Он разламывает бутерброд и протягивает половину легионеру.
Перед ним стакан и полбутылки вина. Он перегибается через стойку и достает еще один стакан — для Проппа.
Легионер жадно уминает бутерброд.
— Что собираешься делать? — спрашивает он.
— Разыщу Изабеллу.
Пропп в знак неодобрения качает головой. Оба смотрят сквозь витрину кафе на проезжающую мимо с воем сирены полицейскую машину.
— Через час вокзалы и аэропорты будут перекрыты. Айда со мной, док.
Не получив ответа, легионер запускает руку во внутренний карман пиджака, достает оттуда пачку купюр и, не считая, делит ее пополам.
— Нынче я при деньгах, продал одну куколку!.. Если тебе что-нибудь понадобится, приходи в больницу Валь-де-Грас, на восемнадцатый пост. Меня там уважают.
Он сует половину пачки Баррану в наружный карман пальто. Медик долго смотрит на него и наконец принимает решение.
— Слушай. Ты садишься на самолет в Марсель, я тоже. Встречаемся в пивнушке напротив лагеря Святой Марты.
Пропп согласно кивает, запихивая оставшиеся деньги назад в карман.
— И запомни, — продолжает Барран, — ты никогда не бывал в этом подземелье, и меня ты не знаешь.
— За меня не переживай, док.
— Да я не только за тебя. Если они узнают, что мы были вдвоем, схлопочем лет по десять.. Ты умеешь держать слово?
— Нет.
— Тогда дай мне его.
Пропп прикрывает глаза в знак того, что дает слово. Потом, взяв со стойки свои стакан, он придвигает его к стакану Баррана — чокнуться.
Какое-то время они молча смотрят друг на друга. Наконец на лице легионера появляется улыбка. Серьезная, приветливая. И он говорит:
— Прощай, друг.
Часом позже все в то же солнечное утро.
Барран с черным чемоданом в руке входит в просторный аэровокзал Орли. Первое, что он замечает, окинув взглядом суетливую толпу прилетевших и улетающих на другой край света, что Пропп уже тут.
Легионер стоит у автомата для продажи сигарет. Забирая свою пачку, он наблюдает за Барраном в зеркало автомата.
Легионер тотчас замечает в зеркале, что несколько человек в штатском медленно стекаются к его напарнику, стягивая вокруг него кольцо. Он быстро оборачивается. Полицейские в форме занимают места у выходов из аэровокзала.
Легионер не колеблется ни секунды. Он с размаху всаживает кулак в зеркало автомата и орет что-то, чтобы привлечь к себе внимание.
Реакция Баррана мгновенна. Не оборачиваясь, чтобы поглядеть, что творится сзади, он перемахивает через стойку «Эр Энтер», приземляется у ног двух всполошившихся стюардесс и стрелой мчится через багажное отделение.
Пропп тем временем бежит через весь зал, по пути хватает в охапку какую-то стюардессу и швыряет ее в полицейских, преграждающих ему дорогу. Насмерть перепуганная девушка истерично визжит, будоража весь аэровокзал. Повсюду раздаются пронзительные свистки.
Мчась по таможенному залу, Барран перепрыгивает через движущуюся ленту с зарегистрированным багажом. Там он оставляет среди прочих чемоданов свой.
Полицейские в штатском, потерявшие драгоценные секунды из-за устроенного Проппом переполоха, преследуют медика. Тот уже достигает открытой к солнечному свету двери, когда двое служащих аэропорта пытаются его задержать. Он пробивает себе между ними дорогу ударами кулаков — по одному левым, по другому правым — и выскакивает наружу.
В тот же момент Пропп левым и правым кулаками разделывается с двумя другими служащими, попытавшимися остановить его бегство в противоположном конце аэровокзала.
Легионер несется во весь дух, петляя, как слаломист, между машинами на стоянке. И тут он натыкается на громадный кулачище, с треском обрушившийся ему промеж глаз.
Все вдруг становится зыбким перед глазами Проппа, рухнувшего оземь. В этом нереальном, совершенно беззвучном мире к нему склоняется здоровенный черноволосый детина в плаще, и постепенно восстанавливающийся слух доносит до него скрипучий, не сулящий ничего хорошего, голос:
— Старший инспектор Мелутис… Антуан-Пьер-Эмиль. Брось свою бритву!
И когда Пропп, оглушенный, но не покоренный, встает на колени, он видит, как навстречу ему снова летит громадный кулак. На этот раз — непроглядная тьма.
На другом конце стоянки Барран, оторвавшись от преследователей, в последнем, отчаянном броске плюхается на заднее сиденье крытого брезентом джипа.
Водитель, уже собравшийся было отъезжать, с недоуменным видом оборачивается.
— Трогай, сволочь! — задыхаясь, кричит Барран.
Повторять дважды ему не приходится. Через заднее стекло уносящегося джипа Барран видит, как от него удаляется удручающая картина: Франц Пропп, распростертый на асфальте стоянки посреди обступивших его полицейских.
Ротационные машины крупной газеты.
В печатающемся номере, экземпляры которого, еще влажные, с удивительной быстротой укладываются в стопки, по всей ширине первой полосы жирный заголовок: «Кровавое ограбление на Рождество».
Ниже подзаголовков помещена большая фотография Баррана, сделанная в Алжире.
Фотографии, множась, накладываются одна на другую по мере того как в ритмичном, неотвратимом дыхании машин один на другой летят все новые и новые экземпляры.
По улице, вдоль ряда высоких новых зданий, едет полицейский автомобиль с двумя агентами. Сидящий рядом с водителем безликим голосом бубнит в микрофон рации.
— …Повторяю, Дино Барран… Возраст 32 года. Рост метр восемьдесят. Глаза голубые. Волосы темно каштановые. Вооружен. Стрелять после первого предупреждения. Повторяю, стрелять после первого предупреждения… Конец связи.
На электрическом табло на крыше вокзала Сен-Лазар бегут слова — «…213 миллионов исчезло… кобура револьвера, из которого был убит охранник, найдена у Баррана…»
Внизу, на другой стороне площади, посреди полуденной толпы на тротуаре сгрудились любопытные, чтобы почитать новости. На всех обращенных вверх внимательных лицах этой плотной группы — солнцезащитные очки, как в разгар лета.
Только у одного глаза не спрятаны за темными стеклами, это Дино Барран.
Он поражен прочитанным. Он устал, грязен, небрит. Он чувствует себя изгоем, чужим остальному миру. Но самое сильное сейчас в нем чувство — это бешеная ярость.
Позже, в кабине телефона-автомата.
Барран набирает номер. Теперь на нем черные очки, как на всех.
Гудок, женский голос в трубке:
— СИНТЕКО. Я слушаю вас.
— Я хотел бы поговорить с Изабеллой Моро из фотографической службы.
— Минуточку, прошу вас.
Через стекла кабины Барран глядит на быстро текущую вверх и вниз по этой улице квартала Сен-Лазар равнодушную толпу.
— Как вы сказали: Изабелла Моро?
— Да.
— Сожалею. Такого имени нет в списке служащих.
— Простите?
— Я говорю, у нас нет такой служащей.
И трубку тотчас кладут В ухо медику бьет только упрямый, надоедливый сигнал отбоя. Удивляется Барран недолго. Две-три секунды спустя ему становится совершенно очевидным, что Изабелла лгала от начала и до конца, настолько очевидным, что он издает нечто наподобие смешка.
Какое-то время он размышляет, глядя на толпу за стеклянной дверью кабины. Ни дать ни взять муравьи, торопливо снующие взад и вперед, — у каждого темные очки на носу и свои мыслишки в голове.
Барран открывает телефонный справочник. Его палец спускается по колонке фамилий и останавливается на фамилии Аустерлиц.
— Мужская ладонь, широкая и грубая, с размаху лупит по столу. Слышен голос, злой и насмешливый:
— Один!.. Один! Все одни!.. Я тоже один!..
Старший инспектор Мелутис стоит за своим столом в светлом, ультрасовременном и безликом кабинете. Огромное окно за его спиной обрамляет
— правда, под несколько иным углом зрения — тот же квартал, что и окно квартиры Баррана: новые строения квартала «Дефанс» до самого Нейи.
Антуан Мелутис, несмотря на свой хорошо сшитый костюм, не совсем вписывается в обстановку. Это человек лет тридцати пяти — сорока с внешностью грузчика и довольно примитивным умом. Происхождения он самого скромного. Учиться ему не довелось. И, несмотря на все его способности к ремеслу полицейского, он так и останется мелкой сошкой, рабочей скотинкой. У него нет ни жены, ни друзей. Он зол на весь свет. Он чаще кричит, чем говорит:
— Ну так вот!.. В этом подземелье вы были вдвоем! — кричит Мелутис.
— Я провожу уик-энды за городом, а не в подземельях, — отвечает Пропп.
Старший инспектор в ярости обходит стол. Легионер сидит или скорее полулежит на стуле с сигаретой в зубах, без наручников, сонный, полумертвый от усталости, но вид у него совершенно беззаботный. Двое полицейских в штатском, помощники Мелутиса, стоят в кабинете. Мелутис начинает разгибать пальцы:
— В Алжире вы были вместе! Репортированы вместе! В лагере Святой Марты вместе! И ты его не знаешь?
— Совпадения, — невозмутимо отвечает Пропп.
