— А что насчет этого «Сент-Эвремона»?
— Вероятно, это какая-то марка вроде «Моэ» или «Крюга», понимаете? Но я о такой никогда не слышал. Быть может, оно предназначается исключительно для внутреннего рынка, как «Мерсье».
— Спасибо, — поблагодарил Томас, удивленный обширными познаниями бармена.
— Теперь мы помирились?
— В тот самый момент, как вы принесли мне новую кружку, — улыбнулся Томас.
— Ни в коем случае нельзя отнимать у шекспироведа его пиво, — раздался голос слева от него.
Томас обернулся. Это была хрупкая женщина в деловом брючном костюме. Прямые каштановые волосы забраны назад, в обезоруживающий девчачий хвостик, но глаза холодные и взрослые. Лет тридцать с небольшим, но ребяческая улыбка делала ее лет на десять моложе. Она была привлекательна. Ее лицо показалось Найту знакомым.
— На самом деле я здесь посторонний, — сказал он.
— Кажется, вы упоминали, что работаете в школе.
— Да, в средней, — уточнил Томас.
— Вот как. Я сказала бы что-нибудь лестное насчет вашего присутствия на конференции, но это прозвучало бы снисходительно, так?
— Возможно, — согласился Томас. — Если честно, я не принимаю участия в работе конференции.
— Бирка на лацкане вашего пиджака говорит об обратном, Томас, — улыбнулась женщина.
— Да, — запоздало сообразил он. — Я просто решил заглянуть послушать.
— И как, услышали какие-нибудь интересные доклады? — спросила женщина и тотчас же спохватилась: — Подождите. Не отвечайте. Вы вышли из зала как раз тогда, когда слушатели задавали вопросы по поводу моего доклада, так что не будьте чересчур искренним.
Томас улыбнулся, узнавая ее, и признался:
— Если честно, это было выше моего понимания. Но не сомневаюсь, тема очень интересная.
— Какой же во всем этом толк?
— Ну как же, интересная тема…
— Чепуха, — хитро усмехнулась женщина. — Мы становимся все умнее, говорим все более проницательные вещи. Если кто-то нас не понимает, значит, он не умный, не проницательный и вообще не наш человек. В чем-то это похоже на сказку «Новый наряд короля».
— Помню, — сказал Томас и добавил: — Я закончил лингвистический факультет.
— Вы изучали Шекспира? Где?
— В Бостонском университете.
— У кого вы занимались?
— У Дагенхарта.
— Господи, неужели?! — не скрывая своей радости, воскликнула женщина. — Рэнди Дагенхарт! Он сейчас здесь, знаете?
— Да, мы с ним встретились.
— В свое время он повсюду наводил ужас на девственно невинных студенток.
— Насколько я помню, этот круг людей очень узок.
— Верно, — согласилась женщина и пристально посмотрела на Томаса, словно завершая его тестирование. — Меня зовут Джулия Макбрайд. Джули для своих друзей или того, что подразумевается под этим в научном мире.
— Томас Найт, — представился он, пожимая ей руку.
— Рада с вами познакомиться, Томас, — сказала Джулия, приветственно поднимая стакан из нержавеющей стали с коктейлем кремового цвета. — Напрасно я насмехаюсь над Рэндоллом. В конце концов, ему многое пришлось пережить.
— Я ничего не знал…
— Обычные дела. Неудачный брак, точнее, расстроившийся. Вот Рэндолл, к сожалению, и стал кобелем. На какое-то время.
— А потом?
— Точно не могу сказать. Его жена заболела. Что-то серьезное. Кажется, инфаркт. Рэндоллу пришлось за ней ухаживать, а она, судя по всему, вряд ли была склонна к благодарности. В общем… Завтра он выступает на заседании, посвященном ранним комедиям, — заметила Джулия. — Вы придете?
Томас пожал плечами. Так далеко вперед он еще не загадывал.
— Считается, что его доклад станет лишь рекламой семинара, который Рэндолл на следующей неделе проведет в Стратфордском институте, — сказала Джулия. — Там состоится, если так можно выразиться, мини-конференция по творчеству Шекспира, поскольку собственно МШК назначена на следующий год, так что правила будут другими.
— МШК?..
— Прошу прощения. Международная шекспировская конференция. Собирается раз в два года. Участие только по приглашению. По слухам, если кто-то дважды пропустит ее без чертовски уважительной причины, его вычеркивают из списка. Но тут будет совсем другое. Масштабы меньше. Работа не столь интенсивная. Только представьте себе, допускают даже аспирантов. Завербовали всех критиков старой школы. Я сама использую конференцию как предлог съездить в Великобританию и сходить в театр, но на заседаниях, вероятно, буду появляться редко. Не мой уровень. Нам там хотя бы не придется иметь дело с оксфордианцами.
— С кем?
— С безумцами, утверждающими, что пьесы написал граф Оксфордский, а Шекспир — по причинам, не поддающимся человеческому рассудку, — взял себе деньги и славу. Разумеется, чушь собачья. Эти психи боятся Стратфорда, как черт ладана. — Повернувшись к бармену, Джулия подняла стакан. — Повторите, пожалуйста.
— Что вы пьете?
— Это называется «шоколадный поцелуй», — игриво улыбнулась она. — Вы уже жалеете о том, что спросили, ведь так? Если хотите, можете попробовать.
Томас поймал себя на том, что заливается краской.
— Все в порядке. Что вам известно о «Плодотворных усилиях любви»?
Похоже, его вопрос застал Джулию врасплох, но, возможно, она просто резко сменила тему.
— Да почти ничего. До нас эта пьеса не дошла.
— Но она существовала?
— Возможно. Подробностей я не помню. А что?
— Если бы пьеса обнаружилась, была найдена хотя бы копия оригинала… поднялся бы большой шум, верно?
Выражение лица Джулии изменилось. На этот раз недоумение казалось Найту куда более глубоким, но теперь к нему примешивалось кое-что еще, что-то вроде тревоги или осторожности.
— Я не чудик, — поспешил заверить ее Томас. — Мне просто любопытно.
— Странная тема для любопытства, — заметила Джулия, к которой вернулась прежняя игривость. — Но вы правы. Полагаю, шум действительно поднялся бы знатный. А что?
— Как я уже сказал, мне просто любопытно.
Бармен принес коктейль, и Джулия отпила глоток. Томас уловил аромат шоколада. Взгляд женщины был устремлен поверх его плеча. Проследив за ним, Найт увидел высокого деловитого молодого парня, нерешительно застывшего в дверях.
— Вы его знаете? — спросил Томас.
— Мой аспирант. Позвольте вас познакомить.
— Право, мне пора идти, — сказал Найт, вставая.
— Хотя бы допейте свое пиво. — Джулия улыбнулась.
— Не буду с этим спорить.
Сев на место, он отхлебнул глоток «Хонкерса». Когда Томас поставил кружку на стойку, парень уже стоял рядом. Только сейчас Найт разглядел, что на самом деле тому лет двадцать пять. Он уже начал лысеть и носил козлиную бородку, какие любят только аспиранты и игроки в бейсбол.
— Томас, это Чад Эверетт, — сказала Джулия. — Он пишет у меня докторскую.
Кивнув, Томас пожал парню руку. Взгляд Чада был настороженный, опасливый.
— Вы тоже аспирант? — спросил он.
— Пытаюсь наверстать упущенное, — сказал Найт. — Минуло уже десять лет, а передо мной по-прежнему чистый лист.
Джулия рассмеялась, но Чад — нет. Он продолжал стоять.
— Не хотите присоединиться к нам? — предложил Томас. — Я уже ухожу…
— Нет, — резко ответил Чад. — Мне нужно подготовиться к докладу.
— Чад выступает завтра, — объяснила Джулия. — Для него это первая конференция.
Чад быстро оглянулся на нее, обиженный, словно она сказала, что он мочится в кровать.
— Мне нужно проверить кое-что из того, о чем говорили сегодня, — сказал аспирант, старательно не глядя на Томаса.
— Ладно, Чад, — с напускной строгостью произнесла Джулия. — Пододвигай стул. Я правильно полагаю, что текст доклада у тебя с собой?
— Ну… если честно, да, — угрюмо подтвердил тот, раскрывая сумку древнего вида.
— Как это кстати, — заметила Джулия. — Томас, сожалею, но мы сейчас будем говорить о делах.
— Намек убираться восвояси, — улыбнулся Найт, допивая пиво.
— Быть может, мы еще как-нибудь встретимся, — сказала Джулия и бросила на него откровенный, задорный взгляд.
Томас вспыхнул, словно подросток, поднялся и заявил:
— Может быть. Всего хорошего, Чад, — спохватившись, добавил он, но аспирант даже не посмотрел на него.
По дороге к выходу Томас вспомнил свое послание, наполненное обидой и оставленное Эсколму на доске объявлений. Наверное, все дело было в пиве или в разговоре с Джулией, но он чувствовал себя великодушным. Эсколм, конечно же, никак не предполагал, что Даниэлла Блэкстоун умрет на пороге его дома. Найт не мог винить парня в том, что тот не стал афишировать, как неумышленно втянул своего бывшего учителя в самую гущу событий.
Томас быстро пересек притихшее фойе, подошел к доске объявлений и поискал взглядом желтовато-зеленый листок, которого там уже не было. Его сняли — Эсколм или кто-то другой.
