– Думаешь, это как-то связано с нашими заморочками? – скептически поинтересовался Станислав. – С письмом? Достаточно произвольное допущение, тебе не кажется?
– Есть такое дело, – тут же согласился Гуров. – Произвольное. Ни на чем, кроме чутья и интуиции, не основанное. Но мы с тобой сыскари, а не ученые. Это у них бритва Оккама работает: не множь лишних сущностей, объясняй все наиболее экономно, самыми простыми причинами. То есть в данном случае вульгарным вооруженным грабежом.
– Или пьяной разборкой, – заметил Крячко. – Не поладил с попутчиком, началась драка…
– Нет! – возразил Лев. – Не похоже. Карманы-то у Кайлинского были вычищены до нуля. Ни денег, ни документов. При пьяных драках содержимое карманов обычно игнорируют. Хотя да, обрати внимание: содержимое алкоголя в крови Кайлинского весьма приличное! Может, и была там пьяная драка. Только вот какова ее истинная причина? Но мне не дает покоя другое – профессия убитого: он имел отношение к краеведческому музею, заведовал архивом. Доходит моя мысль? Вижу, что доходит… Словом, стоит кому-то из нас слетать туда, попытаться разобраться на месте. Поискать те самые корешки. Поговорить с вдовой. Поинтересоваться в музее: с чего бы их сотрудник так неожиданно уволился? Посмотреть, что творилось вокруг Кайлинского в последнее время, с кем он контачил.
– И лететь, конечно, придется мне?
– Ага. Я попытаюсь выйти на знакомых Арзамасцева. Старый принцип, эмпирическое правило: если не можешь сразу выйти на преступника, изучи получше жертву. Ее психологию. Ее окружение. Ее связи и контакты.
Станислав несколько неодобрительно покачал головой, он не слишком одобрял увлечение Гурова психологическими изысками, хоть вынужден был признать, что такой подход зачастую приводил к успеху. Ладно, этим действительно лучше заняться Льву.
– Мой визит в Кислогорск может оказаться пустой тратой времени, – безнадежно сказал Крячко. – Если твои предположения – пустышка…
– Много времени ты не потратишь! – живо возразил Лев. – Все в первые сутки выяснится. Если там нет никакой ниточки из нашего клубочка, то и леший с ним, тут же возвращаешься, нам в чужом огороде копаться нет никакого резона. А вот если есть… Тамошние менты в этом направлении не рыли! Вдруг обнаружится еще что-то, связанное с Кайлинским? Да и проветришься за казенный счет, на вершины Кавказа полюбуешься. Приходилось в тех краях бывать?
…Самолет тряхнуло на бетонной дорожке взлетно-посадочной полосы. Крячко с облегчением перевел дух, улыбнулся своим мыслям. Прав оказался Гуров, обнаружилось.
Лев встретил «друга и соратника» у выхода из аэровокзала:
– Стас, здравствуй! Давненько не виделись! Поехали в управление, по дороге расскажешь, что нарыл. Нарыл ведь? По глазам вижу.
– Давненько, сутки с хвостиком, – рассмеялся Крячко, с наслаждением вдыхая морозный московский воздух. Погода, которая в Кислогорске считается зимней, за сутки вымотала Станиславу все нервы. Слякоть, туманная морось и сырость, повезло еще, что рейс не задержали. Нет, настоящей зимы в южной России не бывает. – Ты на служебной?
– Нет, вон мой «Пежо» стоит. Так что буду у тебя персональным шофером. Домчу в лучшем виде, с ветерком.
– Тогда по дороге ничего рассказывать не стану. Сыщик ты хороший, а вот водитель весьма посредственный. Домчишь, пожалуй. До приемного покоя Склифа. Наедешь на столб, меня заслушавшись. Нарыл, нарыл, не беспокойся. Но результаты раскопок лучше в кабинете обсудить. И сразу же подключать Петра, потому что одного типа неплохо бы объявить во всероссийский розыск. Кроме того, я голоден, как стая бродячих псов. Ты меня сперва накорми, напои, а потом отчета требуй. Бери пример с Бабы-яги. Умная старушка была и психолог хороший. Не тебе, бурбону, чета.
– Может, тебя еще и в баньке попарить, а потом спать уложить, Иван-царевич ты наш? – не без ехидства поинтересовался Гуров. – Ладно, меня Маша сегодня жареной курицей снабдила. Приготовлена по какому-то особому польскому рецепту. Поделюсь. Курицей, рецептом пусть с тобой Маша делится, ты же гурман известный. Своими результатами тоже поделюсь, я эти сутки не бездельничал. Но сначала мы с генералом тебя выслушаем.
– О! Сначала я все же поем. Люблю Машину стряпню. Твоя жена – лучший кулинар-любитель в Москве. После меня, конечно, – рассмеялся Станислав. – Курица – это то, что доктор прописал. Тем более если рецепт польский, я сам из великолитовской шляхты происхожу. Небось Маша, когда курицу жарила, полонез Огинского напевала.
– Уж не похоронный марш Шопена, это точно, – рассмеялся Гуров. – Жизнеутверждающая мелодия…
Машей они называли Марию Строеву, жену Льва Гурова, известную столичную актрису. Что до польско-литовских корней родословного древа Станислава Васильевича, то были такие корни, все верно. Боковая и обедневшая ветвь то ли Потоцких, то ли Вишневецких… «Друг и соратник» любил, больше в шутку, конечно, упоминать о своем шляхетском происхождении, а генерал Орлов часто называл Станислава паном Крячко.
Сейчас, глядя на проплывающую за окошком «Пежо» столицу, пан Крячко тихонько мурлыкал под нос что-то вроде: «Порвались струны моей гитары, когда мы драли из-под Самары». Фальшивил он безбожно. Но пойди сделай замечание или попроси умолкнуть! Станислав Васильевич пребывал в абсолютной уверенности, что обладает отличным слухом и неплохим голосом. И разубеждать его Гуров как-то не рвался, знал, какой обидой это может закончиться. Да и примета хорошая: Лев знал, что эту песенку «друг и соратник» напевает лишь в превосходном настроении. Значит, впрямь нарыл!..
…Еще в понедельник Петр Николаевич связался с Кислогорским ГУВД, и вопрос о кратковременной командировке полковника Крячко был решен. Петр Николаевич сразу же поддержал идею Гурова. Возможность того, что смерть заведующего архивом и дальнейшие заморочки с письмом Лермонтова каким-то образом связаны между собой, казалась Орлову весьма вероятной. Утром вторника, то есть сутки назад, Станислав прилетел в Кислогорск. Кислогорские коллеги встретили Крячко без особой радости, букетов, салютов и фанфар не наблюдалось. Заезжих варягов нигде не любят, да и вновь связываться с убийством Иннокентия Кайлинского кислогорцам не улыбалось, но авторитет ГУ угрозыска МВД был достаточно высок. Пришлось связаться, и, как быстро выяснилось, не только с этим убийством.
Прежде всего Крячко поднял информацию по всем уголовным делам, возбужденным местными следственными органами в августе – сентябре прошлого года. И сразу обратил внимание на еще один висяк, еще одну насильственную смерть, случившуюся буквально за день до отбытия Иннокентия Кайлинского в Москву. Когда они с Гуровым накануне анализировали сводки по России, то не обратили на это убийство внимания, потому что профессия убитого указана не была.
Но в Кислогорске быстро выяснилось, что Алексей Константинович Андронов, труп которого обнаружили вечером четвертого сентября в кустах на обочине Переверзевского переулка, только два года как числится лицом, нигде не работающим. А до того трудился Алексей Константинович на кафедре истории русской литературы Кислогорского педагогического института. Был доцентом и заместителем заведующего кафедры.
Крячко сразу насторожился. Город Кислогорск… История русской литературы… Михаил Юрьевич Лермонтов… Как-то все это удобно укладывалось рядышком, тянулось друг к другу. Получалось, что чуть ли не в один день погибли насильственной смертью два человека, которые могли иметь, в силу своих профессий, отношение к наследию Лермонтова. Доцент кафедры истории русской литературы Андронов. Заведующий архивом местного краеведческого музея Кайлинский.
Тут уж даже Крячко решил, что простым совпадением это, пожалуй, быть не может. Статистически недостоверно.
– Работать пришлось, как шахтеру в забое, – посмеиваясь, пожаловался Станислав внимательно слушающим его Гурову и генералу Орлову. Крячко, до того, как они с Гуровым оказались в кабинете Петра Николаевича, успел подкрепиться половинкой жареной польской курицы и пребывал в благодушном настроении.
Выпустив в открытую форточку струйку табачного дыма, Станислав продолжил свой отчет:
– Поесть некогда было. Мотался по пресловутому Кислогорску, словно песик Бобик с высунутым языком. Решил я для начала навестить их пединститут, выяснить, с какой стати Андронов уволился. Тем более что вдова Кайлинского тоже в этом институте преподает. Английский язык. А мне, как сами понимаете, нужно было с ней встретиться. Местных же ментов я сориентировал на железнодорожные билетные кассы. Чтобы точно выяснили, на какой поезд и в какой вагон брал билет Кайлинский. Это раньше в проблему бы выросло, а теперь нам лафа – билеты только по паспортам продают, и сведения о проданных билетах хранятся не меньше восьми месяцев.
