– Над этим я не властен.
– Хорошо, пусть будет пейзаж, но только первого уровня... А если владелец картины вдруг захочет ее перепродать?
– Люди вкладывают в антиквариат деньги. Они хранят в нем свои капиталы, а вовсе не стремятся обогатить других. Вы сами видите, сколько картин всемирно известных художников уровня один, как вы их классифицируете, выставляется на торги в последнее время. Все они в большинстве своем осели в музеях и частных коллекциях. И потом: в любом деле есть риски. Да, существует вероятность, что полотно увидит кто-то, кто не должен его видеть. И что? Вы тут ни при чем. Принес незнакомец, выставил на продажу. А вы и не знали, что картина ворованная. С вашими артистическими способностями вы любого обведете вокруг пальца. Ну же, решайтесь!
Она колебалась. Старичок оставил ее на время в покое и занялся нежнейшим мясным суфле.
– Вы бы хотя бы представились, таинственный незнакомец, – попыталась пошутить она. – А то получается, что вы обо мне знаете все, а я не знаю даже вашего имени.
– Зовите меня просто: дядя Боря.
Ее брови удивленно поползли вверх:
– Мы родственники?
– Будем считать, что да. – Он отложил приборы. – Ну так что, племянница?
– И когда ждать... товар? Как насчет сроков... дядюшка?
– Я вам дам знак. Приду, как обычно, к вам в галерею, куплю какую-нибудь безделицу, и это будет означать, что через три дня на четвертый мы встречаемся на Казанском вокзале. В час ночи.
– Почему так поздно? И почему именно там?
– На вокзале легко затеряться. Я буду с чемоданом, будто жду поезда. Вы заберете у меня чемодан, в котором лежит картина. Глянете на нее осторожненько, шепнете мне на ушко свое предложение. Я устроюсь «дремать» в одном из кресел, вы легко меня найдете. Сколько вам понадобится времени, чтобы найти покупателя?
– Три дня, на четвертый... Думаю, за это время найду.
– То есть вы готовы на следующий же день отдать мне деньги? – обрадовался старичок.
– Думаю, да.
– Вот и замечательно! На том же Казанском вокзале.
– Но двадцать пять процентов...
– Мало, да?
– Маловато.
– Больше не могу предложить, любезная. Мне тоже надо на что-то жить.
– Так не вы ее украдете?
– Т-с-с... Не надо говорить таких слов. Чем меньше знает каждый из нас, тем больше гарантия, что предприятие ждет успех. Так что, племянница? По рукам?
У нее мелькнула мысль, что можно заработать гораздо больше. Можно вообще иметь все. Поэтому она кивнула:
– Согласна!
– Так выпьем за это!
Он лихо, по-гусарски, допил свое вино, она прикончила морковный сок, а заодно и креветку. У нее появилось предчувствие удачи, предвкушение успеха, и даже голова слегка закружилась, будто она пила не сок, а шампанское. Шальные мысли, словно пузырьки воздуха, поднимались вверх, заставляя все прочие думы, приятные и неприятные, осесть на дно, и от этого стучало в висках, а во рту было сухо. Ее глаза лихорадочно заблестели, а щеки зарумянились. Она уже знала, как все устроить.
Из ресторана она ушла первой, не дожидаясь, пока за дядей Борей приедет такси. А зря. Потому что она бы очень удивилась. Выйдя из шикарного ресторана, где он оплатил немаленький счет, «дядя Боря», оглянувшись по сторонам, потрусил к зебре. На пешеходном переходе он обругал лихо притормозивший джип, поправил сбившийся галстук и, очутившись на другой стороне улицы, воровато оглянулся еще раз, после чего нырнул в стеклянные двери метро.
...Домой она приехала в первом часу ночи. Московские пробки не рассасывались и тогда, когда для большинства людей рабочий день давно закончился. Опять стояло кольцо, но она об этом не жалела. У нее было время подумать.
«Неужели пришел твой час, моя звезда, моя надежда? Как долго я к тебе подбиралась и как долго берегла. Мне не хотелось портить наши чистые и светлые отношения. Но, видимо, время пришло. Мне все-таки придется тебя потревожить».
На кухне горел свет, и это ее удивило. Они все уже должны спать. Мама, папа, Ничка, Костик. Сладкие сны видит Тася. Наверное, забыли выключить свет. Они все очень безалаберные. А Тася так увлеклась обсуждением последних событий в коттеджном поселке «Забава», что выпила лишнего. Не стоит их ругать. Она щелкнет выключателем, поставив на этом дне жирную точку, и с чистой совестью тоже отправится спать. День, кажется, удался.
Она на цыпочках вошла в дом. Тишина. Значит, и в самом деле просто забыли погасить свет. Она прошла на кухню, но рука, потянувшаяся было к выключателю, бессильно опустилась. На кухне сидела мама. Сидела молча, но по ее лицу было понятно: случилось.
– Что? – одними губами, почти без звука, спросила Катя. Голос куда-то пропал. И первая мысль была: Ничка.
– Ты только не волнуйся.
– Говори! – теперь, напротив, вышло слишком громко. Елена Николаевна вздрогнула.
– Костик... – «Слава богу!» – Его забирают в армию.
– А как же отсрочка? – Катя уже говорила нормально. Главное – несчастье случилось не с дочерью. Да и несчастьем это назвать трудно. Подобное приключение брат переживает раз в год.
– Что-то там не срослось. – Мамины губы задрожали. – Он говорит, нужны деньги.
Катя почувствовала облегчение. Всего-то деньги!
– Хорошо, я заплачу.
– Надо много.
– Сколько?
– Пятьсот тысяч.
– Надеюсь, рублей?
– Не долларов же! – испугалась мама.
– Насколько я знаю своего брата, с ним может все случиться. И на любую сумму. Он хотя бы знает, кому надо дать?
– Он знает, – заторопилась мама. – Раньше получалось как-то вывернуться, а теперь не получается.
– Его что, выгнали из института?!
– Он восстановится.
– О, господи! Так сессия же еще не началась!
– Его не допустили.
– Это плохо. Но, мама, пятьсот тысяч?! Это где ж такие расценки за откос от армии?
– Так сказал Костик, и я ему верю!
– А я нет.
– Катя! Тебе что, для брата денег жалко?!
– Мне себя жалко. Тебя. Папу. Костик-то нигде не пропадет, даже в армии.
– Не смей даже думать об этом!
– А тебе никогда не приходила в голову мысль, что армия для Костика не самый худший вариант? Может, ему проще отслужить год?
Мама аж в лице переменилась. Замахала руками, вся затряслась, и в голосе появились слезы:
– Что ты, что ты! Армия – это же смерть! Там дедовщина, ужасное питание, телесные наказания! Костик этого не переживет! Я не хочу потерять единственного сына!
«А как же я? – вертелось у Кати на языке. – Ведь я же лучше, лучше собаки!» Но тут мама заплакала.
– У меня плохие анализы, – услышала Катя. – Я вчера была в больнице... Еще одна операция... Я не переживу...
– Почему же ты сразу не сказала?! У тебя что, обострение?!
– Пока еще ничего не ясно, – всхлипнула Елена Николаевна. – Надо обследоваться. И потом: Костик. Он мое все, понимаешь? Если с ним что-то случится... – по ее лицу потекли слезы.
– Да. Не волнуйся: деньги будут. Я заплачу за Костика и устрою тебя в хорошую клинику, где проведут полное обследование. Возможно, что и не понадобится никакой операции. Костик останется с тобой, и твои анализы придут в норму. Все будет хорошо, – машинально добавила Катя.
– Это последние деньги, – сбивчиво заговорила мама. – Больше его не потревожат. Ему придумают какую-нибудь болезнь, и он навсегда избавится от этого кошмара. От армии.
– Надеюсь, не шизофрению? – усмехнулась она.
– Не шути так. Катя, я знаю, что несправедлива к тебе. Да, я люблю Костика чуть больше. Но ты ведь сильная. Я уверена, что ты справишься со всем, что бы ни случилось. А он... Он такой...
– Он такой, какой есть, – жестко сказала она. – Успокойся: не пойдет в армию твой драгоценный Костик. Никто не будет его бить, унижать, кормить отбросами. Я же сказала: я все устрою.
– Катенька, ты – святая! Я знала, что ты мне не откажешь!
– Это все? Или случилось еще что-нибудь, пока меня не было?
– Вроде бы все.
– Тася трезвая?
– Конечно, трезвая! – горячо заговорила мама. – Но ты к ней не заходи, она спит. Устала очень, – и отвела глаза.
«Значит, пьяная. Итак, итог этого замечательного дня: Костика отчислили из института, у мамы плохие анализы, а Тася напилась. Картина маслом. И что ты будешь делать, Екатерина Алексеевна? Ты делаешь все, чтобы заткнуть эту дыру. С мамой еще ничего не ясно, это плюс. Тасе завтра надо устроить выволочку. Это минус, об этом тут же узнает весь поселок, и «Забаве» будет забавно, ну и пусть. Пусть я прослыву злой скандальной бабой, кровопийцей-эксплуататоршей, зато у меня в доме наконец-то будет порядок. Костик... С Костиком надо поговорить серьезно. Но все это завтра. Сегодня я слишком устала»
– Идем спать, мама.
– Да, да. Спать.
Они вместе поднялись по лестнице на второй этаж, где были комнаты ее и брата. Родители спали на первом этаже, но мама почему-то решила ее проводить.
– Я так тебе благодарна, дочка... Что ты обо мне заботишься... Дай я тебя поцелую, – она коснулась губами Катиной щеки. От нее пахло детством, немножко ванилью, капельку ландышами и еще каким-то особым материнским теплом. Катя почувствовала, что глаза стали влажными. Мама ее любит.
