- Понятно, - согласился Шумский, оставшись, впрочем, при своем мнении. - А вы?
- Так я про то и говорю: мы же, вишь, чем занимаемся? Мы проблемы решаем.
- Ну да.
Шумский считал Скворцова гением в своем роде, а какой гений без интуиции? Шумский хоть и был фанатом компьютеров и всего с ними связанного, но, как говорится, кесарю - кесарево... Ну никак не мог он сопоставить человека с компьютером. Из Скворцова решения проблем извергались словно из действующего вулкана, какой уж тут компьютер...
- Кстати, Вася, - перебил мысли Шумского Скворцов. - Где Манилов? Пусть он ко мне заглянет, мы обсудим этого Зубкова, ситуация обязывает... Да?
- Вам видней.
Шумский вышел.
Через минуту появился Николай Иванович Манилов, сорокалетний ветеран группы "Вектор", высокий и худой блондин-очкарик с нестираемым тропическим загаром. К тому же он специально носил все на пару размеров больше и из-за этого казался вообще "унесенным ветром", эдакой корявой тростинкой, пугалом в очках. Но "тростинка" могла наломать таких дров - стране не позавидуешь...
Впрочем, Манилов был "человеком приказа" - без приказа он и шагу не ступил бы, продолжал бы оставаться таким, каким был с виду недееспособным. В расформированномы ныне "Векторе" все были такими - не обязательно худыми и длинными, но как бы скрытыми под личинами. Например, погибший в Ираке Валек Суглинков был толст, с шарообразным животом, пальцы-сосиски, пухлые щеки. Но и готовили его по спецметоду: он и с животом бегал марш-бросок с выкладкой, а бил (как и все "векторианцы) два раза - второй раз по крышке гроба. Жаль, подорвался на поганой мине...
- Николай Иванович! - сказал Скворцов, не отрываясь от компьютера. Будь любезен, услужи: прозвони кое-кого, продублируй Шумского с дополнениями. Вплоть до привычек.
Скворцов протянул Манилову документы. Тот, даже не сев, стал рассматривать их, держа на вытянутой руке - словно какую-то земноводную тварь.
- Да знаю я эту гниду! - сказал Манилов. - В 84-м нас было кинули в помощь Комитету - мол, надо поддержать начинания. Зубков этот и принимал нас. Он по диссидентам работал, все террористов среди них искал... Бывший камсюк из инстукторов.
- Надо же! Я тоже им помогал, как аналитик... Видно, и с тобой мы где-то пересекались, а? Кстати, Коля, там ещё несколько личностей: Андриан Сергеич Голощапов, Марина Шахова-Лесовицкая, Сергей Петрович Шелковников...
- Одного тоже знаю, - сказал Манилов. - Шелковников - Вредитель.
- Вредитель? - удивился Скворцов. - Враг народа, что ли?
- Это кличка у него такая - Вредитель. Погонялово. А вообще-то, Шелковников - вор в законе, старая формация, каторжанские понятия, ставленник Похороныча, апологет Бирюзы. Как сказал бы какой-нибудь блатной: Вредитель - это наше все. Есть ещё Витя Кореец, но тот сидит за океаном.
- Похороныча помню, о Корейце слышал. А что за человек Шелковников этот?
- Да ничего человек - соразмерно образу жизни. Не пьет, не курит, не грабит, не крадет, даже разврату не предается.
- Монах какой-то...
- Ну, монах не монах, а аскет известный...
- Аскет! А квартирка?
- Это не показатель. Не в коммуналке же ему париться! Охрана нужна, связь, то да се...
- Ну да, ну да... А встретиться с ним можно? Например, сегодня?
- Трудно. Но выполнимо по обстоятельствам. Есть у меня один Шилов тот Вредителю может звонить в любое время...
- Агент, что ли?
- Да нет, хуже: заимодавец. Помог мне как-то... Теперь я его должник.
- Тут с какой стороны посмотреть...
- Так я о том же говорю, - усмехнулся Манилов.
И странным образом лицо его именно в момент усмешки вдруг стало жестким, злым даже.
- И еще: мне знакома эта фамилия - Шахова, Шахов, но вот не вспомню никак - откуда... - сказал Скворцов.
- Не из редких фамилия. Не Иванов, конечно, и не Сидоров, но и не Гунидзе.
- А это ещё кто?
- Да есть один... Глава фирмы "Инвал". Тоже техотдел держит в своей фирме. Во главе отдела - Марик Бармалей.
- Неужели фамилия?
- Псевдоним. Это человек Вредителя, правда, относительно... из спортсменов отмороженных, не сидел, но с блатным налетом. Их офис от нас через два дома. Я на всякий случай, когда заселялись, "пробил" основных "соседей" - кто, значит, есть ху.
- Мудро, - Скворцов задумался, отключился на какие-то малые секунды. Ладно... Пробей и Голощапова. Тоже не Иванов и не Сидоров. И записывай меня на прием к этому Вредителю - срочно. Узнай, кстати, что он любит, чем интересуется...
- Бу сде! - Манилов щелкнул каблуками - старорежимный поручик позавидовал бы. - С интересами Сергея Петровича Шелковникова давно все ясно: он, подобно, Петру Великому, падок на диковины. Особенно любит животных, но чтобы с каким-нибудь изъяном или атавизмом. Говорят, двухголового волка держал в квартире на Тверской.
- Вобще, Коля, я нам удивляюсь: чем мы занимаемся? Двухголовые волки, вредители, бармалеи... Я уже сказал Шумскому - мы кто? Мы риэлтеры, торгуем, арендуем, меняем - это по уставу. А на самом деле у нас получается ЦРУ какое-то. Или ФБР. Ориентировки, "пробивки", наружки, мазурики...
- Так интересно же! Одно другому не мешает. Да Шелковников и не мазурик никакой - интереснейший, говорят, собеседник...
- А неприятности?
- У кого, у нас? - усмехнулся Манилов.
Скворцов внимательно посмотрел на него.
- Николай Иваныч, - сказал он. - Да будет тебе известно, что неприятностями называются не только пульки в затылках и сломанные конечности. Я, например, не люблю мигрень, то есть головную боль. А то, что она назревает - несомненно. Более того, полагаю, что в ближашие недели, а то и дни, нам придется свертывать свою деятельность. Мы ведь собрались, чтобы заработать, неправда ли?
- В целом - да...
- Так вот, докладываю: мы уже заработали. Всех денег не возьмешь, а на скромную жизнь хватит - и надолго.
- Что деньги? - тлен и прах, - вздохнул Манилов. - Ну что, иду исполнять...
- Кстати, Мастера подключи. Только опохмели сначала, я видел, как он мучается, - сказал Скворцов. - Сто грамм, не больше. И бифштекс купи ему на закусь, а то вечно рукав нюхает...
Когда за "векторианцем" закрылась дверь, Скворцов вдруг вспомнил Шахова. Он был в его личном, не имеющем бумажной копии, "списке".
Список не список, а такой вот запечатленный памятью краткий перечень людей, с которыми Скворцов хотел бы поговорить - в любое время дня и ночи.
СУКИ
В офисе кооператива "Добрые Люди" никогда не было оживления и деятельного фона, присущего большинству офисов "поздней перестройки". Тут царил покой. Единственная особь женского пола, нанятая по объявлению некрасивая (все маленькое в области головы: нос, рот, глазки - и неожиданно большие, вытянутые вверх, "крысиные ушки"; ниже: огромный зад и тонкие ноги) студентка-заочница Института стали и сплавов Лида Королева систематизировала в компьютере растущую базу данных; напротив неё дремал в кресле рядовой сотрудник Ширяйка - крупный молодой человек с непропорционально маленькой головой. Впрочем, лет Ширяйке было немного, всего двадцать два, так что голова могла и вырасти - главное, дожить до этого момента.
Справа от Лиды находилась обитая дерматином дверь, а за дверью, в большом кабинете в стиле "евро-люкс", беседовали двое - Геннадий Павлович Зубков и Андриан Сергеевич Голощапов. Был ещё и третий, широкоплечий мужчина в явно несоотвествующем его общему строю жизни двубортном костюме. Белая рубашка и галстук мешали ему, и он все время водил головой в стороны, вверх и вниз - как будто стараясь выползти из ненавистной шкуры. Наголо выбритая голова отсвечивала бликами. Это был Ваня Хлюпик, правая рука Зубкова, основной его ударно-исполнительный механизм, обладаваший к тому же ограниченным правом голоса. Но он пока молчал.
- Ну что ж, Андриан Сергеич... Работа вами проделана большая, яичко снеслось хорошее. Это уже бизнес, а не хапок. Нам бы ещё пять-шесть таких квартирок - и можно разбегаться...
- А зачем? - поинтересовался Голощапов. Лысина у него вспотела, он побаивался Зубкова, а ещё больше - Ваню Хлюпика. - Я хотел бы, например, продолжить...
- Так продолжайте! - перебил его Зубков. - Я же не говорю о немедленном роспуске: у вас что, уже есть эти пять-шесть квартирок?
- Квартирок нет, - сказал Голощапов. - Но есть кое-какие наметочки, наработочки, так сказать...
Зубков внимательно посмотрел на собеседника. Он, что называется, просёк его: уловил нечто значительное, что сам Голощапов пока ещё не хотел открывать.
- Вы, Андриан Сергеич, наверное, не совсем хорошо понимаете меня, Ваню и всех остальных. Мы люди прямые, приниципиальные, играем в открытую, платим по совести, - сказал Зубков. - А вы - наметочки, наработочки... Сразу говорите: в чем проблемы, где, тесезеть, деньги лежат, у кого ключи?
- В натуре, слышь, - подал вдруг голос Ваня Хлюпик. - Мозги не греби, сука... Здесь тебе не типография, бля...
Голощапов почувствовал, как откуда-то изнутри, из глубины организма покатилась к сердцу, к голове вязкая волна страха. Он редко слышал Ваню, в основном беседовал с Зубковым, и словесный наезд Хлюпика застал его врасплох. К тому же его с самого начала "знакомства" с Зубковым убивало это вечное "тесезеть", произносимое вместо "так сказать".
