В одиннадцать утра Лагутина уже была на ногах, как ни в чем не бывало, бодрая и выспавшаяся, ее лучезарная улыбка вселила в меня оптимизм. Она быстро привела себя в дамской комнате в порядок, и через десять минут мы летели на моем, уже к тому времени, «Форде» по делам, а дел у Лагутиной было предостаточно.
Сначала заехали в Министерство образования — Лагутина лично попросила министра о выделении субсидии на приобретение учебников и книг для детских домов области. Анна Петровна ему что-то эмоционально доказывала, объясняла, а министр — что еще мог делать министр — обещал помочь.
— Вот видишь, Женя, — сказала мне Лагутина после того, как мы вышли из кабинета министра образования по Тарасовской губернии, — никто не хочет заниматься своими прямыми обязанностями. Начальник — мудак, он и в Африке мудак, — выругалась она, не обращая внимания на ожидающих приема посетителей и на секретаршу.
— А что это вы так на меня смотрите, милочка, — обратилась она к шокированной секретарше, — так и передайте своему шефу. А вы, господа, зря рассчитываете получить здесь помощь и поддержку.
После беседы с министром мы заскочили на стройку. Под патронажем фонда Лагутиной возводился еще один корпус родильного дома номер восемь. Деньги были потрачены не зря — новое отделение должно соответствовать мировым стандартам.
Понаблюдав за Лагутиной, как она, осторожно надев на голову каску, чтобы не испортить прическу, носится по объекту и раздает приказания бригадирам и рабочим, проверяет смету и, если ей что-то не нравится, чуть ли не матерится на бедных работяг, я подумала, что она могла бы спокойно руководить не только строительством, но и всей страной в целом. Где мы только не побывали за этот сумасшедший день: в доме престарелых, где я, увидев, с каким уважением и с какой любовью относятся к ней старики и старушки, стала подозревать, что Лагутина создавала свой фонд не только ради личной наживы; затем был визит в местную организацию глухонемых и многое, многое другое.
Около двадцати двух часов мы возвратились снова в офис, обе полностью выжатые, словно лимон. Торговый центр, принадлежавший Лагутиной и в котором располагалась ее штаб-квартира, был открыт для посещения круглосуточно. Лагутина сначала потащила меня в ее самый любимый павильон кожаных изделий, но я тут же укротила ее пыл и страстный порыв, предупредив об опасности таких беспечных прогулок.
Мы и так уже столько раз засветились на людях, знакомых и незнакомых, предательский удар можно ожидать от кого угодно. Надо будет поработать над графиком встреч и посещений Лагутиной, если уж меня сделали ответственной за безопасность. Я им покажу, что такое контроль и наблюдение со стороны телохранителя. Некоторым людям легче смириться с постоянным ощущением грозящей опасности, чем выдерживать постоянное сопровождение охраны.
Пока мы с Анной Петровной поднимались наверх, в ее офис, она не переставала делать вид, что очень возмущена моей несговорчивостью и упрямством, она не понимала, что все это делается для ее же блага. Даже в кабинете, атмосфера которого действовала успокаивающе и расслабляюще, Лагутина продолжала меня отчитывать:
— Женя, я не понимаю причину твоего упрямства. Я ведь всего лишь на минутку хотела заглянуть в отдел кожаных изделий.
— Зачем вам вдруг понадобилось так срочно в этот чертов отдел кожаных изделий? — поинтересовалась я, теряя терпение.
— Присмотрела там прекрасную дубленку и хотела сделать тебе подарок на Новый год, — ошарашила Лагутина, усадив меня в кресло, и сама села напротив в точно такое же.
— До нового года еще целых два месяца, — ответила я, — и к тому же подарков уже достаточно. Вы и так, Анна Петровна, много для меня сделали, теперь моя очередь преподносить вам презенты.
Лагутина всплеснула руками, ее переполняло возмущение:
— Как ты можешь такое говорить, Женя, как у тебя язык поворачивается. Ведь ты — мой ангел-хранитель.
Наш спор, кто кому больше должен — я Лагутиной или она мне, — мог бы продолжаться долго, если бы я наконец, поняв всю его бессмысленность, не сдалась первой. Поболтав не, сколько минут на отвлеченные темы, я решилась задать Лагутиной вопрос, который меня тревожил целый день, целые сутки, точнее будет сказать — со вчерашнего вечера:
— Анна Петровна, если вам нетрудно, ответьте мне, пожалуйста, — это вплотную касается вашего сегодняшнего положения — кому вы больше всего доверяете из своего ближайшего окружения, а кому не доверяете?
Она, ни на секунду не задумываясь, ответила, откинув мешавшую ей прядь волос со лба:
— Я доверяю своему любовнику Мише Зацепину, — Лагутина пристально уставилась на меня. — Ты удивлена? — недоумевающе произнесла она. — А я думала, что ты уже догадалась о нашем романе.
Честно признаться, у меня были подозрения насчет того, что здесь не обошлось без служебного романа, но на эту тему я хотела поговорить с Анной Петровной немного позже. Но это ее заявление заставило меня сказать:
— Я, конечно же, догадалась, ну о чем вы говорите Анна Петровна. Просто мне было как-то неловко беспокоить вас такими бестактными вопросами. — «Ну, кажется, выкрутилась», — подумала я.
Она продолжила:
— Что же касается второй части твоего вопроса, Женя, — Лагутина ненадолго замолчала, нервно вцепившись ногтями в подлокотники кресла, словно кошка, вонзившая острые когти в своего обидчика, — больше всего я не доверяю своему управляющему Зацепину.
Противоречие, сплошное противоречие — эта бывшая звезда эстрады и нынешняя звезда делового мира. Для меня, как для хорошего психолога, было нетрудно догадаться о причинах столь неординарного ответа Лагутиной: во главе всего стояла, разумеется, банальная ревность.
По-видимому, Анна Петровна узнала, что Зацепин ей изменяет. Не знаю, насколько мои предположения верны, убедиться в их справедливости мне пока не удалось, потому что на все мои дальнейшие расспросы она отказалась отвечать, сославшись на сильную головную боль. Удалось только выяснить, где сейчас находится Зацепин, управляющий благотворительного фонда «Воскресение» — именно так назывался созданный Лагутиной фонд поддержки малообеспеченных слоев населения нашего города, — он улетел в Москву утренним рейсом по делам фонда — по каким, не уточнил.
Затем я начала объяснять своей подопечной простые истины: нельзя надолго задерживаться в офисе, я не смогу здесь долго держать оборону, если наши противники захотят устроить тут разборку; что стоит подыскать место понадежнее, о котором будем знать только я и хозяйка этого роскошного супермаркета Лагутина Анна Петровна. На мое счастье, подшефная долго не упорствовала и не настаивала на том, чтобы поуютнее устроиться на ночлег в кабинете. Она перебрала в памяти все подходящие варианты и остановилась, по ее мнению, на самом оптимальном:
— Я купила недавно квартиру в районе Солнечного поселка, улица Петровская, дом сорок восемь. Что самое замечательное — об этой покупке не знает никто, даже Мишка, — сообщила Лагутина, очень довольная собой, своей сообразительностью и остротой ума. — Раньше там был сплошной пустырь, но теперь его застроили дорогими домами, благоустроили и превратили в довольно тихое местечко, где можно на время совершенно спокойно укрыться от посторонних глаз.
— Вы уверены, что это надежный вариант? — засомневалась я.
— Вполне, — как никогда уверенно произнесла Анна Петровна.
— Решено, выезжаем немедленно, — тоном, не, терпящим возражений, приказала я Лагутиной.
По дороге Анна Петровна старалась, как могла, вызвать меня на откровенный диалог, расспрашивая обо мне, но чаще упоминала отца, — видимо, и правда была к нему неравнодушна — справлялась, как его здоровье, как идут дела, как продвигается по служебной лестнице, нет ли каких-нибудь проблем и преград на пути, и так далее и тому подобное. Но сейчас пришло время мне закапризничать и оставить все вопросы Анны Петровны без внимания. Я лишь сказала, что не видела и не общалась с отцом вот уже несколько лет, если сказать честно, то практически потеряла с ним связь, но кто в этом виноват — он или я — сказать было трудно.
Еще одна бессонная ночь прошла, к моей великой радости, спокойно. Лагутина любезно довела до моего сведения, что предстоит встреча с мэром города Тарасова и выглядеть мне нужно будет соответственно случаю, то есть совершенно бодрой и готовой ко всем нештатным ситуациям, только как это сделать, по-моему, ее не очень-то и заботило. Не потому, что ей было все равно, а потому, что эгоизм Анны Петровны был не приобретенным качеством — скорее всего просто врожденным. Я отдернула портьеру и оглядела двор с еще большим вниманием, чем сделала это вчера вечером. Ничего особенного по нынешним временам: дом как дом, двор как двор. Замкнутый кирпичный прямоугольник с арками с двух сторон. Посреди двора возвышался полутораметровый бетонный бордюр, вдоль которого выстроился ряд автомобилей с той и с другой стороны. Так как подземный гараж еще не был достроен до конца, автомашинам приходилось ютиться под открытым небом.
