Мама колебалась, это было видно по ее нахмуренному лицу.
- Вообще-то это выглядит так, будто вы сначала запрещаете нам гулять, а потом милостиво разрешаете, - как бы раздумывая, проговорила она. - А мы не гуляли лишь потому, что муж уехал на время в Москву. Но ладно, Григорий Григорьевич, даже странно вести такие продолжительные разговоры на эту тему, так ведь? Спасибо за приглашение, идите гуляйте. Возьмите и Ладошку знаете, мои дети любят гулять вместе.
- И Нюка! - подсказал Ладошка. - Я его в клетке понесу.
- Пойдем всем-всем дружным коллективом! - заулыбался Клюв. - А вы, Александра Александровна?
- Это уже будет целая толпа. - Мама покачала головой. - Да и работы много. Мы ведь ездили по дальним деревням, видели несколько настоящих старинных праздников... Теперь мне надо зафиксировать впечатления.
Зрелище было что надо! По узкой тропинке вдоль изгороди - заросли травы позволяли идти только друг за другом - двигалась странная процессия. Григорий Григорьевич с мольбертом, Соня с мольбертиком, Ладошка с клеткой на плече, а чуть впереди этой колонны двигался Макар - конечно же, с неизменной рогулькой, словно проверяя безопасность тропинки.
На всякий случай он захватил с собой и оружие - баллончик и петарды. Ну, и ножик: Макар собирался вырезать из лозы еще одну рогульку. Почему-то казалось, что свежевырезанная - более чувствительная. Во всяком случае, хотелось иметь хотя бы две, чтобы сравнивать их в работе.
- Помните, здесь стог сена сгорел? - спросил Григорий Григорьевич, когда они вышли на луг.
Еще бы! Макар это хорошо запомнил.
- Есть у меня один подозреваемый на примете, - сказал художник. Хулиганистый мальчишка.
- Я тоже был подозреваемый, - проворчал Макар. - Это еще доказать надо.
- А он признается, - сказал Григорий Григорьевич. - Я у него вежливо спрошу, и он все расскажет.
- А зачем вам это надо? - спросила Соня. - Вы что, следователь?
- Почему следователь? - улыбнулся художник. - Просто считаю, что всегда должна торжествовать справедливость. Иначе жизнь теряет смысл. Если кто-то совершил пакость, а люди думают при этом на невинного человека, какая же в этом справедливость? Нет, ребята, даже не отговаривайте меня, я обязательно попрошу его признаться.
Макар покосился на Клюева. Странно было слышать от него такие слова. Но почему? Потому что он сразу записал Григория Григорьевича в преступники? Ну, конечно, не в преступники, но, во всяком случае, отрицательным персонажем он показался Макару сразу. Значит, не всегда верно первое впечатление?
- Кстати, вот эта часовня, - улыбнулся Клюев, - меня жутко пугала целый месяц. Места себе не мог найти от беспокойства. И страшно было, и хотелось ее тайну раскрыть. Долго-долго она меня мучила, пока не...
- Раскрыли?! - воскликнул Макар. - И в чем эта тайна? Что это за звуки?
- О, да вы уже довольно много знаете, - засмеялся Григорий Григорьевич. - И тоже испуганы этими звуками? Страшновато, что и говорить! Но просто так рассказать... как-то неинтересно. Вот давайте как-нибудь совершим вечернюю экскурсию, тогда и узнаете этот секрет. Идет?
Слово "идет!", произнесенное сразу в три голоса, было ответом. Даже Нюк при этом вопле зажмурился.
"Все-таки он нормальный дяденька, - уже веселее подумал Макар. - Даже жалко его Клювом обзывать. Хотя - мы же не в глаза ему так говорим..."
- Григорий Григорьевич, - спросил он, - а что эти мальчишки разыскивают в усадьбе? Что-то конкретное или просто так, на всякий случай, поиски ведут?
- Ты про местных, да? - Художник даже поморщился. - Хулиганы они, вот кто. Ищут что-то, а что, сами не знают! Стены долбят, перелопачивают землю... Дураки - разрушают и без того уже разрушенную красоту. Кстати, этот поджигатель - один из них, из той компашки. Ох и поговорю я с ними, если увижу!
На лице Григория Григорьевича выразилось отвращение к тем, кто ни за что ни про что разрушает старинную красоту.
- Оии и меня не пускали в усадьбу, - сказал Макар.
- Ничего, пустят, - заверил художник. - Вы теперь не одни. Да и мне с вами веселей. Легче будет с ними разговаривать. Вместе мы - сила!
Ладошка, услышав эти слова, передал клетку с хонориком Макару, а сам выломал ветку из ближайшего куста и помчался с ней, как с саблей, срубая на пути высокие стебли крапивы. Художник добродушно рассмеялся ему вслед.
"И смех у него добрый, - подумал Макар. - Где-то я читал, что только добрые люди радуются, когда смотрят на детей... И с чего я взял, что он отрицательный? Что говорит как-то чересчур торжественно? Так он же художник, они же все какие-то... необычные".
- Кстати, здесь недалеко есть чудный мостик через речку, - сказал художник. - Я уже много раз запечатлел его на своих картинах и все никак не успокоюсь. Потрясающий вид! Давайте зайдем посмотреть.
Тропинка раздвоилась как по заказу, и правая повела ребят по незнакомым еще местам. Излучины неширокой речки плавными изгибами повторяли друг друга, берега были сплошь покрыты такими разнообразными цветами, будто кто-то специально собирал их вместе, стараясь не повторить ни одного. Так мама собирала полевые цветы - получались пестрые огромные букеты, которые отливали издалека одним цветом; Макар про себя называл его "летним".
Мостик был поднят метра на два над водой, потому что уравнивал верхние кромки берегов. Он был похож на горный канатный мост - его длинные жердочки покачивались при каждом шаге. Перильца были скорее символическими: по их тонкости на глаз можно было определить, что опираться на них основательно не стоит.
- Э-э, нет-нет-нет, - сказал художник, когда ребята смело шагнули на жердочки. - Так нельзя, а то можно мостик провалить. Видите, какой он воздушный? Давайте по одному, чтобы между нами была дистанция.
- Ладошка, ты лучше не ходи! - сразу сказала Соня.
- Я с краешка, последний, - попросился Ладошка.
Через минуту вся четверка, не считая хонорика, как праздничная гирлянда на тонкой ниточке, возвышалась над водой. Макар стоял посередине, и ощущение полета не покидало его. Вода проплывала внизу, мостик покачивался, легкие перильца подрагивали в руках, ветер освежал лицо - чем не полет? К тому же и голова начинала кружиться.
- Ладошка! - скомандовал он. - Сходи на берег. И мы за тобой, по очереди.
Конечно, по очереди. По-другому и не получилось бы.
- А! Вот и ты, дорогой! - одновременно и радостно, и строго воскликнул Григорий Григорьевич.
Макар оглянулся. На противоположном берегу стоял Ромео.
- Мне пройти надо, - буркнул он. - Что вы, на экскурсии?
- Пройдешь, пройдешь, - успокоил его художник. - Через минуту и пройдешь. Ну, что решил? Подумал над моим предложением? Ведь пойми, дорогой мой Ромка, что признаться в содеянном хоть и трудно, но приятно. Хотя это слово не очень-то подходит... Кстати, ты помнишь, что я тебе обещал за признание?
Ромка молча хмыкнул.
- Я напишу твой портрет, - продолжал художник. - И у тебя будет память на всю жизнь о твоем благородном поступке. Тьфу ты, опять неточное слово! Разве признание - благородный поступок? Это просто... правильный поступок!
"Ничего себе! - подумал Макар. - Да он к тому же еще и воспитанием занимается. Воспитанием этого самого "воспитанного" Ромео! А я думал, он его за шкирку - и готово признание".
- Мне пройти надо, - повторил Ромка. - Ладно, разминемся как-нибудь!
И он ступил на мостик. Соня стояла к нему ближе всех.
- Ой! - Она вцепилась в перильца. - Здесь узко.
- Не ходи! - крикнул Макар. - Мы сейчас сойдем, и ты переправишься! Поворачивай назад!
Но Ромка его не слушал. Он шел прямо на Соню, приговаривая:
- Разминемся! Обязательно разминемся!
Он приблизился к Соне и что-то шепнул ей.
- Проходи, проходи, - смущаясь и краснея, сказала она.
Чтобы разминуться с Соней, Ромка перехватил перила мостика так, что получилось, будто он обнял ее: одна рука была по одну сторону, другая - по другую.
- А ну, двигай! - крикнул Макар. - Или я тебя сейчас в воду столкну!
- Ай-ай-ай, какие мы грозные! - покривлялся Ромео, но все же оторвал руки от перил. - Боюсь до смерти. Перейти-то мне надо?
И вдруг мостик почему-то качнулся, будто его кто-то резко толкнул. Ромео потерял равновесие, взмахнул несколько раз руками, машинально ухватился за Соню и... они оба полетели в воду!
Брызги долетели до Макара, и в голове его сверкнула только одна мысль: Соня не умеет плавать! Даже не успев ее додумать до конца - какие могут быть мысли в такие мгновения! - Макар уже летел по воздуху, собирая на лету брызги от Сониного падения.
Хорошо или плохо, что речка оказалась здесь глубокой? Хорошо - для того чтобы не удариться о дно или о какую-нибудь корягу, но плохо - потому что любая глубина была Соне опасна. А вдруг она сразу уйдет на дно? Макар вынырнул, чтобы осмотреться, и услышал, как совсем рядом с ним словно взорвалась в воде бомба - так ему показалось. Это упал в воду Григорий Григорьевич.
Соня барахталась, но, как ни странно, лицо ее было совершенно не испуганным, а сосредоточенным.
