— Я сожалею о том, что он сделал, — вздохнул Синдри.
Фрейя пожала плечами.
— Хотела бы и дальше вести фермерское хозяйство: девочки должны получить такое же воспитание, какое было преподано мне, — только не знаю, как я одна управлюсь со всем этим. Мой брат работает в Рейкьявике, руководит небольшой компанией по разработке программного обеспечения. Думает, что сможет найти мне работу. Не хочу переезжать в город, но, пожалуй, придется.
— Сообщи мне, что надумаешь. Удачи тебе, Фрейя.
И Синдри поцеловал ее в щеку.
По пути к своей машине и во время долгой поездки в Рейкьявик он все думал о том, что Бьяртур, видимо, продолжает жить среди них.
Ему было не по себе от стыда. Это горожане вроде него притесняли фермеров; не только банкиры и политики вроде Олафура Томассона, но и покупатели в бутиках на Лейгавегур, расточители, заемщики, спекулянты. Правда, Синдри всегда протестовал против капиталистической системы, но сам все-таки уехал из сельской местности. Его брат тоже поддался соблазну легких денег.
Ему нравилось винить других в том, что случилось с Исландией, однако в душе он сознавал себя столь же виновным, как все остальные.
У него есть долг перед Фрейей. И Фридой. И он для них что-нибудь сделает.
Возвратившись в участок, Магнус позвонил детективу Пайпер. Арни и Вигдис внимательно прислушивались к разговору. Магнус и Арни после встречи с Эмилией допросили младшего брата Оскара в его доме в Лейгардалуре, одном из престижных районов Рейкьявика. Брат откровенно признал, что семейное состояние исчезло, но тем не менее был более склонен расхваливать умение Оскара добывать деньги, чем винить за их утрату.
Вигдис посетила обезумевших от горя родителей и обыскала пустой дом Оскара в Тингхольте. Ничего. Банкир не жил там последние девять месяцев. Туда приходила только уборщица раз в две недели и секретарь из «О-Би-Джи инвестмент» проверить, нет ли почты.
Магнус изложил Пайпер эти сведения — вернее, сообщил об отсутствии чего-либо нового.
— Так что не удалось выяснить никакого исландского следа, — сказал он. — Русского тоже. А у вас? С мотоциклами что-нибудь прояснилось?
— Немного. Один из мотоциклистов — мелкий торговец наркотиками, снабжает ими богатеньких в Кенсингтоне. Он утверждает, что о Гуннарссоне ни разу не слышал. Мы склонны ему верить. Кроме того, он гоняет на «кавасаки» с объемом цилиндра девятьсот кубических сантиметров, а один из свидетелей заявил, что движок мотоцикла убийцы работал не так громко.
Магнус не торопился зачислять этого человека в разряд подозреваемых. Он вообще недоверчиво относился к склонности полицейских всего мира хватать первого попавшегося мелкого торговца наркотиками и обвинять его в действительно серьезных преступлениях. Во всяком случае, этому искушению британская полиция в меру сил противилась.
— Есть какие-то сведения о других?
— Да. Один из мотоциклов, «сузуки», был угнан на прошлой неделе в Хаунслоу. Мы стараемся найти его. Может, это к чему-то нас приведет.
— Ну а та русская девица?
— Мы снова ее задержали. Ничего. Совершенно спокойна, хотя, возможно, что-то скрывает. Но все же мы нашли одну ниточку.
— Какую?
— Одна из соседок поведала, что несколько дней назад приходил какой-то парень с пакетом для Гуннарссона. Номера дома он не знал. Она тоже была не в курсе, но один из других соседей, как оказалось, назвал парню нужный адрес.
— Интересно. Вы получили его описание?
— Да. Молодой, двадцати с небольшим лет, светловолосый, коротко остриженный. Рост пять футов восемь или девять дюймов. — Магнусу было приятно услышать привычные футы и дюймы. Он постоянно сталкивался с трудностями при пересчете из одной меры измерения в другую. — Широкое лицо, на подбородке небольшая ямочка, голубые глаза. Черная кожаная куртка, джинсы и клетчатая рубашка, но все качественное. Очень качественное. Соседи подметили, что слишком уж дорогой прикид для простого курьера. Иностранный акцент.
— Какой?
— Вот это вопрос. Свидетельница — француженка, правда, хорошо говорит по-английски. Виржини Рожон. Она хорошо его запомнила. Видимо, парень ей понравился — говорит, что симпатичный. Думает, что акцент, возможно, польский, хотя не уверена. Скорее северо- или восточноевропейский, чем итальянский или испанский.
— Может акцент быть исландским?
— Исландский акцент имеет выраженные особенности?
Магнус задумался.
— Да. Вполне выраженные. Попробуйте найти несколько исландцев, пусть они поговорят со свидетельницей. Так вы выясните, знаком ли ей акцент.
— Хорошая мысль. Обратимся в посольство. Или к друзьям Гуннарссона в Лондоне.
— Помимо этого никаких нитей?
— Нет. Времени прошло еще мало, но мы делаем все возможное. Начальство хочет отправить меня в Исландию. Вы не против?
— Нет, конечно, — поспешил заверить ее Магнус. — Будем рады принять вас. Когда прибудете?
— Возможно, завтра. Я сообщу вам, как только возьму билет.
— Очень хорошо. Я встречу вас в аэропорту.
— Я еще ни разу не была в Исландии. У вас холодно, да?
— Снега на земле еще нет, но это шестьдесят шестой градус северной широты. Крем от загара оставьте дома.
— Бальдуру это не понравится, — сказал Арни, когда Магнус положил трубку. — Английский детектив на его территории.
— Я позабочусь об этом, — успокоил коллегу Магнус.
Это могло, конечно, привести к некоторой потере времени, но все-таки хотелось пообщаться с настоящей англичанкой.
— Ну и что теперь? — спросила Вигдис.
Магнус откинулся на спинку стула и задумался. Весьма вероятно, что исландский след действительно существовал, требовалось тем не менее оставаться непредвзятыми, однако работать исходя из того, что такой след есть, чтобы не упустить его, когда он обнаружится.
Нужно было еще переговорить с целым рядом людей, ознакомиться не с одним досье. В данный же момент требовалось ответить на вопрос: что из уже ставшего известным настораживает?
— Арни?
— Да?
— Опиши еще раз обстоятельства смерти Габриэля Орна.
— Я уверен, что здесь нет никакой связи.
— Все-таки расскажи обо всем, о чем знаешь.
— Ладно, — заговорил Арни. — Это произошло в январе, на самом пике демонстраций. Наше управление в полном составе было поднято на ноги. Мы находились там, в оцеплении, даже детективы, работали круглые сутки. Все совершенно измотались.
В общем, дело было так. На берег в Стреймсвике, возле алюминиевого завода, вынесло тело. Голое. Одежду нашли в десяти километрах выше по течению, у городского аэродрома, возле велосипедной дорожки, идущей вдоль берега. Это был Габриэль Орн Бергссон. Оказалось, что, перед тем как пойти купаться, он отправил два сообщения о самоубийстве: одно матери, сразу поднявшей тревогу, другое — бывшей любовнице, Харпе Эйнарсдоттир, но та не делала никаких заявлений до следующего утра.
Я отправился опросить Харпу. Она сказала, что должна была встретиться с Орном в баре, но тот не пришел.
— И ты не поверил ей?
— У Харпы было алиби. Ее видели в баре поджидающей кого-то. Собственно говоря, у нее там произошла какая-то ссора.
— Почему?
Арни поморщился, напустив на себя еще более хмурый вид.
— Не знаю. Ничего конкретного. Вот почему я и сказал, что здесь нет никакой связи.
— Было точно установлено, что это самоубийство?
— Кажется, у патологоанатома были какие-то сомнения. И у Бальдура тоже. Но на них сильно нажали сверху.
— Почему?
— Это был период революционных изменений, — вступила в разговор Вигдис. — И проходили они мирно. Если бы Габриэль Орн был убит во время тех демонстраций, это придало бы ситуации совершенно иной оттенок. Политики, комиссар полиции — все жутко боялись, что происходящее совершенно выйдет из-под контроля. Все мы боялись.
— Арни, позволь сказать тебе кое-что, — обратился к коллеге Магнус. — Если чутье тебе что-то подсказывает, прислушайся к нему. Оно, конечно, может и подвести, но зачастую укажет на такую козырную улику, о какой ты и не мог мечтать.
Арни вздохнул.
— Ладно.
— Где живет эта Харпа?
— В Селтьярнарнесе. Позвонить ей, узнать, дома ли?
— Нет, Арни. Нагрянем к ней неожиданно.
Харпа жила в ряду однотипных домов белого цвета, обращенных фасадом к бухте. «Маленький, но достаточно дорогой для периода подъема деловой активности, — подумал Магнус. — Однако в настоящее время его стоимость резко упала».
Когда Харпа открыла дверь и Магнус взглянул на нее, у него сразу создалось вполне определенное впечатление, что девушка ждала визита полицейских. На секунду испугалась, потом довольно скверно изобразила удивление.
Судя по всему, она неумолимо приближалась к сорока, бледная, со светло-голубыми глазами и темными вьющимися волосами до плеч. Некогда была хорошенькой и, несомненно, снова могла похорошеть, но в данный момент выглядела напряженной, усталой. От уголков рта шли глубокие складки, брови разделяли два глубоких пореза. Магнус подумал, что на лице у нее слишком много косметики, потом понял, что чернота вокруг глаз вызвана крайней физической усталостью.
