– Я была подругой Инночки, – вещала громко, как на собрании убежденных активистов-коммунистов, хозяйка огромной и неуютной квартиры, предлагая посетительнице расположиться в одном из глубоких, продавленных до самого пола кресел с пучками кошачьей шерсти на бледных шелковых подушках. – Мы дружили с ней до Германии, она во мне души не чаяла, мы были с ней как сестры… А уж когда она бросила своего Гансика…
– Кого-кого? Какого еще Гансика?
– Да это я так, – улыбнулась эта маленькая яркая женщина, показывая, как ни странно, белоснежные маленькие зубки и премило морща выпуклый лобик. Огромные голубые глаза ее светились умом, но очень специфичным – так светятся глаза фанатиков или шизофреников. – На самом деле ее мужа звали Макс Гупель. Он – породистый немец, приятной наружности, умный, богатый, добрый. Но вся беда заключалась в том, что Инночка его не любила. Они познакомились через Интернет, это я нашла его в сайте знакомств, заставила Инночку написать ему. Она знала немецкий как свой родной – ее отец был военный, и они больше пяти лет прожили всей семьей в Германии. Вообще-то, семья Зориных – еврейская, и им ничего не стоило уехать туда впоследствии насовсем, но что-то у них не получилось… Родители Инночки расстались, разъехались, а она осталась жить здесь, одна… Вела замкнутый образ жизни, ни с кем не встречалась, короче – прозябала… А ведь она очень красивая была, очень…
Глаза Котовой наполнились слезами.
– Это я во всем виновата, – она внезапно разразилась слезами. – Если бы не этот дурацкий сайт, не это знакомство и не этот дурацкий брак, она была бы счастлива, вышла бы замуж за какого-нибудь местного шофера и нарожала детей… Во всяком случае, была бы жива. Но я хотела ей только счастья… Постоянно твердила ей, что она достойна лучшей жизни, лучшего мужчины… Когда Макс приехал сюда в первый раз и увидел Инну, нам всем сразу стало ясно, что они поженятся. Он немного владел русским… Так вот, он в первую встречу купил ей шубу, кольцо и компьютер, потом, спустя две недели после его отъезда, прислал ей письмо, в котором сделал предложение, затем последовал вызов в Германию, Инна уехала туда… Они поженились. Хотите я покажу вам фотографии, которые она присылала мне по Интернету? Идемте!
Женя вдруг поняла, что не произнесла еще ни слова. Но молча последовала за Валентиной в забитый книгами и офисной техникой кабинет. Котова включила привычным движением компьютер и принялась энергично щелкать по клавишам. Вскоре на экране замелькали кадры из красивой заграничной жизни: особняк, на крыльце которого стоят, обнявшись, худощавый, неопределенного возраста блондин и стройная молодая женщина («Это Инночка с Максом»); роскошное белоснежное авто («Мерс», который он ей подарил к свадьбе»); вид спальни – широкая кровать, заваленная подушками, среди которых в пижаме заспанная Инна («Ей здесь нездоровится»).
– Валентина, почему она вернулась сюда? Неужели ей было там так плохо?
– Макс очень хорошо к ней относился… Но потом она поняла, что у него, помимо нее, есть еще парень… Понимаете, Макс – бисексуал. Вот, собственно, и вся причина. Конечно, если бы Инночка была жива, я никогда бы не посмела это никому рассказать. Но ее нет, и я страстно хочу выяснить, кому понадобилась ее смерть…
– Вы не знаете, Макс тяжело переживал их разрыв?
– Знаю, Инночка мне рассказывала – да, очень тяжело. Он сентиментальный парень, чувствительный. Но он слишком многого хотел от нее: чтобы она продолжала оставаться его женой, родила ему ребенка и чтобы позволяла ему еще и спать со своим дружком. Будь Инночка помудрее, она бы оставила все как есть. Все-таки там она была богата, к тому же она никогда не любила Макса. Спрашивается, ну дался ей этот бисексуал? Подумаешь?! Жила бы в свое удовольствие, может, нашла бы со временем другого, нормального Гансика… Так нет, разорвала все отношения… Правда, приняла от него деньги, разместила в Немецком банке. Словом, вернулась не с пустыми руками. Но в душе-то – пустота! – Валентина стукнула себя в полную, выпирающую из распахнувшегося халатика грудь. – Я приняла ее как родную, помогла пережить кризис… Водила ее по театрам, концертам, знакомила со своими друзьями-театралами, в частности с вдовцом-кардиологом, – словом, развила бурную деятельность, чтобы только она немного пришла в себя… И она, как мне кажется, вернулась в норму. Посвежела, на лице ее заиграла улыбка, и она снова стала прежней Инночкой Зориной…
– Она с кем-нибудь встречалась?
– В том-то и дело, что нет! Я почему и забила тревогу, когда она не вернулась из магазина, что никто, кроме меня, ее так хорошо не знает! Она непременно должна была вернуться домой. В тот день мы после завтрака (я приглашала ее к себе доесть торт, который оставался у меня с дня рождения) покурили с ней, выпили еще по одной чашке кофе, потом она сказала, что у нее дело в городе, что она хочет купить какую-то книгу… Да и мне пора было отправляться на работу…
– А вы где работаете?
– Я – косметолог в фитнес-центре «Селестина», – важным тоном ответила она, как если бы представилась по меньшей мере хозяйкой этого самого дорогого фитнес-центра. – Думаю, вы слышали…
Вот теперь Женя поняла, откуда у Валентины связи и та самоуверенность и напористость, с помощью которой она подняла на ноги влиятельных лиц города, заявив о пропаже своей соседки-подруги. Видимо, все они ее клиенты, которым она делает чистку кожи, маску для лица, массаж.
– Да-да, конечно…
– Так вот… вечером она не объявилась, ночью – тоже… Я сразу поняла, что с ней что-то стряслось. Понимаете, она не такая, она непременно бы позвонила мне, потому что знала, что я волнуюсь. Я была очень привязана к Инночке…
– Извините меня, Валентина, но скажите: в каких отношениях вы были с Инной?
– В смысле?
Вместо того чтобы спросить ее прямо, не лесбиянки ли они, Женя, злясь на себя за нерешительность, просто промолчала. Но Валентина была умна и все схватывала на лету.
– А… понятно. Я была бы счастлива быть с ней, жить с ней, потому что я люблю женщин, но она, к моему несчастью и разочарованию, предпочитает мужчин. Она – нормальная в отличие от меня.
– Первый раз слышу, чтобы представительницы вашего меньшинства считали себя ненормальными, – искренне удивилась Женя такой откровенности.
– Понимаете, мне было бы куда проще жить как все. Но, видимо, господь наделил меня какими-то редкими качествами. Не скрою, они мешают моей жизни, постоянно способствуют возникновению на пустом, казалось бы, месте каких-то трудностей. А это, знаете ли, отвлекает.
– Инна знала о том, какие чувства вы к ней испытывали?
– Знала, но относилась к этому спокойно, не без иронии, конечно. Да и вообще она была себе на уме. У нее часто был очень задумчивый вид.
– У вас есть ключи от ее квартиры?
– Да, безусловно. Хотите, я покажу вам ее квартиру?
– Конечно, хочу.
Валентина легко, несмотря на свое пышное тело, поднялась с низкого кресла, плотнее запахнула на груди халат и направилась в переднюю, где привычным (как если бы она делала это часто и в течение длительного времени) жестом точно зацепила длинным красным ноготком связку маленьких блестящих ключей с гвоздика, поймала на лету и опустила в карман.
– Ловко вы это…
– Привыкла. Когда Инна жила в Германии, я часто бывала в ее квартире, ухаживала за цветами. Это меня сама Инна просила, чтобы квартира не лишилась, как она выражалась, человеческого духа. Она словно знала, что все равно вернется домой.
Женя проследовала за словоохотливой Валентиной из ее квартиры в жилище погибшей Зориной, расположенное прямо через стенку, за соседней дверью.
Котова быстро отперла все замки и вошла в квартиру первая. Замерла на пороге, словно прислушиваясь, нет ли там кого, самой хозяйки, к примеру… Такое, во всяком случае, было у нее лицо.
– Мне постоянно кажется, что в квартире кто-то есть, я слышу иногда шаги за стенкой, голоса… Скорее всего, мне все это или снится, или же эти звуки доносятся из квартиры, расположенной этажом ниже, но все равно как-то неприятно, жутковато… Пойдемте, не бойтесь, я и сама боюсь… – она хрипловато и жутко рассмеялась. – Здесь все так, как было, когда она уходила отсюда в тот роковой день…
Квартира в это пасмурное утро казалась совсем темной, синей, с продолговатыми унылыми тенями на стенах. Вспыхнул свет, и все вокруг заиграло блеском новой мебели, еще пахнувшей магазином тканью, свежим душистым паркетом, лаком и слегка… кофе. Красивая чистая квартира с признаками недавнего дорогого ремонта. Хозяйка предпочитала традиционный английский стиль современному безликому и холодному дизайну. На окнах – густые, в розочках, портьеры, мягкие диванчики, обитые толстым, тоже в розочках, гобеленом, ярко-розовый с голубым и зеленым ковер под круглым столиком, окруженным изящными стульями с гнутыми ножками и мягкими, в полоску, сиденьями.
