– Но как ты смогла отрезать ногу Джованни!
– Если бы не отрезала, он бы умер, а теперь он жив и плетет по-прежнему свои корзины.
– Вот сама посуди: княжеский лекарь его лечил и только хуже сделал, а ты вылечила! Ну что я должен думать, как к тебе относиться?! Как к ведьме… – Он долго и горько качал головой. – И потом, эти мужики, что выходят от тебя, подтягивая порты…
Камилло и Антония присели на большой камень у крепостной стены. Молчали. Он думал о том, что зря она идет в замок, лучше собрать немного вещей и убежать в непроходимые леса на север, за которыми вздымаются в небо высокие горные хребты…
Она думала о том, что настали ее последние дни, понимала, почему приехал в их городок аббатский посланник. Она уже знала о сломанных черным монахом судьбах. Отдавала себе отчет и в том, что нарождающийся орден так называемых медиков, сильных, хитрых и жадных мужиков, желает смести с лица земли умных и талантливых знахарок, объявить их ведьмами и завладеть тайнами ремесла, используя их потом как свои открытия.
Лиза загрустила, смотря глазами Антонии на пейзаж и замок, который ей показался очень знакомым. В каком-то фильме она видела такой же, этот необычный вход с пологой полукруглой лестницей и над ней – стена замка, как ожившая декорация. В долине между низкими берегами крутил свою знаменитую восьмерку Тибр. Над этим странным руслом после грозы всегда встают две радуги. Сейчас она становилась свидетелем драмы Антонии Орсини.
– Хватит слов! Я пошла. – Антония встала и направилась к замку.
– Повинись перед монахом, расскажи о своих ночных похождениях, они простят тебя, пойди в церковь, исповедуйся!
– Нет, Камилло, ты, похоже, повредился разумом. Как ты не можешь понять, что мне не в чем исповедоваться и у меня нет тайн, я живу открыто. Мне жаль тебя, милый!
Она бросилась прочь, и скоро ее фигурка скрылась за тяжелой дверью замка.
Внутри, в тонких лучах солнечной пыли, пробивающейся сквозь жалюзи, едва виднелись очертания лестницы. У подножия ее храпели на лавках два охранника. Антония поднялась на второй этаж и, войдя в арку, сразу попала в огромную сумеречную залу, освещенную только одним окном, открытым для прохлады на северную сторону, остальные окна были прикрыты ставнями от полуденного летнего зноя. У окна за малым обеденным столом сидели двое: князь и черный монах, представитель аббатства Фарфа. Антония услышала:
– Она очень умная знахарка, успокоила мою дочь, с которой сладу никакого не было. Вылечила моего лекаря! – Тут князь Луккези засмеялся хрипло, заколыхался всем тучным телом.
– Понимаю, я все понимаю, но мне говорили, что она совершает поганые ритуалы в честь богини Дианы!
– Сеньор! – Антония вышла из арки. – Святой отец!
– А вот и наша ворожея! – Князь поудобней сел в кресле. – Антония! Святой отец приехал ради того, чтобы спасти тебя. Мы оба хотим уберечь тебя от святой инквизиции, но в этом ты должна нам помочь, должна рассказать все свои тайны.
– У меня нет тайн от вас, мой господин.
– Вот и хорошо. Прошу, святой отец! – Он сделал приглашающий жест.
– Дочь моя! Правда ли, что ты владеешь искусством исцеления, знанием трав и снадобий, а также помогаешь роженицам?
– Правда, святой отец!
– Правда, что у тебя имеется книга, где описаны многие болезни и методы их лечения?
– Правда, святой отец! Но это не книга. Это карты, 180 карт, в них все секреты знахарства.
– И чародейства?
– Нет, только знахарства.
– А кто тебе дал эти карты?
– Их мне оставила моя бабушка. Мой господин знает, что она была немая и все рисовала.
– Правда, что ты предоставляешь свое тело всем, кому этого хочется?
– Правда, святой отец, и прошу за это простить меня.
– Значит, ты знаешь все тайны эротического искусства?
– Да, святой отец.
– Ты знаешь кого-нибудь, кто умер после твоих лекарств?
– Да, святой отец. Умер Чекко из Понцано, но меня позвали слишком поздно, я уже не могла ничем помочь.
– А ты знаешь, что сказал этот человек перед смертью?
– Знаю. Он сказал, что я хотела его прикончить. Но это не так.
– Правда, что ты приковала к постели Бруно, потому что он не хотел тебе платить?
– Нет, святой отец, мне не нужны его деньги, он черной души человек и понес свое наказание. Сейчас он жив и здоров.
– Правда ли, что ты лечишь животных теми же снадобьями, что и христиан?
– Да, и это правда!
– А правда ли, что ты отрезала ногу корзинщику?
– Правда, святой отец.
– А можешь ли мне ответить, куда дела ты отрезанную ногу?
– Я закопала ее в лесу.
– Без соответствующего церковного ритуала?
– Так ведь это только кусок ноги до колена, там же нет бессмертной души, она, слава богу, осталась при хозяине!
– Изменница Божья! Кара небесная падет на тебя за это деяние! Все, что сотворено Богом, есть достояние Бога! – вдруг заорал он.
Мгновение после, успокоившись, монах произнес:
– Я благодарю тебя за чистосердечные ответы, которые точно совпадают с тем, что я слышал. Прикажите заточить ее в подземелье! Там сиди и жди, мы тебя позовем, и ты перед судом инквизиции ответишь так же откровенно, как сегодня, если суд сочтет тебя правой – будешь свободна. Если же тебя сочтут ведьмой, то сожгут на костре, как ведьму. Тебе вменяется использование лекарств непонятного происхождения, бесстыдные действия и колдовство, а также поклонение богине Диане.
Лиза почувствовала томление смерти под сердцем Антонии.
– Позвольте мне сказать слово в защиту Антонии? – Князь склонился к уху монаха и что-то ему долго рассказывал. После чего, получив благосклонный кивок, обратился к бедной девушке:
– Иди домой, Антония! Готовь питье для моей дочери, вижу, что ей оно помогает. Но не вздумай бежать! Я поручился за тебя.
– Спасибо, мой господин! Святой отец! – Она поклонилась и вышла.
Оказавшись одна в своей комнате, Антония пробовала унять дрожь в руках и задушить внутри себя страх, который отвлекал ее от работы. У нее сегодня было много дел. Ее ждали больные. Черный монах упомянул о Диане, но не задал ей вопросов, значит, их задаст святая инквизиция, и нужно быть готовой ко всему…
…Лиза подивилась необычному ощущению жара в крови, потрогала тыльной стороной ладони пылающие щеки: с ней давно такого не случалось. Мимолетно вспомнилось школьное окно, крыши, занесенные снегом, и жар ужаса от произнесенного совсем рядом ее имени. На вопрос учителя химии она ответить не смогла и, вставая из-за парты, предательски уронила с колен «Легенды и мифы Древней Греции»; мысленно она еще бежала рядом с резвой Дианой далеко-далеко от предложенного вопроса.
Лизе показался нелепым этот отголосок детства, это легковесное воспоминание о страхе перед ужасом смерти Антонии на костре. Она чувствовала, как между ней и молодой колдуньей идет интенсивный диалог. Она ощущала смятение и тоскливое томление, что вкрались в душу этого необыкновенного создания, с самой юности принявшего на себя миссию лечить других.
Лиза постояла немного, прислонившись спиной к двери, пережитое мгновение растревожило сердце. В комнате она была не одна.
У незажженного камина сидела Антония. Лиза удивленно оглядела себя и поняла, что они выглядят совершенно одинаково. Ветер нес в окно запах реки; знахарка, ее абсолютный близнец, глубоко и горько вздохнула, всматриваясь в темнеющее небо. Придвинула поближе медную грелку, в которой слабо мерцали угольки. Выложила их длинными щипцами в камин и немного подула, чтобы оживить пламя. Из полотняного мешочка достала маленькие сухие округлые растеньица и, выложив аккуратной кучкой на угли, повернулась в Лизе, сама нисколько не удивившись ни такому сходству, ни присутствию другого человека в доме и, будто они действительно были сестрами-близнецами, просто встретившимися после долгой разлуки, стала показывать:
– Это майоран. Подыши дымком – придет сон и чудные видения. А у меня не проходит беспокойство. И не пройдет! Но нужно работать, меня ждут больные. Ты же можешь вернуться домой, когда пожелаешь: ключ у тебя на шее. Теперь он твой. Береги его.
Лиза прикоснулась к ожерелью, но не было никакого желания использовать камень.
Антония, пытаясь сосредоточиться и собраться с мыслями, принялась перебирать свои инструменты; и Лиза почувствовала ее великую любовь к ним. Вспомнился учитель химии, который тоже дорожил своими колбами и наверняка знал о Парацельсе, но им ничего не рассказал. А зря!
