Все совпало — и мост, и садоводческие участки, и дом старика. Только в доме этом жили уже другие люди, потому что старик ненадолго пережил мальчика, бросившегося с моста.
Веста ходила между участками до тех пор, пока не нашла пожилую женщину, хорошо помнившую события двадцатилетней давности. Звали женщину баба Вера.
— А тебе зачем эта история вдруг понадобилась?
— Я социолог, баба Вера. Анализирую подобные факты, чтобы уберечь других людей от подобных страшных проступков.
— Это дело хорошее… Тогда слушай…
— Только расскажите как можно подробнее, ладно?
— Как смогу. Все-таки больше двадцати лет прошло. Значит, так… Четверо их было. Того, который погиб, Никитой звали. Фамилии-то я уже не помню… А друга Никиты звали Владиком. Он уж так переживал, так переживал!.. Мы даже боялись за него, как бы тоже с собой чего не натворил! Помню, он все себя винил… "Не сумел, — говорил, — его защитить!" А как он мог защитить-то? Им ведь тогда всего-то по шесть лет было! Они, наверное, и подружились-то потому, что у обоих отцов не было. — Вы и матерей их знали?!
— Конечно. Все ведь в одном дворе жили. Владик-то потом известным спортсменом стал… На всю страну! Умницей парень был…
— Почему «был»? Что с ним случилось?!
— Не знаю, милая… Разное говорят…
— Что говорят?
— ао нем лучше тебе со Славкой побеседовать. Вот его фамилию я помню. Потому что ребята его все больше по фамилии звали, чем по имени. Труба да Труба!
— А как мне его найти?
— Он сейчас не в нашем дворе живет, а в коттедже.
— Покажете мне?
— А чего? Покажу! Все равно мимо него пойдем, когда домой буду собираться.
— Я вас подвезу.
— Чего?
— Я на машине, привезу вас прямо к подъезду!
Веста ободряюще улыбнулась бабе Вере. Но в той произошла внезапная перемена. Поджав губы, она скептически осмотрела Весту с ног до головы, будто впервые ее увидела.
— Простите, я, наверное, что-то не так сказала?
Баба Вера ничего не ответила. Допила из чашки чай и, перевернув ее вверх дном, поставила на блюдце. Знак окончания беседы был настолько красноречивым, что Веста невольно поднялась со стула. Прокрутив в уме финал разговора, Веста нашла причину преображения бабы Веры. Такую реакцию вызвало упоминание о машине.
— Баба Вера, а отсюда, если идти пешком, далеко будет до Славкиного коттеджа?
— Полчаса.
— Тогда я схожу, предупрежу водителя, чтобы меня не ждал.
— А ты разве с водителем?
— Ну да. Машина-то служебная…
— А… То-то я гляжу, что ты на этих-то, вроде, не похожа…
— На каких?
— Которые на серебре да на золоте едят.
— Что вы! У нас однокомнатная квартира на троих.
— С родителями живешь?
— Нет. С мужем и сыном.
— Надо же! Такая молоденькая, а уже сын. Большой?
— Пять лет.
Прикинув, во сколько же лет Веста родила, повеселевшая было баба Вера опять нахмурилась. Веста поспешила ее успокоить:
— Мы с мужем мальчика из детдома взяли. А скоро у сына сестренка появится. Веста нежно погладила свой живот. И баба Вера снова расцвела:
— Ладно! Чего ты меня ждать-то будешь? Пойдем, я тебе покажу, где Труба живет.
— Баба Вера, а вы говорили, что их четверо было?
— Был четвертый. Веня звали. Уже лет восемь, как вместе с родителями в Израиль уехал. Может, еще по чашке чая выпьем?
— Давайте…
Славки дома не оказалось. Пришлось пообщаться с автоответчиком. Но когда Веста, поблагодарив бабу Веру за помощь, выезжала на улицу, ведущую к Боровскому шоссе, она увидела, что к коттеджу подъезжает «тойота». Веста свернула к дому Трубы.
Хозяин «тойоты» заметил маневр Весты и, выходя из машины, цепким взглядом посмотрел на гостью.
Едва машина Весты остановилась, Славка спросил резко и грубо:
— Журналистка?
— А вы, что — знаменитость?
— В некотором роде…
— В каком роде?
— В мужском. Хочешь удостовериться?
— Вижу. Вы можете уделить мне немного времени?
— Немного — да. Что надо?
— Расскажите о Никите…
— Каком?
— Бросившемся с моста.
— Все-таки журналистка?
— Нет.
— Тогда кто?
— Социолог.
— Один черт. Зачем тебе это?
— Хочу знать: мужчинами становятся или только рождаются?
— И что ты этим хочешь сказать?
— Ты прекрасно понял. Не строй из себя кретина. Если тебя спрашивают о друге детства, ты можешь ответить по-человечески?
— Смотря кто спрашивает. Веста показала визитку.
— С этого и надо было начинать. Труба выхватил у нее из рук визитку и прочел: «Центр». Это произвело на него магическое действие. Славка преобразился. Теперь вместо грубоватого «крутого» перед Вестой стоял собранный, учтивый, внимательный собеседник.
Славка Труба почти слово в слово повторил «видение» Павла.
— Теперь мне хотелось бы встретиться с Владом. Вы помните его фамилию?
— Старицкий. Но вы не сможете с ним встретиться. Его нет в живых.
— Покончил с собой?
— Почему вы так думаете?
— Не знаю.
— Вы виделись с Веней?
— Нет, до Израиля еще не добралась. Я прошу вас: пока о нашем разговоре никому ни слова.
— Обещаю.
Веста уехала. Славка Труба терялся в догадках: с какой стати «Центр» заинтересовался его персоной? Труба понимал, что Никита был только предлогом. Ощущая себя без пяти минут покойником, Славка позвонил Крабу.
— Добрый день.
— Рад слышать твой голос.
— Мы можем встретиться?
— Часа хватит?
— Да.
— Чистые пруды.
— Понял.
Принц, подъезжая к «Центру», заметил стоящую у обочины знакомую машину. Краб сидел с безмятежным лицом и вроде бы даже не смотрел в сторону Принца.
Не сбавляя скорости, Принц проехал мимо Краба и мимо «Центра». Попетляв по дорогам с менее интенсивным движением, Принц свернул в один из безлюдных закоулков.
Минут через пятнадцать Влад увидел идущего не спеша Краба. Старицкий вышел из машины и пошел во двор, где была детская площадка с деревянными террасами — излюбленным местом посиделок местных старушек.
Было три часа дня, террасы были пусты. Краб подошел и сел рядом с Принцем. Они пожали друг другу руки.
— Здравствуй, Крестный…
— Здравствуй. Много работы?..
— Да. Извини, что сразу не позвонил.
— Ерунда. Как дома?
— Вроде, нормально.
— Славку Трубу не видел?
— Нет…
Этот вопрос озадачил Старицкого. Со Славкой он не виделся с тех пор, как вместе брали Стайера. Но это было до пластических операций. А сейчас, когда Принца все знают как Павла Калужного, поддерживать отношения со Славкой было бы просто неблагоразумно.
— А почему ты об этом спросил?
— Вспоминали сегодня о тебе. Труба спрашивает, как ты погиб.
— А я погиб?
— Да. В Польше. Но сегодня ты чуть не ожил. Славкой Трубой заинтересовался… «Центр».
— Когда?!
— Сегодня перед обедом.
— Кто?!
— Веста. Много ты ей успел рассказать?
— Да нет… Про Италию, Францию, Чехословакию. Но о себе я даже не упоминал. Я просто рассказывал ей…
— "Видения"?
— Да…
Влад понял, что произошло.
— Хорошо, что Славка обратился ко мне. А если бы он решился проследить за ней и вышел на тебя?
— Он бы меня не узнал…
— Но стал бы выяснять, почему телосложение и рост Калужного совпадают с внешними данными Старицкого. А твои шрамы навели бы на мысль о пластической операции. Кстати, «видения» начались до или после похищения?
— После… Я не называл никаких имен. Не понимаю, как Веста вышла на Трубу?!
— Ты сказал «Сетунька». Этого достаточно. Славке я скажу, что «Центр» охотится за Веней… Фамилия, особые приметы?
— Вениамин Наумович Цейтлин. Над левой надбровной дугой — шрам в виде цифры четыре. Любимое словечко — «обойдется»…
— Достаточно. Это он. Сегодня же подошли Антона к Трубе. Вот его домашний телефон… Пусть Антон допросит Славку и возьмет с него слово, что, если Веня вдруг объявится, то Труба немедленно об этом поставит в известность Антона.
— А если Веня и в самом деле объявится в Москве?
— Не объявится. Веня, по кличке Соня, сидит в израильской тюрьме. И просидит еще очень долго.
— За что его?
— За антигосударственную деятельность. Работал на российскую разведку.
Старицкий вспомнил, что у Вени в детстве было две клички: одна Веник, когда хотели его обидеть, а другая Соня, которая ему очень нравилась. Веня был упитанным флегматиком…
— А теперь расскажи, что там на самом деле произошло с похищением?
Старицкий собирался оттянуть разговор о Бизоне до того момента, когда все прояснится с Воронковым. Поэтому и не звонил Крабу. Принц не стал бы скрывать от Крестного правду. И сейчас Вла молчал совсем не потому, что думал, говорит." о похищении или не говорить. Пауза возникла по другой причине…
