— Работа опасная, — улыбнулся мне Штирлиц, возясь с замками. — А друзья хорошие.
Он вежливо посторонился, давая мне войти в свою одинокую обитель. Я принялась бродить по квартире, временами издавая нечленораздельные звуки. Мне здесь нравилось. Всего две комнаты, кухня, санузел, но обустроены с большой любовью и вкусом. Все на своих местах, ни убавить, ни добавить. И в то же время очень уютно. В спальне аккуратно застеленная двуспальная кровать, встроенный шкаф с зеркальными дверцами, музыкальный центр, столик с лампой и телефоном. В гостиной мебель в стиле модерн, бронзовые светильники по углам, картины. Мое внимание привлек огромный, на полстены, плоский телевизор.
— Ого! Откуда такая роскошь?
Виктор, ходивший за мной по пятам и наблюдавший за реакцией, был явно польщен:
— Живу один, занят с утра до ночи, развлекаться некогда. Могу я позволить себе некоторые излишества?
— Пожалеть тебя? Как-нибудь на досуге займусь, — это прозвучало слишком многообещающе, и я поспешно изменила тему: — Устала как собака. Сейчас бы в душ.
— Ну, конечно! — Виктор с досадой хлопнул себя по лбу. — У тебя был трудный день. Ты по-прежнему прекрасно выглядишь, но силы, наверное, на исходе. А я тут экскурсию устраиваю.
Я, скромно потупившись, отправилась в ванную. Виктор принес мне халат, полотенце и виновато проговорил, прикрывая дверь:
— Не торопись. Отдыхай. Я приготовлю ужин.
Я не спеша набрала воду и плюхнулась в густую пену. Тревога и беспокойство оставили меня. На кухне готовил что-то очень вкусное интересный мужчина. Я расслабилась и, вдыхая нежный сосновый запах, идущий от пены, даже начала напевать. Блаженство! Не знаю, сколько я провалялась в ванне, час или два. Из неспешных раздумий о судьбах мира меня вывел осторожный стук в дверь.
— Танечка! Кушать подано. Выходи.
Я нехотя выбралась из ванны и, закутавшись в белый махровый халат хозяина, потопала на зов. Если Виктор хотел меня поразить, он своего добился. Я ощутила себя героиней любовного романа рыцарской эпохи. Посреди кухни стоял круглый столик, убранный белой кружевной скатертью, и два высоких кресла. Единственное освещение давали две тонкие свечи в бронзовых подсвечниках. В хрустальных бокалах — апельсиновый сок. Виктор приготовил салат с кальмарами, фаршированные помидоры, поджарил сома и картошку с грибами. От увиденного у меня потекли слюнки, и, не дожидаясь приглашения, я уселась и схватила вилку.
На протяжении трапезы мы в основном молчали, так как я ела, а Виктор подкладывал мне добавку. Лишь когда пояс купального халата стал немилосердно сдавливать мой наполненный живот, я с грустью оторвалась от тарелки и рассыпалась в благодарностях. Мы перебрались в гостиную пить кофе с кексом. Виктор разрезал его на куски, но, как всегда, сладкое помещалось в меня уже с трудом.
— Хозяйственный, — добавила я к предыдущим похвалам, ставя допитую чашку. — А я вот не люблю готовить.
— У тебя масса других достоинств.
— Например, лопать все, что под руку попадется.
Виктор шутливо отшатнулся.
— От такой нервной жизни любой бы проголодался, — сочла нужным поправиться я.
— У меня тебе ничто не грозит.
Виктор расправил нехилые плечики и воинственно посмотрел по сторонам. Я рассмеялась. Неужели и приставания мне тоже не грозят? Порядочный. Спать, наверное, собрался на диванчике. Взяла бы процесс в свои руки, да совесть не позволяет. Я вспомнила о Наташке и нахмурилась.
Виктор думал о чем-то своем, тоже нахмурившись. Мы посмотрели друг на друга и фыркнули.
— Дожили. Тебя уже общество хорошенькой женщины не радует. — Я насмешливо покачала головой.
— А тебя сытный ужин, — парировал Штирлиц. — Признавайся, по какому поводу загрустила?
— Нет. Сначала ты.
— Что я?
— Такой мужчина, как ты, понапрасну брови не сдвинет. Или ты хотел испугать бедную усталую девушку?
— Ладно, — Виктор стал очень серьезным. — Может, зря я…
Он снова задумался.
— Говори, не мучай, — подтолкнула я.
— Татьяна, ты помнишь любовницу шефа?
— Естественно. — Хотя меня и стукнули по голове, но для того, чтобы я потеряла память, меня надо бить чаще, сильнее и дольше. Точнее, бить не надо, можно и по-хорошему договориться.
— Где-то я ее видел.
Я вздрогнула и подозрительно уставилась на Штирлица.
— Ты посещаешь бордели?
— Ну что ты!
— Ага, значит, пили вместе на вечеринке?
— Нет, подожди…
— Она тормознула твою машину и попросила довезти до дома?
— Татьяна!
Я обиженно надула губы.
— Вот, пытаешься тебе помочь вспомнить, а ты сердишься, кричишь…
— Танечка, — Виктор стал оправдываться. — Я не собирался повышать голос. Да встречался ли я с ней вообще?
— Может, она была на каком-нибудь фото?
Виктор смотрел с минуту на меня без всякого выражения, потом вскочил и бросился в спальню. Произведя там погром, что я определила по шуму, он вернулся, неся какую-то коробку.
— Ты — ясновидящая. Ты — чудо. Ты…
— Знаю, знаю. Откуда весь этот хлам?
— Здесь мои старые фотографии, тетради, документы…
Я не дала ему продолжить, выхватив из кучи одну карточку.
— Какая прелесть!
Маленький мальчик в коротких штанишках и матроске гордо восседал на пони. В его громадных глазах сияла искренняя радость и непоколебимая уверенность в своих силах. Я умиленно вздохнула. Виктор отобрал у меня свою фотку и сунул в руки какой-то журнал.
— Вот что я хотел тебе показать.
Со страницы на меня весело глядел Олег, а рядом с ним — любовница шефа, с невообразимой прической и макияжем, но все же узнаваемая. Внизу красовалась подпись: «Третье место конкурса».
— Матушка моя! И как давно они знакомы?
— Олег подарил мне журнал год назад. Смотри — пятый номер. Олег гордился, он тогда только начинал, а тут такая победа, официальное признание.
— Он выглядит счастливым.
— Девица была его моделью. Я чувствовал, что видел ее где-то раньше. Эта мысль не давала мне покоя.
Я-то, дура, надеялась, что он обо мне думает. Лицемер. Высказать свои соображения я не успела. В дверь позвонили, Виктор, досадливо поморщившись и бросив: «Кого нелегкая…» — пошел открывать.
Вышел он самостоятельно, а вернулся ведомый под руки двумя молодчиками. Третий шел сзади. Поражаюсь я мужчинам. Вечно они надеются на свои силы. Я, прежде чем открыть, спрашиваю: «Кто?» — и долго таращусь в «глазок».
Конвоиры были симпатичные, производили приятное впечатление и совсем не походили на давешних придурков из подъезда. Сухощавые, сильные, но не перекачанные. Никаких тебе спортивных штанов с лампасами, бритых голов, борцовок и резиновых тапочек. Вполне приличные светлые летние рубашечки и сланцы. Славные ребята. Таким не страшно в автобусе передать деньги на талончик. По мелочи они не работают.
— Так-так, — произнес рыжеватый парень, тот, что шел один, — ужинаем. — Он ухмыльнулся и покосился на наши чашки. — Надеюсь, не помешали?
Виктор надулся, покраснел и попытался вырваться. Ему хорошенько саданули по шее, чтобы не рыпался.
— За что вы так? — жалостливо спросила я.
— Ты помолчи, нечего из себя цацу строить. Все мы про тебя знаем. За тобой и пришли.
Я не дала ему договорить, ведь внезапность — великая вещь, и взвилась прямо с дивана, ударила ногой в открытый рот и тут же опять повалилась на диван, обеими ногами захватила щиколотки одного из удерживавших Виктора парней и дернула на себя. Он упал, не успел опомниться, и я врезала ему в пах…
Виктор еще не пришел в себя, и помощи от него ждать не приходилось.
Третий противник выбросил руку, надеясь достать меня, но не тут-то было. Я чуть отклонилась, правой заблокировала удар, скользя, поднырнула под локоть и из согнутого положения правой пяткой нанесла удар в челюсть. Рыжий попытался захватить меня сзади за шею. Я подпрыгнула вверх, и он завалился на спину под моей тяжестью. Легкий хук правой завершил его сопротивление.
На следующем самоубийце я продемонстрировала косые удары ладонью в голову, а при возврате руки — по селезенке. Третий схватил со столика ножик, которым Виктор резал кекс, и полез на меня. С перепугу, что ли? Таким ножом даже кошку не убьешь с одного удара. Я все разыграла как по нотам. Одной ногой по руке с ножом, полуоборот, и другой в область диафрагмы. Силы я не рассчитала. Хорошо еще, сзади него была открытая балконная дверь, и он вылетел со второго этажа без особого материального ущерба для хозяина дома. Ничего, насколько я успела заметить, внизу газончик с бархатцами и резедой. Отлежится на сырой травке — придет в себя.
Виктор к этому времени выкинул одного из оставшихся за свою надежную бронированную дверь.
Рыжеватый оказался на расстоянии вытянутой руки, и его намерения трудно было расценить как мирные. Поэтому я провела мягкий — пусть еще поживет — штопорный удар в поджелудочную железу. Парень согнулся и упал на колени.
