– Мальчики, перебрасываем мусор в соседний бак, – приказала она.
– Мадама, не пачкай свои ручки, – снимая джинсовую куртку, произнес Тимофей. – Мы сами, верно, Зураб?
– Надо возить перчатки, – буркнул тот, закатывая рукава.
Началась работа. Пренеприятная, надо сказать. Зураб перебрасывал мусор двумя пальцами и с брезгливой миной; Тимофей подгонял его, активно работая обеими руками, ибо омерзительное дело желательно выполнить быстро. Кристина стояла рядом, заглядывая в бак и периодически названивая на трубку Евы, иногда подсказывала, что выбросить в первую очередь.
– Интересно, в мусорном баке трупы находили? – поинтересовался Зураб.
– Трупы находили везде, – ответила Кристина. – Даже там, где их по логике не должно быть.
– Например? – не унимался Зураб.
– Потом примеры, блин! – возмутился Тимофей. – Быстрей давай, а то у меня аллергия разовьется.
– Что за люди? – ворчал Зураб, уже загребая все, что попадалось, обеими руками. – Мешки же есть. Собрал в мешок и выкинул. Никакой гигиены, честное слово.
– Ребята, звук четкий, он уже близко, – сказала Кристина, хотя без нее было слышно.
С другой стороны стало труднее брать мусор – бак наполовину опустошили, приходилось наклоняться, упираясь грудью в грязные края.
– Может, мне запрыгнуть туда? – предложил Тимофей.
– А если там труп? – возразила Кристина и огляделась. Во дворах чего только не валяется, она без труда нашла палку длиною сантиметров шестьдесят и принесла ее. – Тима, поддевай этим первобытным орудием.
Еще минут пять и – телефон оказался завернут в тонкий слой целлофана, сверху был перетянут резинкой. Тимофей показал мобильник Кристине, но та не взяла его, а хмурилась, словно что-то вычисляла, затем бросила:
– Ищи труп.
А сама принялась осматривать окна. Но что в них увидишь? Двенадцатиэтажные и шестнадцатиэтажные «свечки», окружившие неопрятный двор, нависали, как исполины, зияя хищными проемами окон. Кто, в каком окне наблюдает за ними – определить невозможно, но создалось впечатление, что трубка в мусорном баке – некий трюк, на который купилась Кристина с ребятами. Впрочем, ей упрекать себя не в чем, однако она уже догадывалась, почему труба лежала в мусорном баке.
– Трупов нет, к счастью, – сообщил Тимофей.
– Ты хорошо смотрел? – осведомилась Кристина, все еще осматривая окна.
– Обижаешь, мадама.
– Брось трубку назад, – вдруг приказала она.
– Ты того? Вдруг на ней отпечатки пальцев?
– Нет там отпечатков, ее подбросили для нас, а чтоб она не испортилась от потеков, предусмотрительно завернули в целлофан. Умные ребята.
У Тимофея вытянулось лицо:
– Хочешь сказать, мы тут рылись, а за нами наблюдали?
– Похоже. Но я не ясновидящая, могу и ошибаться. Давайте оставим трубку, вдруг те, кто ее бросил в бак, придут проверить, здесь ли она. Зураб, останься, через час тебя сменят. Если кто-нибудь будет у бака звонить, задерживай без объяснений и разговоров.
Руки вымыли, попросившись в квартиру на первом этаже, слава богу, пустили, правда, пришлось Кристине, у которой руки остались чистыми, показать удостоверение. В машине Тимофей высказал свою версию:
– Слушай, тебе не кажется, что Ева там же, где и дочь папы Жало?
– Ее мобильник именно об этом говорит, а там… как знать.
За дверью низкий женский голос спросил:
– Кто?
– Мне нужна Альбина, подруга Евы, – сказал Роман. – Не бойтесь, я ничего плохого не сделаю. Меня зовут Роман, я сын ее мужа Даниила Олеговича, думаю, Ева рассказывала вам обо мне.
Щелкнули замки, дверь приоткрылась, на него с откровенным интересом уставилась потрясающе красивая молодая женщина. Конечно, глаза, губы, нос, брови – это важно, но ее одежда испортила впечатление. Роман плохо знал профессию художников, поэтому был шокирован обтягивающим комбинезоном в жутких пятнах, потеках и разводах всех цветов радуги, короче, перед ним предстала типичная неряха. Видимо, на его лице отразились мысли, что заставило Альбину усмехнуться и оправдаться:
– Извините за вид, я работаю дома, чтоб не тратить деньги на мастерскую. Что вам нужно?
– Вот мой паспорт, – протянул Роман раскрытую книжечку. – Мне надо поговорить с вами. Я не маньяк и не грабитель.
– Ну, ладно, заходите, – шире распахнула она дверь и отступила.
С непривычки Роману сложно было воспринять жилое помещение с исключительно рабочей атмосферой. Половина комнаты выглядела как обычное жилье с минимумом мебели, а вторая половина захламлена баночками, кисточками, утюгами, фенами (обычными, для волос), тканями и рамами. Вдобавок на полках лежали молотки, пассатижи, гвозди, зубные щетки, выкрашенные в разные цвета… Одним словом, редкостный бардак.
– Присаживайтесь, – разрешила Альбина. – Может, чаю или кофе?
Взглянув на ее руки и представив, что этими грязными пальцами она будет заваривать чай, он отказался:
– Не стоит.
– Ну, как хотите. У меня в субботу выставка, я с вашего позволения продолжу работать.
Альбина подошла к столу, на котором лежала рама с натянутой тканью, включила лампу и начала размазывать (иначе не скажешь) краски.
– Вы хорошо знаете Еву? – спросил Роман.
Взглянув на него исподлобья, Альбина, знающая по рассказам подруги обо всех перипетиях, связанных с бывшей семейкой мужа Евы, едва удержала улыбку. Ясно же, зачем приперся сынок и с порога задал такой дубовый вопрос.
– Прекрасно, – ответила она и тоже кинула провокационный вопрос, но тон избрала насмешливый: – А что такое?
– Она пропала.
– Как это? – Будто искусно нарисованные, брови Альбины взлетели вверх, тем не менее, судя по улыбке, она не поверила сказанному.
– Ну как пропадают люди? – хмыкнул Роман. – Так и пропала. Позавчера Ева была у вас?
– Да, – растерялась Альбина, постепенно осмысливая слово «пропала». – Мы часа три болтали, потом она позвонила мужу… то есть вашему отцу, сказала, что едет. И убежала.
– К моему отцу она не вернулась. Вы знаете, где она может быть?
– Странный вопрос, скажу я вам…
Альбина разволновалась, не понимая, куда могла деться Ева. Однако волнение показать этому прохвосту, прессующему подругу, которая постоять за себя не умеет, – много чести. Бросив работу, она оседлала стул напротив него, сложив руки на спинке:
– Что значит – где она может быть? Вы подозреваете ее в нечестных поступках?
А Роман был чертовски спокоен и смотрел на нее, как на соучастницу неизвестно чего, что стало раздражать Альбину.
– Я этого не говорил, – сказал он. – А спросил: где еще она может быть? Если вы что-то знаете, то прошу вас, скажите…
– Вы, кажется, намекаете, что Ева убежала с бойфрендом, не поставив в известность вашего отца и вас?
От бредовой идеи, высказанной вслух, Альбина расхохоталась. Он же отметил про себя, что она умна, понимает с полуслова, вместе с тем ее интонация была окрашена ехидным намеком, мол, папа и вы – два болвана, а смех издевательским. Самолюбие у Романа выше его роста, смешки над собой он не выносил, отсюда начал потихоньку заводиться, сдерживало его одно обстоятельство – чужая территория.
Поскольку нежданный гость молчал, что, в сущности, подтверждало высказанную догадку, к тому же и желваки на его скулах ходили, как механизмы, и глаза побелели, Альбина приступила отчитывать его скороговоркой, не постеснявшись произвести плохое впечатление:
– Как вам не стыдно? Чего вы лезете в чужую постель? Ваш отец встретил свое счастье, Ева тоже, а вам бы все разрушить. Какого черта неймется? Зачем ко мне пришли? Чтоб выставить Еву дрянью? Вы считаете, она выскочила за вашего отца по расчету, а сейчас сбежала с любовником, так? (Но разве он мог слово вставить?) Тогда, если следовать вашей логике, скажите, в чем этот самый расчет? Расчетливый человек не убежит от денег, а Ева почему-то убежала.
– Да остановитесь, черт возьми, – не напирая, беззлобно, даже слегка прося, произнес он.
Но какова Альбина! Дерзкие глаза горели, как угли в мангале, щеки пылали, руки взлетали, прикованное к стулу тело двигалось, будто в ритуальном танце. Невольно Роман раздел ее и подумал: «Если она и в постели выдает такой же темперамент, тогда ой».
– С какой стати я должна останавливаться? – тем временем несло Альбину. – Вы пришли уличить Еву, а я хочу уличить вас, это мое полное право в моем доме. Вы затравили девчонку, обложили со всех сторон…
– Кто – мы?
– Вы и это ваше общественное мнение. Подумаешь, младше мужа на тридцать лет! Да будет вам известно, Гёте влюбился в восемнадцатилетнюю девчонку, когда ему исполнилось семьдесят пять…
– И не умер?
– Кто? – За доли секунды Альбина, готовясь к дальнейшей обвинительной речи, успела позабыть о великом поэте и его возлюбленной, поэтому не поняла, про кого спросил гость.
– Гёте.
– Конечно, умер, – в ажиотаже воскликнула Альбина и вдруг въехала в смысл, ведь до этого диалог она вела в одностороннем порядке, главное было защитить подругу. – То есть… он потом умер… То есть… Не морочьте мне голову! Где Ева?
