, — обреченно вздохнул Авдоев.
Я моментально заснула.
Меняясь, мы продежурили всю ночь. Авдоев растолкал меня в половине девятого.
— Танюх! Сейчас почти девять. Сиренев не вышел, а сбор в конторе я назначил на восемь.
Сон сняло как рукой.
— Ключи от его квартиры есть?
— Да!
— Тогда пошли, быстро.
Перед тем как открыть дверь, я осмотрела замки. Все было целехонько.
— Открывай.
Авдоев немного повозился с замками, и мы вошли в квартиру. Было тихо.
— Стой здесь! — приказала я.
Заходить в комнату не хотелось. Но пришлось. Авдоев топтался около двери и раздражал меня. Сиренев лежал лицом вниз, одеяло и подушка были залиты кровью.
«Профессионал, — презрительно подумала я. — Застрелил в затылок!»
Я подошла и подняла голову (предварительно надела перчатки и сказала Авдоеву об этом). Как и ожидалось, подушка была цела.
— Ну, это ясно. Тебя пристрелили, а затем уложили. Но зачем? Непонятно.
Я поискала глазами гильзу, не нашла, но увидела отверстие от пули. Действительно, его убили, когда он стоял.
Без особых трудностей я нашла его одежду, в которой он пришел из театра. Ничего, хотя я надеялась найти кровавые следы.
Авдоев все еще топтался у двери. Я положила одежду на место.
— Иди сюда, — позвала его я.
Он вошел, на Сиренева посмотрел мельком.
— Убили?
— Да. Но подушка целая, видишь?
— Да. Его убили не на кровати.
Он осмотрел комнату.
— А зачем одежду достала?
— Что значит достала? — переспросила я.
— Сиренев был очень аккуратным, — пояснил Авдоев, — одежду, тем более костюм, просто так бы не бросил.
— Точно? — недоверчиво переспросила я.
— Да.
Мы прошли на кухню. Посуда после ужина валялась в раковине.
— Но ведь свет погас в полвторого, значит, мы знаем, когда ушел убийца. Допроси всех, у кого нет алиби, — тот и убийца, — сказал Авдоев.
— Думаешь? — Я не разделяла его уверенности, но крыть было нечем. Поехали в офис.
Мы сидели и завтракали. Та пара гамбургеров, что побывала в моем желудке за вчерашний день, сказалась пагубно. Голова была абсолютно пуста, и мысли вертелись около одного лозунга: «Дайте есть!» Я сказала об этом Авдоеву. Тот распорядился, чтобы нам доставили перекусить. И ожидание, и процесс завтрака проходили в полном молчании. Меня не интересует обычно мнение клиента о моей работе, и к тому, что он решил, будто я получаю слишком много, я отнеслась спокойно. Конечно, он в открытую этого не заявил, но по его хищному взгляду было понятно, что мой бюджет он решил урезать. Объявить мне об этом в силу известных причин не хочет. И правильно делает! Пожить ведь всем хочется подольше. Опасений его теперешнее состояние не вызывало. Я точно знала, что он в такой ситуации будет лишь орать! Угрожать мне и тем более застрелить — равносильно самоубийству.
Выглядел Авдоев плохо. Все-таки за плечами почти бессонная ночь. Даже еда, которую он запихивал в рот, не способствовала пробуждению его сознания. А вот я наслаждалась, и самочувствие было вполне приличное. Авдоев галантно подождал, пока я наемся.
— Ну? — спросил он.
— Кофе, пожалуйста, — я даже позволила себе улыбнуться.
Авдоев вроде бы напрягся, но, увидев мою улыбку, пошел исполнять приказание.
— Давай говори, чего молчишь? — сказал шеф, когда кофе кончился.
— И что ты хочешь от меня услышать?
Авдоев мужественно сдержался.
— За что убили Сиренева?
Я посмотрела на потолок.
«Авдоев умудряется задавать очень простые вопросы, — подумала я. — Мне-то откуда знать, интересно. Я с ним не работала».
— Слушай, — ругаться с ним мне совершенно не хотелось, я говорила спокойно, даже просительно. — Могли его убить свои?
— Не понял?
— Ну, ты говорил, что его готовят к ликвидации.
— А! Нет, мне бы дали инструкции, куда деть тело, — пояснил он. — Да и убили бы не так, ясно же, что от того человека он не ожидал никаких агрессивных действий.
Авдоев замолчал, а я решила просчитать ситуацию.
Итак, как его убили. Точнее, как убийца попал в квартиру. Вряд ли Сиренев доверял кому-нибудь настолько, чтобы впустить его поздно вечером. Значит, убийца был уже в доме. Все остальное — дело несложной техники. А вот для чего его ликвидировали, непонятно. Профессиональный убийца не мог влиять на транспортировку, его и близко не подпустили бы к гробу с наркотиками. Слишком большая вероятность, что рядом будут менты. А в камере, когда убийцу прижмут вышкой… В общем, понятно, на нары ему никак нельзя. Но это убийство было необходимо, иначе человек, которому дорога жизнь, и думать не будет об убийстве профессионального киллера. Мне противостоит умный или очень везучий противник.
Я посмотрела на Авдоева. Тот изучал свои руки, молчал, глаза на меня не поднимал.
Волнуется? Или решает, что делать с Сиреневым? И как объяснить хозяину профессионала, что его мальчик отошел от дел? Да и не ясно, у кого задача посложнее.
У меня мелькнула интересная мысль. Как падающая звезда вспыхнула и погасла. Но моя голова не небосвод, падающие звезды в ней, как правило, бесследно не исчезают. Поэтому, немного помучившись, я ее вернула. Мысль была новая, ранее меня не посещавшая: психологическое воздействие на шефа. Я стала клясть себя последними словами за то, что не додумалась до этого раньше. Действительно, стоит только посмотреть на Авдоева, как становится ясным и ход его мыслей, и его теперешнее состояние.
Этими убийствами хотят запугать Авдоева. Показать ему, что могут убить кого угодно, а уж с ним и подавно справятся. Вот, мол, угрохал и профессионального киллера, тот даже не пикнул.
Но тут возникла другая сторона этого дела. Если они хотят запугать Авдоева, то тогда с тем смыслом, чтобы он от транспортировки отказался. Если так, то это не свои, они не дураки отказываться от денег. Да и в квартиру к Сиреневу не попали бы.
— Евгений?
Авдоев вздрогнул и поднял глаза.
— Сколько экземпляров ключей было от двери Сиренева? — мягко спросила я и, видя, что он не понимает, продолжила: — Ну, у него были, у тебя, а еще?
— У Ольги в столе.
— И куда они оттуда делись?
Авдоев то ли ничего не понял, то ли понял, но данная мысль на него не подействовала, поэтому он лишь пожал плечами и снова уткнулся в ладони.
Спокойно, Танюша! Спокойно! Он расстроен и не поможет, это ясно, но ведь ты детектив, неглупый детектив, однако почему-то у тебя ничего не получается! Ведь все по-идиотски: и Ольгина смерть никому не нужна, и смерть Сиренева бестолкова. Ты вообще без малейшего понятия относительно замыслов противника! Ведь вроде бы очевидно: хотят сорвать операцию, забрать наркотик себе. Но это чушь. И ты это прекрасно знаешь. Все не так, абсолютно все. У тебя нет ни единой версии происходящего, у тебя вообще нет версий. Ты словно твой Авдоев — уперлась в Сиренева потому, что его боялась. Кинулась, как рыба на блесну, а тебя подсекли да еще и в рожу плюнули! Ведь убили под носом. Профессионального убийцу убили под носом. И ты такой ситуации просто не просчитала. Поэтому и только поэтому Авдоев так и трясется.
Я посмотрела на Евгения. Тот пялился на меня, причем в его глазах явно читался страх. Я ощущала его страх всем своим телом, казалось, что им, как губка, пропитан воздух, его можно потрогать, разрезать ножом.
— Слушай меня внимательно, — я говорила тихо, давая возможность напрячь слух, а значит, сосредоточиться на моих словах. — Мы с тобой в дерьме. Я туда лишь залезла, только залезла, ты в нем — по уши. Понимаешь? А по уши ты там потому, что я не знаю, что здесь происходит. Я не могу понять смысла совершенных убийств, мы топчемся на месте. И если так пойдет и дальше, то моя жизнь повиснет на волоске. Но это для тебя будет пустяк. Потому что тебя уж точно убьют. Ты это понимаешь? Ты обязан рассказать всю правду. Сейчас. Иначе у нас нет никаких шансов. Абсолютно. Ты понял?
