Сол Хансард, до недавнего времени мой босс в Галерее Спиллинга, гарантировал, что Эйден обрадуется знакомству со мной. Сол повторял это тысячу раз, а я не верила, потому что до сих пор везде оказывалась не ко двору. Я стояла у приоткрытой двери и слушала «Мадам Джордж», песню Вана Моррисона. Постучав, я стала ждать, слушать уже бешеный стук своего сердца и смотреть в длинное прямоугольное окно в пластиковой раме, единственное, насколько успела разобрать. Оно было справа от меня и тянулось вдоль всего здания. Сквозь него я и разглядела трубки люминесцентных ламп, бетонный пол, у стены десятки деревянных планок, и крашеных, и необработанных, два больших стола, застеленных чем-то вроде разноцветных бархатных скатертей, и маленький приемник с перепачканной краской антенной. На одном столе были разложены рулон коричневой бумаги, ножницы, клещи, большой макетный нож, стопки каталогов.
Эйдена Сида не наблюдалось.
Несмотря на жару, я дрожала и нервничала до тошноты. Страшно хотелось сбежать, благо – малодушно уверяла я себя – имелись все основания. Я ведь постучала, но никого не было. Что же теперь делать, не входить же без приглашения? Пальцы судорожно сжали ключи от машины. Убегу! Больше ни к одной мастерской близко не подойду! Никто не догадается, что я приезжала. Эйден Сид, где бы и кем бы он ни был, вообще не в курсе...
Сол Хансард догадается! Сол этого на тормозах не спустит. При одной мысли о Хансарде стало стыдно. Хватит с меня его записок и отеческого участия! Следовало убедить его, что я в порядке, а для этого существовала одна-единственная возможность.
«Это отрицательная мотивация! – одернула себя я. – А нужна положительная!»
Я постучала снова, громче и настойчивее.
«Если справлюсь, если хватит смелости предложить Эйдену Сиду свои услуги, я снова начну зарабатывать деньги, – обещала я себе. – Тогда смогу подольше остаться в Блантир-Лодж и завесить стены новыми картинами. Я должна, иначе просто нельзя!»
В то время на ночь я читала книгу под названием «А если все получится?». «Мы научим вас жить надеждой, а не страхом!» – сулил текст на обложке.
После третьего стука послышался низкий мужской голос. «Иду!» – крикнули мне с таким раздражением, словно отвечали уже несколько раз, а я не унималась. В дверях возник Эйден, истрепанным полотенцем вытирая мокрые руки.
– Слушаю вас! – проговорил он, оглядывая меня с головы до ног.
* * *
Чувства, которые я испытала, впервые увидев Эйдена, – самое яркое воспоминание о том дне. Дело было вовсе не в привлекательности, хотя его физические данные я оценила моментально. «Это он, тот самый», – крутилось в голове. Я смотрела на совершенно незнакомого человека и понимала: он подходит идеально, правда, для чего именно, не могла объяснить даже себе. Я просто знала, что хочу остаться с ним навсегда.
– Я занят, – холодно объявил Эйден. – Что вам угодно?
Потрясенная своими ощущениями, я почти забыла, зачем пришла.
– Э-э... Я от Сола Хансарда из Галереи Спиллинга. Он сказал, что вы ищете помощника, – пролепетала я, оглядывая блестящие погончики на черном пиджаке-куртке, щетину на подбородке, темные, почти черные волосы, которые давным-давно не расчесывали. К верхней губе тянулся кривоватый шрам. Эйден подошел ближе, и я увидела, что глаза у него темно-синие с серыми крапинками вокруг зрачков. По первому впечатлению я решила, что ему слегка за сорок.
Эйден тоже буравил меня взглядом.
– Я никого не ищу.
– Ой! – Сердце упало, решимость таяла, как снег на солнце.
– Но это не значит, что мне никто не нужен, – просто искать нет времени.
– Значит, вы заинтересованы...
– У меня не десять рук, сам все не успеваю! – И Эйден фыркнул, словно я в чем-то его упрекала. – Вам нужна работа?
– Да, могу приступить немедленно.
– Вы багетчица?
– Я... – Вопрос застал врасплох, но я постаралась себя не выдать. За время работы у Сола я не сделала ни одного багета и понятия не имела, что к чему. Только интуиция подсказывала, что «нет» говорить нельзя. Продолжить разговор с Эйденом хотелось не меньше, чем пару минут назад – сбежать. Просто так он от меня не отделается! Необъяснимое влечение к незнакомцу пугало. – Сейчас я без работы, – призналась я. – Какое-то время работала у Сола в Галерее Спиллинга, но потом...
– Сколько вы у него работали?
– Почти два года.
– Ясно... (Он улыбается или усмехается?) И что думаете о Хансарде как о багетчике?
– Ну... трудно сказать... – промямлила я, понимая, что каждый багетчик работает по-своему, но говорить об этом вслух неразумно.
– Так он обучил вас? – допытывался Эйден.
– Нет, – призналась я, решив, что лучше честность, чем вранье и отговорки. – Рамами занимался Сол, а я была администратором – отвечала на звонки, общалась с клиентами, находила покупателей на картины...
– За два года вы не обрамили ни одной картины?
Я покачала головой.
– Если приведу вас туда, – он кивнул на мастерскую, – и скажу: приступайте, вы сориентируетесь?
– Нет.
– Тогда вы мне не подходите. Я багетчик и ищу помощника, чтобы выполнять в два раза больше заказов, – проговорил он медленно и четко, словно глупому ребенку, и испачканной в краске рукой откинул волосы с глаз.
– Я научусь, – пообещала я. – На лету все схватываю.
– Вы администратор, а мне администратор не нужен, причем Хансарду я об этом говорил. Увы, он не слушает. Неудивительно, в голове у него полный бардак. Да вы наверняка в курсе, раз у него работали!
Неужели он меня испытывал? Я не собиралась чернить Сола, который всегда хорошо ко мне относился.
– Нельзя одновременно быть багетчиком и директором картинной галереи, – продолжал Эйден. – Хансард хватается за все и в результате по-настоящему ничем не занимается. Поэтому я и поинтересовался вашим мнением. Его рамы откровенно дрянные: он ни бескислотную бумагу, ни картон для паспарту не использует. – Наверное, вид у меня был совершенно озадаченный, потому Эйден тяжело вздохнул и проговорил: – Основная функция рамы – защитная, то есть когда снимут раму, картина должна быть в таком же состоянии, в каком ее туда поместили, сколько бы времени ни прошло. Это – первое, что должен усвоить багетчик.
Либо я совершенно запуталась, либо Эйден собрался предложить мне работу.
– Вы ведь Рут, правильно?
Уверенность в себе испарялась, словно пот. Вспомнилось последнее сообщение, которое Сол оставил на моем автоответчике. «Я дал тебе блестящие рекомендации. Если Эйден не дурак, он за тебя ухватится».
– Почему вы хотите здесь работать?
Это что, собеседование?
– Возможно, прозвучит банально, но я люблю искусство, – зачастила я, стараясь скрыть нервозность. – Нет ничего прекраснее...
– Насколько мне известно, вы тот еще администратор, – процедил Эйден. – Разругались с клиенткой Хансарда, прибыльного заказа его лишили.
– Кто вам сказал? – спросила я, отчаянно пытаясь сохранить спокойствие.
– Хансард, конечно, кто же еще?
Эйден, похоже, не врал, зачем ему? Гнев большой свинцовой гирей раздавил остатки здравого смысла. Сол выманил меня из дома и заставил прийти сюда, предварительно лишив малейшего шанса получить работу. Окончательно сломленная, я смотрела под ноги и умоляла себя не устраивать скандал. Сегодняшний случай далеко не единственный. В воспаленном сознании он стал магнитом, к которому железными опилками потянулись неприятные воспоминания. Тот же ужас, только в другом проявлении! После выпавших на мою долю мытарств страх, досада и унижение уже не внове. Каждое из этих чувств испытано и пропущено через себя, каждое узнаю, как старого друга, почти родственника.
– Простите за беспокойство, – буркнула я и зашагала прочь.
– Что, критика не по нутру?
Издевательский тон окончательно вывел из себя. Если бы не злость на Сола, я вряд ли решилась бы на то, что сделала дальше. «Бесстрашие – это страх, которым правят бесы» – где я это вычитала? Я развернулась и медленно, отсчитывая шаги, двинулась обратно к Эйдену.
– Основная функция моей психики – защитная, то есть по окончании разговора с вами я должна быть в таком же состоянии, в каком сюда приехала, – надменно заявила я. – Прошу вас, забудьте о моей просьбе и моем приходе вообще. Всего доброго!
Я побежала к машине, и на сей раз меня не окликнули. Я упала на сиденье и, тяжело дыша, захлопнула дверцу. Следовало навести порядок в мыслях. Насчет Эйдена я ошиблась и ничего особенного не почувствовала. Вообще ничего. Ошиблась я и насчет Сола: думала, он обо мне заботится, а он издевался.
Что же делать? Где работу искать? В галерее сблизиться с картинами и художниками не получалось. Мир искусства тесен, а спиллингский – тем более, я осознала это только что, не получив работу из-за недавнего скандала с клиенткой. Вряд ли Сол рассказал об этом только Эйдену. Можно, конечно, отправиться в Лондон, но тогда прощай любимый домик в парке! Интуиция подсказывала: вместе с ним я потеряю все.
