Следователь долго смотрел на нее, намеренно затянув паузу, зная, что свидетельница не может разглядеть его глаза за тонированными стеклами очков. В душе он даже порадовался такому началу допроса — чем больше Ивлева будет злиться, нервничать и изображать, что ей все нипочем, тем быстрее сломается. Дамочка явно нервная, капризная, неуравновешенная, очень высокого мнения о себе. Да и неумна. Была бы умнее — улыбалась бы, изображала готовность сотрудничать, но не дала никакой информации. Прохоров удивился, что Ивлева пришла одна, — эти нувориши взяли за правило являться в сопровождении высокооплачиваемого защитника. Дознаватель уже понял, что мадам строптива. Чуть что — фыркнет, замкнется и ничего не скажет. А на следующий допрос придет со своим адвокатом и вообще рта не раскроет. Решив, что со свидетельницей лучше хотя бы формально ладить, следователь сменил тактику.
— Расскажите о погибшем все, что знаете, — почти доброжелательным тоном произнес он. — Каким Сохов был по характеру, с кем общался, кого любил, кого не любил, кто не любил его.
— Парень как парень. Вежливый, в общении легкий, — осторожно начала Лариса.
Костя... Ей приходилось все переговоры брать на себя, но она надеялась, что со временем он осмелеет — Костя все схватывал легко. Она думала, что на него можно положиться...
— Я его мало знала. Он был моим заместителем всего полгода.
“Был... Какое емкое в своей безнадежности слово. Костя был — живой, страдающий, а теперь его нет...”
— В нашем деле самое главное — честность...
— По-видимому, имелась возможность быть нечестным? — тут же ухватился дознаватель.
— Возможность для воровства есть всегда.
— А что вы делаете, уличив сотрудника в махинациях?
— Как только появляются сомнения — увольняем.
— Так вот сразу?
— Этим занимается моя подруга Алла. У нее глаз наметанный, — того, кто ворует, она чувствует сразу.
— Суровая у вас подруга, — покачал головой следователь. — А если сотрудник проявит строптивость и скажет ей пару ласковых?
— Попробовал бы он ей сказать... — Долгое ожидание и расшалившиеся нервы сыграли свою роль. Лариса и сама не заметила, как распустила язык.
— Что, такая крутая? — усмехнулся Прохоров.
— Покруче многих мужчин. Умеет заставить других делать то, что нужно.
— Уговаривает, и все сразу соглашаются? — продолжал ехидничать дознаватель.
— У нее свои методы убеждения.
— И как она уговаривает? С пистолетом в руках?
— Алла никогда не имела дела с оружием.
— А вы?
Следователь задал вопрос столь небрежным тоном, что вначале Лариса не почувствовала подвоха. Казалось бы, беседовали о том, о сем, и вдруг неожиданный вопрос. А сам смотрит невинно, будто спросил из любопытства. Она помедлила. Теперь до нее дошло, что Прохоров играет с ней, как кошка с мышкой, притворяется этаким простачком, но это лишь отвлекающий маневр.
Лариса посмотрела ему в глаза и твердо ответила:
— В руках не держала.
“Интересно, заметил ли он мою заминку? Или лишь сделал вид, что поверил? — мелькнуло в голове. — Ну и дура же я! Все перед ним вывалила”.
Так, сейчас следователь опять начнет обходные маневры. И точно.
— Может быть, ваша подруга согласится пойти к нам консультантом? Нам человек с таким нюхом ой как нужен! Допустим, убийца не сознается. И тут появляется она, вперивает в него проницательный взгляд и говорит: “Врешь! Ты украл и старушку пришил!” Уличенный преступник сразу сознается.
— Какую старушку? — опешила Лара.
— Ну, это я так, к примеру... Пусть не старушку убили, а молодого заместителя, а?
“Опять он меня провоцирует, а я прокололась, — подумала она. — Господи, хоть бы перевести дух... Сил нет, тошнит от его противной рожи...”
Но собеседник, не дав ей опомниться, напористо спросил:
— А могла ваша подруга убить вашего дружка?
— Какого моего дружка? — растерялась Лариса.
— Разве я сказал “дружка”? — ненатурально спохватился Прохоров, буравя ее взглядом. — Простите, с языка сорвалось. Специфика работы, знаете ли. Жаргон и все такое. Отвык с приличными людьми разговаривать. Все больше с преступниками, с убийцами приходится общаться.
“К чему он клонит? — встревожилась она. — Что-то я совсем распустилась... Видимо, этот змей намеренно выдерживал меня в коридоре. Я разозлилась и потеряла контроль над собой. Надо взять себя в руки”.
— Алла не способна на преступление, — после паузы ответила Лара.
— А если бы Сохов обидел ее по женской части?
— Я вас не понимаю...
— Допустим, Константин не уделял ей внимания, на которое она рассчитывала...
— Ну и что? Разве за это убивают?
— А оскорбленное самолюбие женщины?.. Тем более вы сами говорили, что ваша подруга — крутая особа, скорая на расправу.
— Она же не сама расправляется с провинившимися!
— А может быть, и сейчас не сама... — многозначительно произнес следователь.
Лариса уставилась на него, не сразу осознав сказанное. Потом до нее дошло. Сглотнув ком в горле, она спросила изменившимся голосом:
— Вы намекаете, что Алла наняла киллера?
— А почему бы и нет? Может быть, и сама белую ручку приложила.
— Да зачем ей это нужно?
— Вот мы и пытаемся выяснить — зачем ей это было нужно.
Лара молчала, пытаясь постигнуть логику следователя. Возможно, он просто провоцирует ее, надеясь, что она хотя бы эмоциональной реакцией даст понять, что между подругами есть повод для раздора. Видно, он привык, что в этом кабинете женская солидарность проявляется своеобразно, — если не ушат помоев, то хотя бы язвительные намеки. Ошарашил ее намеренно — вдруг она вывалит перед ним всю Алкину постельную жизнь. Что ж, придется его разочаровать. Пикантных подробностей из жизни подруги Прохоров не услышит.
— Вы что, всерьез думаете, будто Алла убила Костю? — Ее голос был уже спокоен, даже с оттенком насмешливой снисходительности.
— Пока не знаю... Алла Дмитриевна говорит, что провела тот вечер дома, однако подтвердить это некому.
— Ну и что? Даже если Аллы не было дома, это ничего не значит.
— Может быть, и значит... Кстати, а где она могла быть?
— Не знаю.
— Но вы же близкие подруги. Разве Алла Дмитриевна не поверяет вам свои секреты?
— Обычно мы все друг другу рассказываем...
— Следовательно, сейчас сложилась необычная ситуация и вам есть что скрывать друг от друга? — Следователь снова попытался ее подловить.
— Нет, вы неправильно истолковали мои слова. Просто мы с Аллой и поговорить-то толком не успели.
— Однако люди, а тем более женщины, подруги, обычно обсуждают происшедшее, делятся предположениями. Вы с Аллой Дмитриевной строили догадки, почему убили Сохова, кто его убил?
— Нет.
— Но не посудачить о таком событии — нетипично для двух женщин, не так ли?
— Смотря для каких женщин. У нас нет времени для сплетен.
— А что, для вас и Аллы Дмитриевны убийство — ординарное событие?
“Опять он пытается меня подловить!” — подумала Лариса и оставила дурацкий вопрос без ответа.
— Или же вы обе знали, кто убил, а? — продолжал давить Прохоров.
Глубоко вдохнув, Лара задержала дыхание. Спокойствие, только спокойствие. У следователя нет никаких фактов. Все его слова — типичные ловушки, и надо постараться не обращать на них внимания. Но это так непросто — она же живой человек с естественными эмоциональными реакциями. Какое-то время может сохранять спокойствие, но потом этот хитрец сбивает ее с толку ничего не значащими вопросами, и она снова теряется.
Видно, дознаватель решил дать ей короткую передышку и сделал вид, что не заметил, как Лара взволнована.
— Алла Дмитриевна произвела на меня впечатление человека эмоционального, импульсивного. Такую женщину легко вывести из себя. А уж если задето самолюбие, — тем более.
— А при чем здесь ее самолюбие?
— Ну, например, друг сердечный положил глаз на лучшую подругу...
— Что вы имеете в виду?
— Именно то, о чем вы подумали, Лариса Николаевна, — многозначительно посмотрел следователь поверх очков.
— Я вас не понимаю... — растерянно пробормотала она.
— Понимаете, понимаете, — елейным тоном произнес он и, не давая ей возможности возразить, напористо спросил: — А в каких отношениях вы были с Соховым?
— Да ни в каких. — Лара постаралась ответить как можно беспечнее. — Я генеральный директор, а Костя мой заместитель. Вот и все отношения.
— Он не пытался за вами ухаживать, как-то проявлять свою симпатию?
— Нет. — Лариса облегченно вздохнула, но тут же одернула себя: “Ну что ты вздыхаешь, как беременная корова! Для него каждая твоя эмоция — почти улика, а твое лицо — как открытая книга”.
Прохоров внимательно смотрел на нее, но Лара не разглядела в его глазах ни сомнения, ни подвоха. Ей было невдомек, что паук плетет свою невидимую паутину. Следователь опять начал задавать вопросы о деятельности ее фирмы и взаимоотношениях с сотрудниками, она вяло отвечала. Лариса устала, голова стала тяжелой, хотелось пить, курить, но почему-то она не смела попроситься даже в туалет.
