Эгиль, который не сводил глаз с дерева, попятился в страхе, но колдун повернулся к нему и проговорил:
— Не бойся, воин! Духи отдали тебе меч, который много лет хранил мой старший брат. Подойди и возьми его.
Эгиль подошел к расколотому дереву. Он увидел, что синее пламя, пылавшее в его сердцевине, понемногу угасло, и на его месте из дерева виднеется рукоятка меча. Сам меч покоился в сердцевине мертвого дерева, как ребенок покоится в утробе матери.
Эгиль схватил рукоять и попытался выдернуть меч из мертвого дерева.
Рукоятка была горячей, как будто ее раскалили в адском пламени. Эгиль вытерпел боль в обожженных руках и дернул меч, сколько хватило его сил. Меч не поддавался, словно мертвое дерево держало его своими деревянными руками.
— Отдай мне меч, старик! — крикнул Эгиль и дернул за рукоять еще сильнее.
В сердце дерева раздался мучительный стон, но меч все еще не поддавался.
Эгиль вспомнил хутор своего отца, вспомнил, как красив он ранней осенью. Вспомнил Турид, жену своего брата, вспомнил, как она смотрела на него, когда он вызвался на бой с Бардом Драчуном.
— Ты отдашь мне меч, мертвое дерево! — воскликнул он и дернул за рукоять с нечеловеческой силой.
И расколотое дерево вскрикнуло от боли и отпустило меч, и Эгиль поднял этот меч над своей головой.
И тут же с темного грозового неба спустился огромный серый коршун. Он сделал большой круг над головой Эгиля и сел на расколотое дерево.
— Не зря я привел тебя к своему старшему брату, — проговорил колдун. — Не зря я позвал на помощь духов. Не всякий богатырь сумел бы выдернуть заколдованный меч из сердцевины дерева. Для этого мало человеческой силы. Ты сумел это сделать — значит, в твоей душе таится великая мощь. Ты овладел священным мечом, и небо послало тебе серого коршуна. Серый Коршун — имя этого меча, и серый коршун, который сидит на мертвом дереве, — это душа меча. Отныне этот коршун будет сопровождать тебя, будет следить за тобой и помогать в трудную минуту. Тебя ждет большая победа и трудная судьба. Бери этот меч, он сослужит тебе великую службу. Только помни, Эгиль, какую цену ты заплатил за него: ты отдал за него десять лет своей жизни.
— Я это помню, и я всегда отдаю свои долги!
И Эгиль взял меч по имени Серый Коршун и вернулся на хутор своего отца.
Сима заснула на полуслове, уронив книгу на пол, и в результате встала утром с больной головой и намятыми боками.
Сима вошла в отделение полиции и огляделась.
Прямо напротив входа за невысоким деревянным барьером сидела молодая женщина с коротко стриженными темными волосами, в форме с сержантскими нашивками. Она читала книгу. При появлении Симы дежурная отложила свою книгу, выжидающе взглянула на посетительницу и раскрыла журнал учета.
— Мне к капитану Щеглову! — сказала Сима, подойдя к барьеру.
— Фамилия! — строго осведомилась женщина в форме.
— Моя? — глупо переспросила Сима.
— Свою я знаю, — в голосе дежурной прозвучало явное неодобрение.
— Бекасова… — промямлила Сима. Она почувствовала себя удивительно беспомощной. Вся обстановка отделения показалась ей мрачной и угрожающей, как будто ее с самого начала считают в чем-то виновной. Сима попыталась взять себя в руки. В конце концов, она не сделала ничего плохого, а значит, ей нечего бояться…
«Ага, нечего бояться…» — заговорил внутри все тот же противный голос. Вчера ночью он говорил гадости про Сергея, а сегодня перешел к общим вопросам, решил поучить ее жизни.
«Машина-то разбита, — зудел голос, — кто это сделал, если ты была в стельку пьяная и за руль не садилась? А доказать ничего не можешь».
Дежурная провела ручкой по странице журнала, нашла нужную запись и снова взглянула на Симу:
— Паспорт!
Сима трясущейся рукой достала документ и положила его на стойку.
Дежурная проверила паспорт, вернула его Симе и пододвинула к ней журнал:
— Распишитесь вот здесь!
Сима поставила свой автограф в нужной строчке.
— Двадцать третий кабинет, на втором этаже! — сообщила ей дежурная и вернулась к своей книге.
Сима поднялась на второй этаж, подошла к нужной двери.
В коридоре перед дверью сидел на металлическом стуле рослый человек с большими красными руками. Он качал головой и поскуливал, как будто у него болит зуб.
— Вы к Щеглову? — спросила его Сима.
Тот отрицательно помотал головой и жестом показал Симе, чтобы она заходила.
Сима пожала плечами и робко постучала.
За дверью послышался грохот, потом глухой голос проговорил:
— Войдите!
Сима открыла дверь, вошла.
Она оказалась в узкой и длинной комнате, заставленной шкафами и стеллажами с огромным количеством картонных и пластиковых папок. В дальнем конце этой комнаты, у окна, стояли один напротив другого два громоздких письменных стола, тоже заваленных папками и исписанными листами бумаги.
За одним столом сидел, углубившись в бумаги, долговязый мужчина лет тридцати с небольшим, в сером свитере с вытянутыми на локтях рукавами. За другим столом никого не было, зато на полу перед ним ползал какой-то человек в клетчатом пиджаке. Он собирал рассыпанные по полу папки — должно быть, они только что обрушились со стола. Именно этот грохот Сима услышала из коридора.
— Я к капитану Щеглову! — проговорила Сима, растерянно переводя взгляд с одного обитателя кабинета на другого.
Тот, что сидел за столом, показал ей рукой на второго.
Сима уже решила, что здесь изъясняются только знаками, но тут человек, ползавший по полу, подал голос.
— Минуточку! — пропыхтел он, собирая последние папки.
Прижав их к груди, он поднялся с пола и положил папки на угол стола, где и так уже громоздилась изрядная кипа.
Симе показалось, что папки сейчас снова рухнут на пол, но этого не произошло.
Поднявшись с пола, человек обошел письменный стол, сел за него, расчистил перед собой крошечный участок поверхности и только после этого пристально уставился на Симу.
— Я — капитан Щеглов, — представился он не без гордости.
Теперь и Сима смогла его разглядеть.
Это был мужчина неопределенного возраста. Ему можно было дать и тридцать пять лет, и сорок, и даже пятьдесят. Весь он был какой-то потертый, помятый и неухоженный — от мятого клетчатого пиджака до редеющих бесцветных волос, вряд ли знакомых с парикмахером.
— Нехорошо, Коноплева! — проговорил этот потертый человек, разглядывая Симу. — Вы знаете, что бывает за дачу ложных показаний? Не знаете? Так я вам объясню! Дача заведомо ложных показаний — это триста седьмая статья…
— Но я не Коноплева! — перебила его Сима.
— Как не Коноплева? — мужчина бросил взгляд на свой стол, как будто это он ввел его в заблуждение. — А кто же вы?
— Я Бекасова.
— Бекасова? — переспросил капитан и принялся тасовать листки у себя на столе. Наконец он нашел нужный и снова уставился на Симу.
— Нехорошо, Бекасова!
Он сделал небольшую паузу и показал на стул:
— А вы садитесь, садитесь!
Сима осторожно опустилась на краешек стула: как и все в этом кабинете, он не внушал ей доверия, казалось, в любую секунду его ножка может подломиться.
— Нехорошо, Бекасова! — повторил капитан и забарабанил пальцами по столу. — Очень нехорошо!
Сима молчала, не зная, что ответить, и капитан снова заговорил, перегнувшись через стол и сверля ее взглядом:
— Где вы были вечером десятого ноября?
— Это в субботу? — уточнила Сима. — В субботу вечером я была на встрече одноклассников, в ресторане «Робинзон».
— Вот как? — капитан что-то пометил в блокноте и взглянул на своего соседа: — Ты слышал, Войтенко? «Робинзон»!
Тот в ответ проворчал что-то невразумительное, не отрываясь от своих бумаг. Капитан Щеглов снова уставился на Симу:
— Это кто-нибудь может подтвердить?
— Очень многие! — оживилась Сима. — Все мои одноклассники, персонал ресторана…
— Проверим, — проворчал капитан и снова что-то пометил в своем блокноте.
Затем он снова посмотрел на Симу и задал следующий вопрос:
— В какое время вы оттуда ушли?
— Примерно в половине двенадцатого, — ответила Сима не совсем уверенно. — Может, чуть позже… но не позднее двенадцати, потому что к двенадцати все уже разошлись, это точно.
На этот раз капитан нарушил собственное правило. Он потер руки и проговорил:
— Очень хорошо! Это вполне согласуется…
— Да что случилось-то? — не выдержала Сима. — В чем дело? Вы мне, наконец, скажете?
— Много чего случилось, — загадочно проговорил капитан и добавил: — Случилось тяжкое преступление, подпадающее под статью сто шестьдесят первую Уголовного кодекса…
